– Танюш, действительно, оставайся на пару деньков. Купи пацанам сосисок, они и без тебя прекрасно обойдутся. Отдохнешь.
– Идея хорошая. Готовить на ораву мальчишек мне уже порядком надоело… Порыбачить, что ли, с тобой?
– Давай, давай соглашайся. – Вадим завлекательно задвигал бровями наподобие того, как это делал Сашка Лютов. Таня рассмеялась, все, пора сдаваться, хватит играть в порядочную девушку:
– Уговорил. Жди меня здесь, я быстро. Тебе привезти чего-нибудь?
– Обижаешь! Все с собой.
– Где встанешь?
– Вот там, – Вадим махнул в сторону небольшого холма на берегу реки.
– Хорошо, буду через два часа.
…Татьяна вернулась к вечеру, когда палатка уже стояла, а в котелке кипела уха из свежена-ловленной рыбы. Хорошая уха, с лавровым листом, молодой картошечкой. Они выпили фирменной стругановской настойки на березовых почках, поели ухи, посидели у костра… Ночью, часа за два до зари, Таня выскользнула из палатки и, аккуратно спустившись с крутого берега, скользнула в воду… На рассвете отлично клевало… Погода стояла удивительная, и даже вода, остывшая за ночь, днем нагрелась настолько, что Вадим тоже решил искупаться. Правда, все-таки замерз, посинел, покрылся гусиной кожей, в отличие от Тани, которая чувствовала себя рыбой в любой, даже августовской воде. Два дня, два волшебных, ласковых, полных воспоминаний и нежности… Промелькнули упреки, но так, слегка, как быстрые тучи на безоблачном небе. Татьяна даже и не догадывалась, что всколыхнула в Струганове их давнишнюю связь, она редко беспокоилась о мужчинах… Исключение – Глеб. Он почему-то зацепил за душу, вызывая щемящее чувство жалости, как вредный ребенок, от обиды убежавший в лес и потерявшийся там… Впрочем, о Глебе она тогда тоже не думала… Они много говорили, точнее, говорил Вадим, а Таня слушала: «Монадическая теория, солитоны, школа, ученики…» Вадик искренне верил в то, чем занимался, и это выгодно отличало его от большинства тех, кто пожинал плоды на ниве магии и энергетики. И именно это позволило ему подойти так близко, совсем рядом… И все-таки еще очень далеко. Очень.
К концу второго дня Таня поняла, что ничего не расскажет Вадику, не станет вносить смуту в его стройный мир… Он просто не примет. Так долго строил систему, и вдруг – неучтенные факторы… Но на рассвете третьего дня, когда прошел ярый утренний клев, прилетели аисты… Это было так неожиданно и волшебно, что она не удержалась. Вадик уже сложил улов, пересыпав его свежей крапивой, и она вволю наплескалась, когда в небе замелькали большие черно-белые крылья…
– Вадим, смотри, аисты! – Женщина выскочила из воды как была, совершенно нагая, с каплями воды на розовой коже…
…Вадим залюбовался: большие красноносые птицы садились и садились на скошенный луг в ста метрах от машины, такие разные, молодые, старые, даже можно различить по оперению и по росту, сзади захлопали крылья, еще одна птица взлетела откуда-то из-за спины… На мгновение Струганову показалось, что среди садящейся стаи мелькнуло обнаженное женское тело… Нет, не показалось – среди аистов стояла Таня, птицы обступили ее… Налетел ветер, защипало в глазу, Вадим стал тереть глаза руками, когда проморгался, женщины в стае не было видно – только птицы… Опять захлопали крылья, за стоящими машинами опустился на землю крупный красноносый аист. Вновь защипало глаза, когда же отпустило, с той стороны, где села птица, шла такая знакомая и такая непонятная Таня Вешкина, голая, какой выскочила из воды, когда закричала: «Вадим, смотри, аисты!», – держа в руке большое черное перо… Вадим попятился. Его вдруг обдуло ужасом, хотя в том, что произошло, ничего страшного не было. Видимо, все отразилось на его лице, потому что женщина не стала ничего говорить, молча нырнула в палатку, оделась, собрала вещи, сложила в машину… Черное перо бросила на переднее сиденье рядом с местом водителя. Вадим вдруг устыдился своего первобытного ужаса, стало неловко, он осторожно подошел сзади и обнял Таню. «Это же Танька, что я? Ничего же плохого, даже если все так, ничего плохого… – Вадим уговаривал себя: перестань, вот оно, теплое тело под руками – человеческое, знакомое, родное…» Наваждение потихоньку отступало, точнее, пряталось, забивалось в темные уголки души до поры – он знал, что вылезет однажды, но пока он заталкивал и заталкивал его поглубже. «Мне примерещилось, сон, фантазия, детские сказки». Женщина не отстранилась, повернулась, посмотрела прямо в глаза. Выдержать взгляд он не смог, заломило затылок.
– Понятно, – Таня криво усмехнулась. Грустная получилась усмешка.
– Нет, ты не понимаешь… Я не готов. Разве ты всегда ко всему готова? Скажи, ты родилась такой?
– Нет, не всегда. Но родилась я именно такой… Поняла не сразу.
Она выскользнула из его рук, но Вадим поймал ее ладони, прижал к своему лицу.
– Таня, ты человек?
Он почувствовал, как она вздрогнула. Сильно, всем телом. И задрожала, завибрировала, как лист осины на ветру. Вадик вдруг понял, что это не страх, не горе, а гнев. И что сейчас по ней струится сила… Ему не хотелось думать о том, что может эта сила… Таня внезапно отняла у него руки, отвернулась, прижала ладони к капоту. Струганову на минуту показалось: еще чуть, и не совладает с собой… Он почувствовал, как холодные струйки медленно потекли по спине… Первобытный страх пополз из закутков… Она справилась. Даже улыбнулась. Точнее, изобразила улыбку. Пояснила:
– Силы много, иногда, когда злюсь или обижаюсь, не знаю, куда деть, приходится заземляться.
– Ты не ответила на мой вопрос. Ты человек?
– Человек, человек, не надо меня бояться, Вадик. Это так ранит, ты просто представить себе не можешь. Привыкну, конечно, время нужно. Ты не думал, что можно быть не только человеком, а еще и частью чего-то большего – мира, травой, деревьями, аистами, например… И перетекать из одной сущности в другую… И не представлять угрозы? Сила, конечно, всегда власть, но иногда она всего лишь власть над собственной жизнью. Или телом. Допускаешь такое? Что можно никем не быть или всем, не знаю уж, как это объяснить. Люди придумали, что они венец творенья, поэтому выше всего на земле, а это не так… Ты даже не представляешь, насколько это не так… Ладно, понимаю, все слишком… неожиданно. Сама виновата. Не удержалась. Они, – она махнула рукой в сторону аистов, которые все прибывали, опускаясь на луг, – так красиво летели. Злюсь сейчас на себя. Знаешь, я как одна маленькая девочка. Хочешь, расскажу? Ничего чудесного, но многое объясняет. Хочешь?
Вадим кивнул.
– Так вот, у меня в доме есть соседи, пожилые евреи. Их дети уехали в Германию, ну а они не смогли, побоялись, что привыкнуть не смогут. Дети обосновались, внуков нарожали и решили навестить родителей. Приехали вместе с дочками. Маленькая еще в пеленках, а старшая девочка уже в начальную школу ходит. Так вот, она первые две недели все удивлялась: «Почему все говорят только на одном языке, это же так скучно?» Там, где она выросла, в маленькой колонии русско-немецких переселенцев, все говорят на двух, а то и на трех языках. Обычное дело. Я тоже из похожего места. Совсем недавно. Языки, правда, другие. Вот и весь секрет. Или почти весь, но это важно, я о сути. Понял? Легче?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});