Читать интересную книгу Феерия для другого раза I - Луи-Фердинанд Селин

у меня даже не осталось времени написать все то, что я должен, Лили, моему ангелу, им она была для меня… Я вам рассказываю с пятого на десятое, всего понемногу… вы думаете, что я должен бы вам все перечислить!.. Я держусь только настойкой наперстянки… Судьи Страшного Суда держат мои песочные часы в руках!.. они удивляются: «Грязный паяц! Еще месяц! а он не умер! Мерзость!»

Они удивляются!.. Возмущаются! вот их мнение обо мне! но я напишу их имена в Сент-Шапель! их имена золотом! на веки веков… их в конце концов схватят… люди захлебываются в извечной крови!.. они никогда не будут удовлетворены в полной мере… Им нужна арена, накачанные мускулы, атлеты, разрывающие на части тела!.. Я вам объясню все это позднее, если пеллагра меня не убьет…

Я, может быть, даже смогу ходить на костылях… трясущийся… дрожащий… я не уверен… меня тошнит, я блюю в ручей…

– Ах, ну кто же, кто его прикончит? Все уже украли! списали! выбросили!.. не дайте ему добраться до раковины!

Он меня не пустил!.. я жил без воды… ни посрать… ни поссать… Три недели, я это знаю… табурет мой прилип к заду… гноящиеся струпья!.. когда я выйду, если я выйду, я напишу вам прошение, вы меня поддержите! я больше не хочу! ничего терять!.. ни Бебера, ни Кочанчика, ни Нинив, другого кота, ни мою собаку Бесси…*[428] опять быть безвестным лекарем в предместье? может быть?… чтоб лечить только ревматизм?…

Первый месяц моя жена навещала меня в тюрьме, а потом они ей запретили.

– Он недостаточно ест! – вот что они сказали ей… – Он не опорожняется нормально!..

Доводы тюремщиков!

Клизма каждые две недели, горячее… вот средство!

Угрызения совести вас доконают…

Арлетт занимается всем, поддерживает меня по телефону, букетами цветов, которые собирается мне подарить… Она переворачивает песочные часы Суда как раз в тот момент, когда я уже собрался отдать концы…

– Он никогда не умрет!

Я жив только благодаря ей… у меня нет больше тела!.. почти не осталось души… Мир слишком жесток. Из-за этих мясников я лишился всего! Я узнал, как ужасны человеческие существа…

Жюль, каким тираном он был! Я вам рассказывал!.. но его я узнал уже на излете жизни… Когда не осталось сил!.. Я бы мог выколоть ему глаза, когда он лепил мою Арлетт нагишом… что меня бесит, так это текущая кровь! у него зоркие глаза, которые я бы ему выколол!.. как он меня презирал со своего постамента, тележки-подставки… вы можете рассуждать о греховности убийства… но я бы проткнул его кочергой… бааац! выбилбы глаз! Он меня нарочно провоцировал, называл бошем перед прохожими, консьержкой! Я должен был его прикончить!.. Тогда я оказался бы в тюрьме за убийство… И это было бы справедливо… Если бы я перечитал все страницы, как от меня требуют, я бы обнаружил множество скрытых мыслей… О, вы бы из этого ничего не сделали!.. ритм и вы! человеческая душа полна нечистого яда… оттуда все эти грязные мыслишки… Я душой и телом защищал ваши такие дорогие вам жизни! Я никогда никого не ограбил!.. Я никогда никого не обманул! Я даже никогда не пнул ногой пьяницу… доказательство – гуаши, статуэтки… в клоаке!.. все!

– Позируй, Арлетт! Позируй ему! Давай! Заголяйся!

Я ее подталкивал… Я все еще слышу свой голос…

Полуобнаженная, она была прекрасна… даже в зеленом свете газа… она спрашивала у меня разрешения… это было забавно… разрешение… на ее тело!.. я, который никогда ей ни в чем не отказывал… ничего не запрещал…

– Позируй ему, Лили!

Она хотела услышать от меня… она была сексуальной… театр всегда сексуален… это не мешало чувствам… у меня есть тому доказательство!.. тысячи доказательств!..

– Давай! Давай! Позируй ему!

Я прекрасно помню, это я настоял… она лежала на складной кровати… она преподносила ему как откровение дивные изгибы, певучие линии своего тела!.. эти длинные мускулистые ноги! результат занятий и дар божий…

– Я сделаю ее для тебя! только для тебя!

Арлетт из глины.

– Когда ты вернешься?

Сейчас он говорит обо мне, ушедшем… это понятно… он охранял Арлетт… может быть, так было бы даже лучше… думаю я… Она, возможно, не претерпела бы столько страданий, останься там, наверху, жить с Жюлем… Она была бы защищена! прикрывалась бы Жюлем! Папой Римским! по крайней мере, ее защищали бы четыре решетки на окнах! он бы торговал ею понемногу… ведь счастье переменчиво!

Это низко здесь, в яме, раздумывать, что было бы хорошо не брать на себя всю стаю! всех на себя! всю их поганую свору… я их подпускаю к себе, пусть напьются моей крови! Я люблю Лили, я ее люблю так, как никто и никогда, но я разбил ей жизнь… Она отличалась самопожертвованием, благочестием, я же не ценил ее! чем только она ни рисковала, чтобы пронести мне сюда, в тюрьму, маленький пирожок, дольку апельсина! апельсинового сока! ничего не поделаешь, когда вы весите чуть больше тридцати килограмм!.. Я вам выкладываю все, не раздумывая, что да как! Я не уверен, что не писал об этом выше, скажем, на… странице!.. Я поцелую вас, а вы испугаетесь!.. У меня столько всего, есть что порассказать, но для этого нужно прожить сто двадцать лет, не переставая писать, чтобы только рассказать вам о причинах… двести лет, чтобы начать рассказ о жизни… и все равно ничего не поймете!.. комиссия по расследованию меня бы арестовала, заключила в Крепость и вспорола бы брюхо… даже здесь, на бальтавской земле!.. Я бы оттуда не вырвался! Я бы прославил их имена, выбил в мраморе! и Заседателя из Посольства! и Министра! сраный римлянин! Подлюга! Не удивляйтесь! У меня есть на то причины! Я ославляю их и в своем романе! я пишу не останавливаясь! Я размышляю! прильнув ухом к скважине, распластавшись на мраморе, я слышу все! Я снова вспоминаю… как он соблазнял Арлетт, этот калека и ссыкун Жюль!.. кофе подействовал! точно! даже если они меня сейчас свяжут, я буду твердить: кофе подействовал! Есть такой сорт кофе – мокко, которого вы больше днем с огнем не сыщете! настоящий арабский кофе!.. несколько раз я был пьян от кофе! и от вишневой водки! а она вовсе не пила! я заставлял ее! я уверен, что он ее разжалобил! она растаяла! Я б наплевал на все в обычное время, но шушуканье в нашей деревушке! Я вам говорил: два проспекта, четырнадцать улиц, двадцать два переулка – Монмартр! Яд, две капли которого убивают все и вся! самый ужасный поселок на свете в смысле злостных сплетен! ничего подобного не найдется во всей вселенной! языками полощут, как нигде! Арлетт, позируя нагишом, развалилась на раскладушке! пиздой наружу! оказывается, я к тому же еще и сутенер! а он пишет ее акварельными красками! удовлетворяя возбуждение своих ляжек и ануса! куда бы я ни пошел!.. я все время думаю об этом… я думаю об этом… они были соучастниками… инстинктивно!.. ну, хорошо!.. Я – природный сводник, любящий звонкую монету!.. Сутенер, мать твою!

– Он продает прелести своей милашки! Он продает военные секреты! еще бы! конечно! Он продает лунные икры своей Лили! Он продает ее ангельские улыбки!.. Они лапают ее в четыре руки!.. Он продает бошам имена патриотов… Позор Монмартра и всей Нации – Фердинанд!

Лондонские радиостанции, ах, если б они хорошо ловились!.. Ничего не остается, как слушать грохот из окон!.. который несется с улицы!.. нет человека, больше заслуживающего виселицы, чем я, проживающий в доме 14 по проспекту Гавено, на 8-м!.. вот доказательство: они все распродали! мебель, квартиру, белье, одеяла!.. Семь рукописей моих романов! и еще обещали, что отнимут у меня все: пойми – aeternam![429] любовь!.. мои произведения!.. даже моих котов! Об этом везде вопят, болтают, трещат! по всем Би-би-си! от Фурш до Северного вокзала… нужно учесть, что новости о Роммеле пришли после моих подвигов! Гнусный Селин! самый мерзкий, дерьмовый бош, которого только можно себе представить! доказательством тому служит то, что Арлетт сразу же арестовали, как только я уехал 22 марта,*[430] работала большая бригада «чистильщиков»! Они выгнали из дома мою слепую мать, украли все, что видели, сожгли семнадцать рукописей, продали на «Блошке» простыни, они, правда, не знали ни про «Банду гиньолей»… и про «Крогольд» ничего… и про «Бойню»… Они запихнули все это на склад, но так как не смогли заплатить за хранение, все было распродано в Зале Дрюо втихую.*[431] А, я в курсе этих махинаций… Есть целые семьи «чистильщиков», у которых полно моих безделушек!.. Я не могу обратиться в следственную комиссию с обвинением: вы поддерживаете пиратов!.. Они меня наградили еще одним ярлыком: клеветник, и т. д., я-то, кто уже заплатил так дорого! хватит на две, три, четыре Республики! Никогда я снова не куплю раскладушку!.. А наследство моей матери! Они его просрали! просрали еще до того, как мама умерла! О, но теперь я очень осторожен! Я жалуюсь на всех кстати и некстати! Вы скажете: «Вы так низко пали, что должны бы покончить с собой!..» Ладно!.. когда я буду умирать, то приду, чтобы сказать вам: это в память о животных, а не о людях! в память о Кочанчике, о Нане, о Саре, моей кошечке, которая ушла однажды вечером и не вернулась,*[432] о лошадях с фермы, о животных-спутниках, которые, как люди, страдали не менее тысячи раз! кролики, совы, дрозды! которые провели с нами столько зим! на краю света!.. смерть моя будет легкой… я отдам свое сердце животным… я избавлюсь от вас, от ваших извращений, от ваших домыслов!.. Я избавлюсь от тетушки Эстрем! от Клеманс! от грубияна Тото!.. Они больше не будут танцевать в моих стенах!.. Хорек больше не будет разбивать свою голову… Я не хочу принять смерть от палачей! Они тут же украли бы у меня Бессмертие!