Читать интересную книгу Красный тайфун (litres) - Владислав Савин

– Ни в коем случае не дергайте ручку и газ резко. Может возникнуть срыв потока, и не на крыле, а на воздухозаборнике – что вызовет такую гадость, как помпаж движка. Попросту – или мотор просто остановится, а без него Р-80 летает не лучше топора, так что на вынужденную посадку не рассчитывайте, а запускать турбину в воздухе до того, как врежетесь в землю, это игра в русскую рулетку. А в худшем случае будет пожар двигателя – и тогда молите бога, если скорость достаточно мала, чтобы выпрыгнуть. Экспериментально установлено, что при четырехсот пятидесяти милях выбраться из кабины невозможно, особенно при пикировании, – а эта малышка в добром настроении разгоняется и до пятисот тридцати. Да, именно так – ведите себя с ней как с девчонкой, нежной и не терпящей грубости – может быть, тогда вы не забудетесь и в воздушном бою не станете шуровать ручкой, как дубинкой в драке. И эту науку вам придется постигать здесь самостоятельно – двухместных учебных машин еще нет. А сейчас я расскажу вам, как на этой стервочке садиться – с непривычки это едва ли не сложнее воздушного боя.

Инструктор оказался прав – Джимми чуть не разбился тогда, в первом же полете. Хотя надо было всего лишь взлететь, сделать «коробочку» вокруг аэродрома, никакого пилотажа, лишь почувствовать, как реактивный себя в воздухе ведет, и сесть. Но одно дело услышать, что у этой стервы высокая посадочная скорость и очень пологая глиссада – и совсем другое – сидеть в кабине во время процесса! Как выдержать курс захода на посадку, если при низкой глиссаде полоса попросту не видна вдали? На медленный, плавный сброс газа, как учил инструктор, самолет сначала не отреагировал вовсе, а затем так же плавно и неудержимо пошел вниз, Джимми облился холодным потом и так же плавно прибавил турбине оборотов, прыгать с парашютом на такой высоте нечего было и мечтать! Но если «уорхок» буквально ходил за газом, лишь двинешь вперед, и уже ускорение вдавливает тебя в спинку, то у этой сволочи оказалась на редкость замедленная реакция, земля была совсем рядом, когда самолет наконец прыгнул вверх! И снова приходилось гасить скорость, молясь, чтобы не упасть – в итоге плюхнулся с большим перелетом, хорошо что полоса была длинной, хоть на «сверхкрепости» садись! Страшно представить, окажись это обычный полевой аэродром!

– Верь не глазам, а приборам, – сказал после инструктор, – заметь на подходе ориентиры, измерь по карте дистанцию от них до полосы и посчитай, какая скорость и высота должны быть у тебя при их прохождении. Тогда – ничего страшного. Что любопытно, пилоты с бомберов к такому гораздо лучше привыкали.

Вдобавок плохо работали закрылки, выпускаясь едва на четверть от положенного, – что еще добавляло при посадке острых ощущений. А отвратительная приемистость движка была как дамоклов меч при виражах, чуть перетянешь ручку, потеряешь скорость и срываешься в штопор – особенностью реактивного мотора было то, что он выдавал большую тягу, чем больше, а не чем меньше была скорость! После первых же учебных боев Джимми решил, что «собачья свалка» для «шутинг стара» категорически противопоказана – только «качели», бум-зум, удар с пикирования на скорости, и снова наверх. В этом случае машина вела себя просто великолепно – свободно выдавая пятьсот миль, не угонится никто! Да, это был лучший истребитель мира – раз мог легко сделать любого противника, любой страны. А «уорхок» был хорош, но ушло уже его время.

Ну вот и кончилась эта война. И его контракт. И четыре сбитых японца, в дополнение к шестнадцати гуннам. А ведь он всерьез подумывал о музыкальной карьере – после того выступления с Гленом Миллером во Франции в сорок четвертом, тот белый оказался истинным джентльменом, предложив сотрудничество, а тот факт, что Джимми, пилот-истребитель действующей армии и имеет на счету больше десятка сбитых немцев, лишь добавляло к нему интерес публики. Тем более что какой-то очень умный человек придумал аппаратуру звукозаписи на магнитную ленту, и не требовалось уже лететь в студию в Штаты, чтобы выпустить пластинку. Которую Джимми держал в руках уже в мае, через две недели после капитуляции гуннов.

И все пошло прахом – кто же знал, что этот мерзавец, капитан Уокер, первый ведущий Джимми, обращающийся к нему не иначе как «эй, ниггер», и даже раздающий зуботычины при каждом удобном случае, не погиб тогда над Гавром и не сдох в немецком плену? А вернувшись, вполне официально заявил, что это Джимми, а не немец, в том бою сбил его, Уокера, в хвост, отомстив за битую физиономию перед вылетом. Хорошо, что в армии не только такие, как этот подонок, есть – генерал обвинение не поддержал. Но после вызвал к себе Джимми и сказал:

– Парень, я бы очень не советовал тебе сейчас мозолить глаза в Штатах. У этого говнюка дядя большая шишка в Вашингтоне. Если хочешь, я устрою тебе отправку туда, где ему до тебя дотянуться будет сложно. Ну а после, если вернешься живым, публика любит героев. А если погибнешь – на мой взгляд, это будет лучше, чем военная тюрьма Форт-Ливенуорт, где тебя забьют до смерти. Согласен – тогда подпиши здесь, рапорт на добровольный перевод в одну очень крутую эскадрилью. Удачи!

На войне в Европе сорок процентов потерь считались очень серьезными. Здесь же эскадрилья еще при обучении потеряла четверых – двое разбились, один насмерть, второму повезло отделаться переломанными ребрами и рукой. А еще двое подали рапорты об отчислении, с согласием на любые штрафные санкции, «это все лучше, чем летать на гробах». Найти замену им уже не удалось – и вскоре после Рождества шестеро пилотов (пятеро белых, один негр, и это он, Джимми!) отбыли на японский фронт. Разобранные самолеты затолкали на авиатранспорт, обычный пароход, приспособленный для перевозки авиатехники. И – Перл-Харбор, Иводзима (уже взятая у джапов, так что повоевать не пришлось), Филиппины. А вот там дело было серьезно!

Ходили разговоры, что там на стороне макак воюют и гунны, нацистские фанатики, для которых сдаться русским означало бы даже не пулю, а петлю. Джимми был уверен в этом, увидев в небе над Лусоном хорошо знакомые ему силуэты «мессершмиттов» – лишь много позже он узнал, что это были очень похожие «супер-Тони», японские истребители «Кавасаки» Ки-61 Хиеи, с немецкими моторами Даймлер-Бенц 605, такими же как на Ме-109G. Правда, было японцев уже не слишком много, так что они предпочитали не затевать больших сражений в воздухе, а внезапно ударить и исчезнуть, самыми частыми целями для них были одиночные транспортные и связные самолеты, но также они легко могли свалиться со стороны солнца на зазевавшихся или подстеречь при заходе на посадку, одна подлая внезапная атака, убийство и уход на полном газу. Причем такие «охотники» могли появиться и в районе, считавшемся глубоким тылом, – японцы были просто виртуозами устраивать в джунглях отлично замаскированные площадки. Тяжелые японские самолеты, не истребители, появлялись в воздухе гораздо реже. Хотя первым японцем, кого Джимми тут сбил, был именно гидросамолет, громадная четырехмоторная летающая лодка – возможно, вез снабжение на какой-то остров с тайным аэродромом? Вовсе не противник для реактивного истребителя, но пришлось заходить в атаку четыре раза, уж очень быстро получалось проскакивать мимо цели. Наконец горящий японец упал в море, ну а Джимми нарисовал на борту первый красный кружок в дополнение к черным крестам.

Затем у эскадрильи пошла полоса неудач. Разбился при посадке первый лейтенант Уолтон, остался жив, но сломал обе ноги, а самолет восстановлению не подлежал. Погиб майор Тэйт, опытный боец, имевший на счету тринадцать сбитых японцев – свалив соколиным ударом четырнадцатого, он отчего-то не ушел на высоту, а погнался в азарте за уворачивающимися «Тони», на вираже потерял скорость и попал врагу в прицел. А капитан Чендлер просто пропал, отбившись от ведущего в густой облачности, Джонсон, бывший с ним в паре, вернулся, а его напарник так и сгинул, и следов не нашли, попался «охотникам», потеряв бдительность, или двигатель отказал над морем?[24] И это за одиннадцать сбитых японцев – не сказать, что соотношение достойно «лучшего истребителя мира», во Франции «черная эскадрилья» и на «уорхоках», бывало, достигала такой же пропорции. И целых четыре было на счету у Джимми, отчего так?

Наверное, оттого что ему нравилось летать. И он твердо решил вернуться в Штаты героем. А белые парни были славными ребятами, вовсе не трусами, и отличными пилотами, – но было в них и абсолютное нежелание погибать в этой, в общем-то уже выигранной войне. К тому же, как показалось Джимми, никто из них так и не сумел изгнать из себя страх перед норовистой машиной, а потому не считалось зазорным и отказаться от вылета, если находилась причина. Особенно когда их осталось всего трое – сам Джимми, еще капитан Ральф Уивер и капитан Джошуа Джонсон. А главным был полковник Барнетт, но он сам не летал, а лишь исполнял административные функции, как во Франции был «мистер Стальной Шлем»[25]. Еще было три десятка механиков, оружейников, мотористов – жалко лишь, что не было Стива Белью, русского эмигранта из-под Полтавы, обслуживающего его, Джимми, «уорхок» в Португалии и после во Франции – где он сейчас? Ведь «черную» эскадрилью вроде бы расформировали? А ведь, если честно подумать, именно Стив, у которого по большому счету не было ни голоса, ни слуха, сделал Джимми эстрадной звездой, пристрастив его к песням, которые напевал сам. Русским песням – о нет, Джимми вовсе не был коммунистом, но ведь и Стив Белью, Степан Белов, тоже не большевик, его семья уехала в Штаты, когда в Москве еще царь сидел? Что у коммунистов все равны, и никто не посмел бы обратиться к Джимми «эй ты, ниггер», это, конечно, приятно, но ведь у них и собственность запрещена, все общее, своего дела открыть нельзя и детям не оставить? А добиться, чтобы тебя уважали, можно и здесь – вон, даже генерал оказался хорошим человеком, и Барнетт, и Ральф с Джошуа будто и не замечают, что я чернокожий, – ну а говнюков вроде Уокера, наверное, и среди русских хватает?