так похожи на ее собственные роды, что потеря этого ребенка была похожа на то, как она потеряла свою собственную малышку?
– Рыба рано пошла на нерест, – сказал Рич. – Я подумал, стоит сходить посмотреть.
Его слова повисли в воздухе, невысказанный вопрос.
– Возьми с собой Карпика, – отозвалась Коллин.
Рич
Они присели у берега напротив водозаборной трубы и уставились в воду, такую прозрачную, что можно было легко разглядеть дату выпуска у лежащей на дне монетки, и такую холодную, чтобы вмиг заморозить воздух в легких.
– Вот там один! – крикнул Карпик. Он попятился назад и наткнулся на Рича. – А вон еще! – Он вскарабкался на руки Рича. Тот засмеялся.
– Они же тебя не укусят.
Затаив дыхание, Карпик во все глаза смотрел, как лосось поднимается вверх по течению. В обхвате каждая рыбина была по двенадцать дюймов, длиной – примерно с домашнюю кошку, из деформированных челюстей торчали длинные зубы. Когда Рич был маленьким, лосося было настолько много, что ручей становился красным.
– А куда они идут? – спросил Карпик, хотя Рич уже объяснял ему, что такое нерест.
– Они возвращаются домой из океана, чтобы отложить икру перед смертью, – стал объяснять Рич, стараясь его не напугать. – Их тела удобрят почву, помогут деревьям вырасти высокими. Они возвращаются, чтобы умереть там, где родились и где родились их родители, а до них – родители их родителей.
– Но откуда они знают, куда надо плыть? – Карпик осмелел настолько, чтобы отойти на полшага в сторону.
Рич пожал плечами.
– Они учили, где какой ручей. Прямо как ты.
– А мы можем поймать одного?
– Нет. Для этого нужно иметь лицензию. Юроки могут ловить лосося, но только в миле от реки. – Рич кивнул на поток рыбы. – А эти ребята заплыли уже слишком далеко. Ты только посмотри.
– Три, четыре, пять! Как их много! – Карпик побежал вдоль берега – как и Рич в свое время. Первый лосось, которого он поймал в сеть, был таким тяжелым и сильным, что легко мог быть затянуть Рича в воду и утопить, если бы на помощь не поспешил Ларк. – Они быстрые! – Карпик вернулся, запыхавшись, и сел рядом с Ричем, чтобы перевести дух. – Жалко, что мамы с нами нет.
– Мама их уже видела.
– Просто было бы здорово, если бы она пошла с нами.
– Да, Печенюшка. Было бы здорово.
12 сентября
Коллин
Старые шины, лежащие вдоль тропинки, ведущей к входной двери Робли и Элизы, были засажены ирисами. Некоторые из них увяли и погибли, а некоторые цвели пышным цветом, словно росли в теплице. Удивительно, если учитывать, что дом стоял на дне узкого тенистого оврага, совсем рядом с домом Мелоди Ларсон. Кит отвез ее к своей маме, в Эврику, чтобы она не оставалась одна.
Коллин забрала запеканку с тунцом с соседнего сиденья и закрыла дверь пикапа, толкнув ее бедром. Дождь усеял крышку из фольги блестящими каплями. На крыльце стояла детская коляска. В прошлый раз Коллин пришлось оставить фаршированные яйца на коврике перед дверью, но сегодня Робли вышел ей навстречу. В дом он ее, впрочем, не пригласил. Лицо у него было красное, потрескавшееся – все от работы на открытой воде.
– Как она? – спросила Коллин, становясь рядом с ним под навесом. Робли пожал плечами.
Коллин пришлось надавить на живот Мелоди Ларсон, чтобы вытолкнуть послед. К тому времени, как он с влажным шлепком упал в ведро, ребенок уже перестал дышать. Завтра она поедет на отпевание.
– Доктор сказал, что она была идеальна, – сказал Робли. – От пальцев ног до самых бровей. Просто у нее не было мозга, который объяснил бы ей, как дышать.
Коллин потребовалось мгновение, чтобы понять смысл его слов.
– О, – сказала она. – Мне так жаль. Я не знала.
Она оглянулась на дом Ларсонов. Рассказал ли кто-нибудь Робли о ребенке Мелоди, о его отсутствующей верхушке черепа? Может быть, они с Китом стояли здесь, на крыльце, пили пиво вместе. Соседи, объединенные одним общим горем, общим ужасом.
Робли наморщил нос, словно пытаясь сдержать слезы. Он провел пальцем по ржавой шляпке гвоздя, торчащей из перил.
– Элиза мне все говорила, что нужно их починить, что ребенок может пораниться. А я подумал – куда спешить, понимаешь? Она же не сразу начнет повсюду ползать. – Робли шмыгнул носом, повернулся ухом к двери, прислушиваясь к Элизе. – Ты знаешь, что Дэниел вернулся? Он теперь ученый. Кандидат наук. Учился в колледже и всякое такое. – Коллин ощутила, как краснеет ее лицо, но Робли, казалось, этого не заметил. – Кажется, его мама очень больна, – продолжил он. – Он к нам заходил. Считает, что это все может быть связано с ядом, который использует «Сандерсон». По правде говоря, когда они распыляют отраву с вертолетов, особенно весной, когда начинается сезон вырубки, ощущается это не очень. Даже вода из-под крана приобретает привкус яда. – Робли покачал головой. – Не знаю. Он казался каким-то ненормальным. Хочет, чтобы мы подписали петицию, запрещающую «Сандерсону» распылять отраву. – Робли хмыкнул. – Как будто его можно остановить какой-то чертовой петицией.
На мгновение он вроде бы воспрял. Коллин знала, что бывают моменты, когда ты забываешь о своем горе, пусть даже всего на несколько секунд.
– Впрочем, я об этом задумался. Видела ирисы, которые выращивает Элиза? – спросил Робли, и Коллин повернулась, чтобы бросить на них взгляд. – Недавно мимо проезжал грузовик – обрабатывал сорняки на обочине. Всю эту дрянь смыло к нам вниз. А у Гейл Портер, которая живет неподалеку, погибли все пчелы.
Оконные стекла начали тихо дребезжать: из-за поворота показался груженый лесовоз. Робли подождал, пока он проедет мимо.
– Я этой отравы не боюсь, – продолжил он, когда шум грузовика стих и вдалеке послышался визг тормозов. – Но что, если он прав? Что, если они нам просто не рассказывают обо всем этом дерьме? – От сковороды поднимался аромат запеченного тунца. – Давай я. – Он взял запеканку. – Элиза уже неделю не выходила на улицу. Я ухожу на работу, возвращаюсь через три дня, а она как будто вовсе не двигалась.
– Это нормально, – произнесла Коллин, чувствуя, как в груди поднимается волна печали. – Такое бывает, особенно… Особенно после такой большой потери.
– Спасибо за это. – Робли кивнул на запеканку. – И за то, что отвезла ее в клинику, когда я был на работе. Я тебя за это так и не поблагодарил.
Потом Робли ушел, а Коллин вернулась в свой пикап и поехала по подъездной дорожке – мимо ирисов, растущих в своих шинах-клумбах, мимо пустого одноэтажного дома Мелоди Ларсон, мимо ржавеющих белых ульев во дворе Гейл Портер.