— А та история с Татьяной Петровой и родившейся тут девочкой, нам казалась вообще страшной байкой. — Всхлипнула Леся.
— Господи, твои пути неисповедимы, — возвела глаза к небу, подбежавшая первой почувствовав неладное, жена Никитина.
— Ты чего пригналась, — заворчал он.
— Так, ведь торопились, а тут все обнимаются, вертолёт вместо того, чтоб лететь приклеился к земле. Понятно, что не порядок.
— Порядок, как раз. Видишь, все нашлись, спустя целую жизнь.
— А говорят судьбы нет, — всхлипнула опять Леся, — что же тогда это?
А народ продолжил собирать пирамиду. Первыми сложили командира с женой. Так и сказали:
— Нашлись на просторах страны Лиза с Ильёй.
— Непросто нашлись, а привели, Александр Николаевич, всю свою историю сюда, на «Затон».
— Да, дела…
— Где же жена командира узнала, что та история с Татьяной Петровой произошла именно здесь? — волновалась пропустившая всё жена Никитина.
— Здесь и узнала.
— Откуда же?
— Мозговой и рассказал.
Женщины ахали:
— Надо же такому случиться.
Видя задержку отлёта «птицы», вызов медика и непонятное мельтешение у борта к посадочной площадке побежали по примеру Никитиной офицеры.
— Что здесь происходит? — подлетел к Никитину замполит. — Фу, чем это от тебя воняет?
— Валерьянкой, выпей пригодится.
— Батюшки, какие мы нежные, что за дела?
— Тимофей Егорович, — отец нашего командира.
Юра не поверил.
— Иди ты сочинитель, они же виделись не раз.
Но Никитин не настаивая продолжил:
— А жена его Лиза, дочка той Татьяны Петровой, что умерла тут при родах и Ильи Дубова, друга Мозгового. Вон он стоит с ней, видишь.
— Это что прикол?
— Юра, точно так и есть. Мы уже все приложились к валерьянке, налить. — Предложила медсестра.
— Чушь какая-то.
— Продаём, за что купили.
— Ни хрена не пойму, давай, Леська, глотну твоего пойла.
— Вон начштаба бежит, оставьте ему, — предупредила Никитина.
— С чего здесь всё закрутилось-то? — Вытер лоб, сняв шапку, подлетевший начальник штаба. И услышав краткий рассказ, проглотил язык.
— Мозговой и Дубов, узнали Лизавету Александровну. Ну и понеслось. — Просвещал вновь прибывших Никитин, отхлебнув для верности ещё и корвалолчика. — Кошмар, какая гадость.
— Кто б подумал, что это реальная история. Так передавали из уст в уста, как легенду «Затона», а оно вон во что вылилось. — Взяла под руку Александра Николаевича жена Мария Ефимовна.
— Это значит Татьяна Петрова не миф, она сосуществовала на самом деле и косточки её тут мокнут под этим мхом. — Вздыхали, вытирая слёзы женщины. — И тот проклятый охранник на самом деле её насиловал у него на глазах.
— Ужас какой, — шушукался, набежавший народ.
— Тише, командир идёт.
Илья действительно подошёл к своим замам.
— В курсе уже?
— Не чувствуешь что ли валерьянкой воняет, стакан уже приговорили. — Изрёк за всех замполит.
— Меня всё равно отпустили, как бы проводить мать, до утра я свободен. Поэтому ничего я вроде бы не нарушаю.
— Ты полетишь?
— Полечу. Такая карусель в башке. На тебе ключи от нашей квартиры, проверь всё ли там отключено, и не забыли ли чего взрывоопасного. — Невесело пошутил он. — Мы будем у отца, если что, найдёте. Телефон Мозгового у тебя есть. Смотрите тут в оба, а то все всклокочены сегодня. Олег, где ты?
— Здесь я, товарищ майор. — Просунулся сквозь толпу командир стартовой батареи.
— Прошу тебя, не экспериментируй тут без меня, чтоб ЧП не повесить на дивизион.
— Не переживайте вы так. Я могу и дома посидеть.
— Я тебе посижу, — взвился замполит, — а твой молодняк я буду пасти.
— На вас не угодишь, — вздохнул, хотевший сделать, как лучше Олег.
Седлер волновался, замы, обменявшись прощальным рукопожатием, обнялись.
— Давай командир лети, не тревожься, всё будет путём.
Забрав пассажиров, вертушка взмыла в небо и, сделав прощальный круг над «Затоном» ушла на Норильск.
— Что скажешь замполит, — огрел Юру по спине начальник штаба, чего-то ты язык зажевал?
— Горло занято дрянью медицинской. Наглотался с дуру. Всё равно ни фига не помогло. Не могла Леська догадаться бутылку коньяка с собой прихватить. От него больше толку, а тут пузырь выхлебал и ни в одном глазу. Сердце выскакивает.
— Скажешь что?
— Пошёл на хрен, что тут скажешь, блат теперь у нас на комбинате, в городе и Москве железный будет.
— Кто про что, а ему б чего было и от кого для дивизиона урвать, — разозлился комбат. — Я, о другом, как может вот такое в жизни быть, чтоб все в одной точке сошлись.
— Я тебя понимаю, но с меня-то ты чего хочешь.
— Интересная же ситуация.
— Партия об этом круто умалчивает, — озлился замполит. — И в учении Ленина на эту рвущую сердце тему ни-ни. Слышал, перестройка объявлена, может там, в небесной канцелярии тоже что-то сдвинулось.
— Паны дерутся, а у холопов всю жизнь чубы трещат, так, кажется, говорят, — зябко поёжился начштаба. — За что у людей жизнь забрали, заметьте не деньги, имущество, а жизнь.
— Голливуд. — Восторженно вздохнул комбат. — Жаль у нас никто не купит, а то можно было сюжет продать кинематографу.
— Ты лучше чеши кабину настраивай, а то не фурычит, я уж Седлера не стал расстраивать, а чего кому продать это тыловики соображают пусть.
— Начальник штаба озверел с валерьянки, — скривился комбат. Надо подлечиться коньячком. Кто-то что-то такое про него проговаривал или мне послышалось?
— Он прав душу разрывает, подняли и мёртвых и живых, — поддакнул начштаба.
— Ладно, уболтали, — согласился замполит, — по три рюмки не больше, а то действительно надо живот после валерьянки успокоить, стресс так сказать с него снять. Пошли в мой кабинет, у меня трофейный есть.
— Откуда трофейному взяться?
— Из грелки. Солдату из Грузии в грелке чачу прислали, а я в бутылку перелил.
Закрывшись в кабинете, они разлили по стаканам коньяк, поломав на закуску шоколадку «Спорт». Давайте по тосту, это точно не пьянка, а скорее лечение. Решили они.
— Юрок, давай начинай, твой же кабинет.
— За ребят, что играли здесь с судьбой в кровавые прятки. Разливай начштаба и давай ты говори.
— За нас, несущих службу на самом краю земли. За «Затон». Комбат твоя очередь разливать и говорить.
— За безумно любящих баб. И ту, что лежит тут на «Затоне» и ту, что прижалась сейчас к плечу Мозгового. За наших девчонок, что греют наши отмороженные службой бока.
Семья