Читать интересную книгу Кровавый остров - Рик Янси

– Аннабель, – поправил его Уокер.

– Ja. Дети живут с нами – со мной. Моя жена умерла от водянки, – фон Хельрунг обнял меня за плечи. – Водянка.

– Что ж, – медленно сказал управляющий, – думаю, единственный способ прояснить это все – поговорить с мистером Боатменом.

– Ах-х! Mein Gott! – вскричал фон Хельрунг и согнулся в кресле.

– Вы собираетесь мне сказать, что мистер Боатмен умер, правильно? – уточнил управляющий. Самое смешное было то, думал я уже после всей этой истории, что это-то и была единственная крупица правды в нагромождении лжи.

Если бы на нашей стороне не выступал литературный кумир управляющего, не думаю, что наш плохо продуманный и еще хуже исполненный план увенчался бы успехом. Скорее всего, присутствие Конан Дойля спасло нас от перспективы быть вышвырнутыми из сумасшедшего дома пинком под зад – или запертыми в нем до той поры, пока квалифицированный приходящий врач нас не осмотрит.

– Боюсь, что на мне лежит доля ответственности за состояние мистера Генри, – сознался Конан Дойль.

– На вас, доктор Дойль?

– Исходя из того, что рассказал мне доктор Уокер, как минимум часть его бреда основывается на моих рассказах.

– И какая же это часть? Я много и долго беседовал с этим пациентом и не припоминаю…

– Ну, как минимум, род его занятий. Не такая уж разница между сыщиком-консультантом и охотником на монстров – больше различие, чем разница. И, конечно же, – непринужденно добавил он, пожав мощными плечами (Конан Дойль был заядлым игроком в крикет и гольф), – само имя.

– Чье имя?

– Мистера Генри. Не настоящее его имя, а то имя, которое он себе выбрал: Пеллинор Уортроп.

– Прошу простить меня, доктор Дойль. Не припомню в ваших работах такого имени.

– Потому что вы не американец. В Штатах Холмс известен как Уортроп.

– Правда?

– Изменить имя персонажа, чтобы угодить вкусам, принятым в конкретной культуре, не такое уж и редкое дело.

Управляющий выразил свое удивление. Он и понятия не имел, что британский Шерлок Холмс был американским Пеллинором Уортропом. Казалось, это потрясло его до глубины души, ведь если Холмс не был Холмсом, то он не был, в общем, и Холмсом!

– Можно мне теперь его повидать? – взмолился фон Хельрунг. – Уверяю вас, сэр, он узнает меня, своего отца, а если не меня, то Билли, своего сына. Мы бы забрали его с собой в Америку, но если вы не согласны, мы не сможем. Смилуйтесь и не отсылайте нас – по крайней мере, не дав возможность проститься!

Здесь управляющий смягчился. Сомневаюсь, что он хоть на секунду поверил в нашу нелепую историю, но теперь ему было любопытно – чрезвычайно любопытно – поглядеть, каков может быть финал этой странной пьесы. Он позвенел в колокольчик, и мгновение спустя появился смотритель палаты, в которой содержался Уортроп.

– Где нынче утром мистер Генри? – осведомился управляющий.

– Как обычно, сэр, в своей комнате. После завтрака я спросил, не хочет ли он прогуляться в саду, но он снова отказался.

– Он сегодня съел завтрак?

– Сэр, он запустил им мне в голову.

– Сегодня он не в настроении.

– В плохом настроении, сэр.

– Быть может, при виде посетителей он воспрянет духом. Пожалуйста, предупредите его. Мы вот-вот поднимемся, – он обернулся к нам. – На прошлой неделе мистер Генри прекратил голодовку – уже третью с его прибытия в Хэнвелл. «Я с радостью умер бы, – заявил он мне, – но будь я проклят, если доставлю вам такое удовольствие!» Должен сказать, доктор Уокер, ваш пациент развил до крайности сложную бредовую систему, самую детальную и тонкую из всех, что мне встречались. Он называет себя «натурфилософом в области ненормативной биологии», «монстрологом», одним из нескольких сотен ученых по всему миру, посвятивших себя изучению и уничтожению опасных биологических видов. В отношении этих животных он объявляет себя выдающимся экспертом и утверждает, будто принадлежит к «обществу» этих так называемых монстрологов, штаб-квартира которого находится в Нью-Йорке и председатель которого…

– Я, – грустно закончил фон Хельрунг. – Я знаю эту историю, герр управляющий. Увы, я много раз ее слышал. Для Уильяма я не Авраам Генри, скромный сапожник из Штубенбаха, но Абрам фон Хельрунг, глава воображаемого общества монстрологов. А присутствующий здесь юный Уильям больше не Уильям, о нет! Он Уилл Генри, верный подмастерье, что помогает ему в воображаемой охоте на монстров.

– Он даже меня включил в свои фантазии, – вставил Уокер. – Я, судя по всему, тоже член общества монстрологов, а также что-то вроде соперника, намного более опытного и оттого представляющего для него угрозу…

Фон Хельрунг шумно прочистил горло и заявил:

– Я хочу забрать его домой. Он не представляет ни для кого опасности – разве что для трехголовых драконов! Мой внук, упокой Господь его душу, не должен был брать на себя бремя, что по праву принадлежит отцу. Я прибыл сразу же, как только узнал, что он здесь. И я сразу же уеду, как только повидаюсь с моим мальчиком. Отведите меня к нему, герр директор, чтобы облегчить не только его бремя, но и мое собственное!

Нас провели на третий этаж, где содержались наиболее опасные пациенты. Решеток я не заметил, но в двери были врезаны крепкие замки, а мебель в комнатах – привинчена к полу. Некоторые палаты имели мягкие стены для защиты самих пациентов, но никто не был ни связан, ни закован в кандалы: очередное свидетельство человеколюбивой философии Хэнвелла. Мне подумалось, что с Уортропом могло бы случиться и что-нибудь куда хуже, чем заключение в доме умалишенных. Вне всякого сомнения, для него это была пытка; конечно, он страдал от того, что его вменяемость служила основным доказательством его безумия; но он был жив. Он был жив.

Смотритель палаты ждал нас в зале. Управляющий кивнул ему, смотритель отодвинул засов и настежь распахнул дверь. Тут-то я и увидел своего наставника сидящим на маленькой кровати на другой стороне комнаты, в белых халате и шлепанцах, что будто сияли в луче дневного света, лившегося из окна за его спиной. Он был бледен, худ и изможден, но жив, изгнание его подходило к концу, и он – монстролог – был жив.

Книга девятая

Das Ungeheuer[67]

Часть двадцать третья

«Меня зовут Пеллинор Ксавье Уортроп»

На мгновение я забыл слова своей роли. Мой разум опустел, колени ослабели, и я чуть было не закричал: «Доктор Уортроп!» – что внезапно и бесцеремонно опустило бы занавес. Я был рад снова его увидеть – не стану этого отрицать, – но и тревожился тоже; то была едва различимая дрожь страха. Монстролог мог быть для меня всем на свете, но это значило, что кроме монстролога у меня на свете ничего не было!

Он поднялся, когда я шагнул вперед. На перекошенном лице доктора отобразилось выражение почти комического изумления, но куда заметней были его темные глаза – странные, безумные глаза человека, медленно умиравшего от голода.

– Уилл Генри? – прошептал он, едва решаясь верить.

Тут я вспомнил свой текст.

– Папа, папа! – я побежал к нему, бросился к нему на грудь с такой силой, что он пошатнулся, и обнял так крепко, как только мог. – Папа! Папа, ты жив!

– Ну конечно, я жив. Ради бога, Уилл Генри… Фон Хельрунг, это вы? Прекрасно! Я уже начал думать, что вы оказались достаточно глупы, чтобы пове… Кто это там с вами? Не Уокер? Зачем вы привели Уокера? Что ему вы сказали? Пожалуйста, Уилл Генри, отпусти меня. Ты мне позвоночник сломаешь.

– Ох, сынок! Сынок! – вскричал фон Хельрунг. Настала его очередь прижимать моего наставника к груди. – Уильям! Отец за тобой приехал!

– Надеюсь, что нет! Фон Хельрунг, мой отец пятнадцать лет как мертв.

– Что? Ты меня не помнишь? Уильям, ты должен меня вспомнить; я твой отец! – Фон Хельрунг стоял между Уортропом и подозревавшим что-то управляющим и не упустил возможности выразительно подмигнуть доктору. – Твой отец. Mein Sohn[68]!

Уортроп совершенно ничего не понял. Возможно, причиной тому послужила поспешность, с которой его выпихнули на сцену; возможно – слабость после трех попыток заморить себя голодом. Или, может, то было неизбежное следствие заключения под замок человека, подобного Пеллинору Уортропу – все равно что пытаться солнце заключить в бутылку. Как бы то ни было, подыгрывать он отказался.

– Нет, – сказал он. Он успокоился; дверь наконец была открыта, и оставалось лишь выйти вон. – Вы доктор Абрам фон Хельрунг, председатель Общества Развития Монстрологических Наук. За вашей спиной стоит доктор Хайрам Уокер, наш коллега весьма посредственного дарования, которого вы по какой-то необъяснимой причине взяли с собой – дай бог, только затем, чтобы вытащить из этого проклятого места. Того, кто стоит рядом с Уокером, я не знаю, но его лицо мне смутно знакомо – думаю, врач-терапевт, и рискну предположить, что любитель гольфа. А ты… – он обернулся ко мне, – Уильям Джеймс Генри, мой незаменимый помощник, мой крест и мой щит. Но в основном крест.