В эти же минуты, преодолевая коридоры и трапы, Севченко с Петровым шли на мостик. Сохраняя молчание, мрачный Валентин Григорьевич вышагивал первым. Лицо Андрея Николаевича, следовавшего вторым, было не менее озабоченным.
Молча поднявшись по ступеням последнего трапа, они оказались у заветной дверцы.
— В сторону! — оттолкнув Еремеева, два капитана вышли на мостик.
Узнав начальство, старший помощник будто стал ниже ростом. Втянув голову в плечи, он отошел к выходу на левое крыло и суетливо начал снимать показания метеорологических приборов.
Второй помощник Банник при появлении капитанов разгладил усы и заулыбался. Законная власть на судне ему нравилась куда больше, чем нагловатое поведение самозванцев.
Радист Зорькин слегка поник, но в целом подобное развитие событий его не расстроило. Если старый и новый капитаны возьмутся за дело сообща, то, возможно, ситуация выправится.
И только один Тихонов, имея довольно упрямый характер, решил не сдаваться.
— Отставить все приготовления! — рявкнул Севченко.
Но рулевой матрос успел перевести ручку машинного телеграфа в положение «Полный вперед», после чего подскочил к переговорному и продублировал голосом ту же команду.
— Какое к черту «вперед»?! — шагнул к переговорному Петров.
Но было поздно — динамик прохрипел голосом Черногорцева:
— Есть полный вперед…
* * *
Группа матросов втискивала очередную бочку с соляркой в продолбленное в нескольких метрах от носа «Громова» углубление. В крышку уже был вставлен детонатор, по льду тонкой змейкой вилял провод. Работа не ладилась — углубление оказалось маловато, тяжелую бочку уже вторично приходилось вынимать и заново долбить лед.
Внезапно шуга в небольшой полынье под кормой ожила, вспенилась, забурлила. Секунду «подумав», судно пошло вперед, натолкнулось носом на толстую льдину и с невыносимым скрежетом стало забираться на ее край.
Не ожидавшие этого матросы, бросив работу, запаниковали. Увесистая бочка, потеряв опору в виде десятка рук, опрокинулась на бок и покатилась под уклон, увлекая за собой провода.
Стоявший неподалеку Долгов пришел в себя первым.
— Ложись! — крикнул он, оттолкнув в сторону одного матроса и накрыв своим телом другого.
Пока «Михаил Громов» медленно сползал обратно в полынью, бочка набирала скорость и летела прямо на доктора…
* * *
Радист Зорькин стоял на мостике и потерянно смотрел в окно.
— Не взяли…
— Все у меня под суд пойдете! — подбегая к переговорному устройству, пообещал Валентин Григорьевич. Схватив микрофон, он произнес строгим поставленным голосом: — Машинное, Севченко говорит. Стоп машина!
В машинном отделении от работы всех главных дизелей было шумно. Тем не менее голос «арестованного» капитана Черногорцев узнал.
Получив команду, он пожал плечами и обернулся к матросам-механикам:
— Суши весла! Опять белые в городе…
Подчиненные поочередно заглушили дизели; в машинном стало значительно тише.
Но ненадолго. Буквально через секунду борта и переборки сотряслись от прогремевшего где-то неподалеку взрыва.
* * *
Катившаяся на матросов бочка прыгала, наскакивая на снежные кочки.
Наблюдавший за бешеной скачкой Долгов закрывал собой молоденького матроса из боцманской команды и прокручивал в памяти картинки из собственной жизни — сколь длинной, столь же и неудачной.
О подрыве бочки он почему-то не думал — больше опасался того, что она попросту раздавит их с матросом.
Но вышло по-другому.
Врезавшись боком в очередной снежный бруствер, находившийся метрах в семи-восьми, она высоко подпрыгнула и внезапно превратилась в стремительно разраставшийся огненный шар.
Взрывная волна больно ударила по ушам. Лицо и руки обдало невыносимым жаром. Долгов уткнулся в плечо матроса и еще сильнее прижал его ко льду…
Спустя несколько секунд он понял, что опасность миновала, и, открыв глаза, осмотрелся.
Вокруг горели многочисленные пятна солярки. В снегу торчали куски металла, из которого была сделана взорвавшаяся бочка.
Долгов тяжело поднялся, затушил горящий бок куртки.
— Целы? — спросил он копошившихся неподалеку моряков.
Те вяло кивали и отряхивали одежду от снега.
— А ты как? — Доктор помог подняться спасенному парню.
— Нормально. Только уши заложило и, похоже, ресницы опалило.
— Это ерунда — новые отрастут…
Вдруг он почувствовал, как в боку нарастает боль, все сильнее и сильнее «стреляя» при каждом сокращении сердца. Он ощупал бок через одежду и посмотрел вниз.
На куртке зиял аккуратный ровный прорез длиной около десяти сантиметров. А по внутренней подкладке на снег крупными каплями стекала кровь.
Расползавшееся по снегу красное пятно заметил и стоявший рядом матросик.
— Что с вами? — озабоченно спросил он.
Но Долгов лишь качнул головой, почему-то улыбнулся и стал медленно оседать на снег…
* * *
Кукушкин ворвался в кают-компанию в самый разгар массовой драки.
— Ребята, вы что, с ума сошли? — с обидой и недоумением протянул он, увернувшись от брошенного кем-то стула.
Однако в пылу сражения на пилота никто не обратил внимания.
Тогда он набрал полную грудь воздуха и громко крикнул:
— На льду только что убило нашего доктора!
Ближайшие к нему драчуны прервали свое занятие сразу. Остальные — по мере того, как в большом зале становилось тише. Последним не утихал матрос, боровшийся с Беляевым.
— Да подожди ты! — цыкнул на него полярник. И, оттолкнув, крикнул через весь зал: — Повтори, что ты сказал!
— Только что взрывом убило нашего доктора, — негромко, но отчетливо проговорил вертолетчик.
Известие о смерти Долгова разнеслось по судну со скоростью молнии. Узнав об этом, Севченко первым покинул рулевую рубку и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал по трапам вниз. За ним последовали Петров с Банником. На мостике остался Еремеев.
Выскочив на палубу, Валентин Григорьевич первым делом бросился к леерным заграждениям, но Петров упредил:
— Вот они — на палубе!
Тело Долгова успели поднять и несли к надстройке по палубе вдоль правого борта.
Севченко подлетел к группе матросов, те осторожно положили тело на палубу. Капитан упал перед ним на колени и попытался нащупать на шее приятеля пульс. Но Цимбалистый остановил его, жестом объяснив, что тот уже мертв.
Подняв голову, Валентин Григорьевич обвел собравшихся взглядом, полным ненависти…
К группе, окружившей тело судового врача, со всех сторон подходили все новые и новые члены команды. В жутковатой тишине были слышны только завывания снежной метели. Все выглядели подавленными.