– Я не ищу вашего одобрения.
Его улыбка стала шире.
– Чертовски плохо. Вы вылетели из соревнования.
Когда их заказ был готов, они отнесли картонные коробки с едой на потрепанный непогодой стол для пикника в тени дубов. Гирлянда новогодних лампочек в разгар лета выглядела странно. Она висела на нижних ветвях, пробираясь через испанский мох. Кто-то из посетителей настроил радио в машине на станцию, которая передавала музыку в стиле зайдеко, придающую еще больше очарования этому месту.
Они начали с супа гумбо. Бек проследил, как Сэйри развертывает бумагу на сандвиче. Домашний рулет был горячим, маслянистым, хрустящим сверху и мягким внутри. В нем было много жаренных в масле креветок, нарезанного салата-латука и соуса майонез. Все это Сэйри щедро полила соусом табаско из бутылочки, стоявшей на столике, и откусила большой кусок.
– Восхитительно, – оценила она, проглотив. – В Сан-Франциско отличная еда, но у этого сандвича…
– Что?
– Вкус дома, – Сэйри улыбнулась, но печально и с каким-то сожалением.
Бек ел и пристально наблюдал за ней, зная наверняка, что Сэйри это чувствует и нервничает. Ей было неуютно под неотступным вниманием Бека, хотя она и пыталась выглядеть беззаботной.
В конце концов молодая женщина нахмурилась.
– У меня соус на лице или латук повис на губах?
– Нет.
– Тогда почему вы не спускаете с меня глаз?
Бек смотрел на нее вызывающе, заставляя придумывать невероятные объяснения, но, разумеется, Сэйри этого делать не стала. Они продолжали есть. После недолгого молчания Бек спросил:
– Вы когда-нибудь потеете?
Сэйри покосилась на него и моргнула:
– Простите?
– Здесь жарче, чем в аду. Ветра нет. Влажность не меньше девяноста процентов. Вы едите невероятно перченый соус практически столовыми ложками. И вы не потеете. Ваша кожа даже не повлажнела. Как такое возможно?
– Вы тоже не потеете.
Бек промокнул лоб рукавом и вытянул руку, демонстрируя влажное пятно.
– Пинты жидкости стекают по моей спине и скапливаются у пояса.
Это было явным преувеличением, но ему удалось заставить Сэйри искренне улыбнуться.
– Я потею, но нечасто, – призналась Сэйри. – Для этого мне приходится как следует потрудиться.
– Как приятно это слышать, – вздохнул Бек. – А то я было уже подумал, что вы инопланетянка без потовых желез.
Когда они покончили с едой, Мерчент собрал их тарелки и отнес к одной из бочек из-под бензина, использовавшейся в качестве мусорного бака. Вернувшись к столу, он уселся на столешницу, поставил ноги на скамью рядом с Сэйри, сделал глоток пива и посмотрел на нее сверху:
– Что вы имеете против дока Кэроу?
Она аккуратно поставила бутылку на стол и вытерла мокрую от конденсата ладонь бумажной салфеткой.
– Моя неприязнь к нему была так заметна?
– Очень заметна. Вам пришлось выбирать между тем, чтобы пожать руку ему или остаться прижатой ко мне… – Бек замолчал, выжидая, пока Сэйри не поднимет на него глаза, и только потом договорил: – Вы предпочли не пожимать руки доктору Кэроу. Зная, как вы относитесь ко мне, я бы сказал, что его вы просто ненавидите.
Сэйри отвернулась и посмотрела на компанию, обедавшую за одним из соседних столиков. Оттуда доносились взрывы смеха, кто-то явно рассказывал удачный анекдот. Дети ловили светлячков в траве, вскрикивая от восторга всякий раз, когда насекомое оказывалось у них в руках.
– Они хорошо проводят время, правда?
– Судя по всему, – согласился с ней Бек и осторожно коснулся ее бедра коленом. – Так почему вы не любите доктора Кэроу?
Сэйри снова взглянула на него.
– Он просто самовлюбленный павлин. Эти его крашеные волосы! У него комплекс Наполеона. Кэроу представляет угрозу для всякого, кто придет к нему лечиться, потому что он некомпетентен и к тому же слишком глуп или слишком тщеславен, чтобы признаться в этом. У него следовало отобрать лицензию много лет назад.
– Если не считать всего сказанного, что еще вы имеете против него?
Услышав иронию в его голосе, Сэйри опустила голову и рассмеялась:
– Я слишком увлеклась, сожалею.
– Не стоит. Мне вы больше нравитесь такой. Думаю, вы нечасто даете себе волю.
– Вам нравится анализировать мое поведение, верно?
– Так как насчет доктора?
Ее улыбка увяла.
– Кэроу был личным врачом моей матери, когда у нее обнаружили рак желудка.
– Крис рассказывал мне об этом. Вам всем нелегко пришлось.
– Маме поставили диагноз. Выяснилось, что поздно что-то предпринимать. Но я не смогла согласиться с тем, что доктор Кэроу сделал все, чтобы ее спасти.
– Вы были совсем маленькой девочкой, Сэйри. Вам нужен был виновный. Когда умерла Лорел, вам необходимо было кого-то обвинять в этом.
– Уверена, что вы правы.
– Я чувствовал то же самое, когда умер мой отец. – Сэйри подняла голову и взглянула на него. – Мне было примерно столько же лет, как и вам, когда вы потеряли мать.
– Для вас это было ужасным ударом, я уверена.
На какое-то мгновение Сэйри отбросила в сторону свои доспехи. На ее лице появилось мягкое выражение, глаза смотрели беззащитно, она говорила очень искренне.
– Это было очень давно, – заметил Бек. – Но я помню, как переживал тогда. Я долго копил в себе эту злость, и от этого моей матери было только тяжелее.
Оперевшись подбородком на руку, Сэйри спросила:
– Что вы сделали в тот момент, когда узнали о смерти отца? Какой была ваша самая первая реакция?
– Я взял мою бейсбольную биту и пошел во двор к гаражу. – Беку незачем было вспоминать, он ничего не забыл. – Я бил и бил битой о стену, пока не полетели щепки. Не спрашивайте меня, почему. Думаю, мне хотелось причинить такую же боль, какую чувствовал я сам.
Он опустился на лавку рядом с Сэйри, опираясь спиной о стол, невольно заняв такое же положение, в котором они сидели на скамье у рояля. Скамья для пикников была намного длиннее, но Бек все равно устроился совсем близко к ней.
– А что сделали вы, когда узнали о смерти матери?
– Я пошла в ее спальню. Там всегда приятно пахло ароматизированным тальком, которым она пользовалась каждый вечер после ванны. Я до самой смерти не забуду, как от нее пахло каждый вечер, когда она приходила ко мне в комнату, подтыкала одеяло и целовала на ночь. Она брала мое лицо обеими руками, они были такими прохладными.
Словно вспоминая, Сэйри взяла свое лицо в ладони и долго не отнимала их, уйдя далеко по дороге памяти. Потом она медленно опустила руки.
– Так вот, в тот вечер, когда Хафф вернулся из больницы и сообщил нам, что мама умерла, я отправилась в ее спальню. Там спал и Хафф тоже, но комната все равно оставалась женственной и немного вычурной, как и она. Я легла на ее половину постели, зарылась лицом в ее подушку и плакала. В конце концов меня нашла Селма. Она отерла мое лицо влажной губкой и сказала, что я теперь хозяйка в доме, что мама смотрит на меня с небес. Неужели я хочу огорчить ее таким поведением, спросила меня Селма. Поэтому я перестала плакать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});