– Погоди. Когда мужика подбросило в воздух и шмякнуло об асфальт – это что, результат гипноза? Да ладно… когда меня самого приложило о елку так, что я отключился, – это гипноз?
– Да, Леша. Да. И открываются раны, и течет кровь, и слышатся голоса… Девка сама не ведает, что творит, у нее легкая форма дебильности в медкарточке прописана.
Аспирин поперхнулся:
– Что?!
Вискас махнул рукой:
– Были мы в городе Первомайске. Мать, Кальченко Любовь Витальевна, два года как на заработках в Португалии, и оттуда нет ни слуху ни духу. Там же и отчим, и младшую дочь они увезли с собой. Алену Алексеевну оставили прабабке – слепой, глухой, восемьдесят два года ей. Бабка за внучкой, конечно, не уследила. Тем более что внучка всегда была со странностями. Училась в специнтернате для детей с пороками развития.
– Алена?!
– Гримальская Алена Алексеевна, девяносто пятого года рождения.
Аспирин помотал головой:
– Ерунда. Какие пороки развития…
– А пороки, Леша, бывают разные.
– Совсем взрослый, развитой ребенок…
– И ходит с медведем? – мягко спросил Вискас. – У меня племянница того же возраста, так ей уже танцы-манцы, помада, пацаны. А те байки, которые она тебе рассказывала? Это нормально?
Аспирин молчал.
– Из интерната она исчезла на каникулы в конце мая, – серьезно продолжал Вискас. – И первого сентября не нашлась. Бабка – в несознанку. Какой с бабки спрос? У тебя девка появилась – когда ты сказал?
– В августе. Тринадцатого числа.
– Ага. Значит, два с половиной месяца ее где-то носило. Летом беспризорщина отправляется гулять.
– Витя, она пришла в чистой футболке и очень чистых носочках. У нее вообще пунктик по части аккуратности. Какая беспризорщина?
Вискас выпустил струю вонючего дыма – точь-в-точь небольшой химический завод.
– Какой гипноз?! – Аспирин говорил громче, чем хотел, и хорошо, что в кафе было пусто. – Собаку кто порвал пополам? Или собаку до того загипнотизировали, что она сама треснула?
– Не собаку, а тебя, – тихо сказал Вискас. – Ты видел, что ее порвали. А на самом деле ее, может, просто отозвали те малолетние идиоты. Поняли, что дело плохо – Шарик, иди сюда, и все такое.
– Абель, – сказал Аспирин.
– Что?
– Собаку звали Абель. Я запомнил.
– Молодец, – Вискас усмехнулся. – А знаешь, я ведь перед тобой виноват. Когда ты меня позвал – в тот самый первый раз – я ведь поверил ей, а не тебе. Хотя тебя я давно знаю, а ее, соплячку, в первый раз видел. Вот же черт, как она все обставила!
– Кто порезал тех бомбил в моем доме? Я своими глазами…
– Им внушили, что на них напало чудовище. Может, они, защищаясь, друг друга порезали. А может… Ты знаешь, что если утюг приложить – ожог будет, хоть утюг и холодный? Ты знаешь, как у людей после тех сеансов рубцы рассасывались, седые волосы снова чернели – слышал о таком?
Аспирин взялся за голову. Перед глазами качнулись обрывки распиленной цепи наручников.
– Ой блин, – сказал Вискас. – Ты так и ходишь?
– А толпе что-то внушить в одну секунду, привлечь внимание… целой толпе народу… В переходе, где никому ни до кого… Так, чтобы приличная баба кинулась драться?
– Когда? – Вискас нахмурился.
Аспирин рассказал. Вискас закурил новую папиросу, сокрушенно покачал головой:
– Во дает девка. Ей стадионы собирать – мало будет. Ты видел, Леша, полные стадионы сомнамбул? Я видел.
– Почему я везунчик? – глухо спросил Аспирин.
– Потому что дело против тебя закрыто.
– А? Значит было дело?!
– А как же, – благодушно ухмыльнулся Вискас. – Уклонение от налогов в особо крупных, убийство по неосторожности, еще кое-что… Я тут ни при чем, так что не смотри так. Я, наоборот, сделал все, чтобы тебя отмазать.
– Убийство по неосторожности?!
– Я же говорю – закрыли.
Аспирин молчал, пытаясь осмыслить его слова.
– А может, и к лучшему, – задумчиво предположил Вискас. – Спровоцировали ее наконец-то проявить себя при свидетелях. Так, чтобы махровым цветом. Чтобы ясно было, откуда ноги растут.
– Приступ ужаса, – шепотом сказал Аспирин. – Прямо… шок.
Вискас покивал:
– Ходячее психотропное оружие, вот что такое твоя Алена. И, понимаешь, кто-то ведь ее натаскал за то время, за те пару месяцев, когда она из интерната смылась, а к тебе еще не пришла. Скорее всего, тот чудак, о котором ты писал в газете, что «зеркало инеем взялось».
Аспирину вдруг сделалось стыдно. За ту дурацкую статейку-«письмо».
– Когда она в следующий раз пойдет в переход играть? – по-деловому осведомился Вискас.
– Не знаю.
– Вот что, Леша. Как увидишь, что она куда-то собралась без медведя – позвони мне.
– С какой стати? И… подожди, а почему без медведя? Ты что, все-таки веришь, что мишка – монстр?
– Она верит, вот в чем все дело. Нельзя подставляться. От внушения такой силы трудно уберечься, если даже психически здоровых мужиков скручивает, как котят.
– А если бы не скрутило? – спросил Аспирин. – Если бы они меня… Куда бы, кстати, повезли?
– Да ладно, – Вискас затянулся. – Проехали.
Аспирин опустил голову. Благодушие Вискаса не радовало его, а сообщение о моментально заведенном и молниеносно закрытом деле не вызывало доверия. Блеф? Сказка?
– Она придумала себе сказку, – пробормотал Вискас. – Про мир, из которого она якобы пришла, про брата, которого ей якобы надо спасти. Ну вот хочется мелкой, чтобы у нее был брат. Надо ее к психиатру хорошему, и, конечно, этот первомайский интернат – такое, прости Господи, очко…
– Погоди, – сказал Аспирин. – Я чего-то не понял – так она мне дочь или нет?
* * *
Дождь перестал.
Аспирин шел дворами, едва волоча ноги.
Вот эта арка. Разрисованные малолетками стены. Вот тут стояла «новоявленная Алена Игоревна»… Вот тут ее поставили. На пути Аспирина, который всегда идет от гаража одной и той же дорогой.
Вернее, ходил – до происшествия с собакой.
Он миновал арку, задержав дыхание – непреодолимо воняло мочой. Вышел в следующий двор. Мусорный бак стоял на прежнем месте, на краю его облезлым изваянием возвышался кот.
Аспирин прошел дальше – к детской площадке. Теперь здесь никого не было, в раскисшей песочнице стояла лужа, к скамейке прилип мокрый листок рекламной газеты.
Аспирин замедлил шаг и остановился. А чего он, собственно, ждал? Что они сидят здесь и ждут допроса?
Дворник, пожилая изможденная женщина с крашеными хной волосами, собирала гнилые листья железным веером на длинной ручке.
– Скажите, пожалуйста…
Женщина обернулась.
– В этом дворе у кого-то есть бультерьер?
– А что, опять покусали? – охотно отозвалась женщина. – Тут у нас вечно… По двадцать собак в одном подъезде, а бультерьеров три или четыре. Ребенка в прошлом месяце зашивали вот… Сволочи. Что хотят, то и делают! Уж и подписной лист собирали, в милицию, а они приезжают – тех дома нет. Собаку то увезут в село, то привезут, а ментам рассказывают, что сдохла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});