— Я тоже скучала, — шепчу, когда он меня отпускает.
И лишь сейчас, получив возможность еще раз посмотреть на его лицо, я замечаю, что что-то в нем изменилось. Тоска или грусть не прошла.
— Все нормально, Давид?
— Полный порядок. Разве может быть иначе? Ты здесь. Со мной, — он отворачивается и жмет на педаль газа.
Нет, все же что-то не так. Меня тревожит нехорошее предчувствие. Или я снова выдумываю проблемы на ровном месте?
— Куда поедем? — спрашивает. — Может, в ресторан?
— Лучше домой, — вздыхаю я. — Если честно, сил ни на что не осталось.
Прямо в салоне снимаю туфли, ощущая долгожданное облегчение. Это не обувь из коллекции Кирияновой, а настоящие атрибуты для пыток. Узкие до невозможности. Еще и кожу натерли.
— Катёна, а ты бы меня дождалась, если бы, в теории, меня посадили на несколько лет?
Этот вопрос огорошивает. Я даже забываю, куда мы едем.
— В смысле? У тебя какие-то проблемы?
— Нет, это просто любопытство.
На такие темы я даже не размышляла…
— Смотря за что тебя посадили бы… И был ли ты виноват…
— Ясно, — прибавляет скорость. — Не бери в голову. У меня просто под конец рабочего дня вместо мозгов мешанина. Сегодня с парнями в фирме обсуждали эту тему, вот я и тебя решил поинтересоваться.
Облегченно выдыхаю.
— А давай-ка я лучше тебе кое-что другое покажу! Чтобы ты не думал о всякой ерунде? — тянусь к заднему сиденью и достаю из пакета свеженький документ о расторжении брака с Демидовым. — Как тебе? — показываю его Давиду.
— Чудесный лист, Кать, — улыбается он. — Смотрел бы на него и смотрел.
Мы въезжаем на закрытую территорию комплекса, где живет Давид. Пробую обратно втиснуть ноги в туфли, но стопы к вечеру отекли, а натертая кожа горит.
Давид выходит из машины и отрывает для меня дверь.
— Я пойду босяком, — заявляю. — Не могу обуться. Больно.
Давид опускает взгляд на мои ноги.
— Зачем себя так мучить? Неужели нельзя носить удобную обувь?
— К превеликому сожалению, нет.
Давид оглядывается на высотку.
— Далеко идти придется. Ноги наколешь.
— Все лучше, чем на каблуках, — отмахиваюсь я.
Он о чем-то задумывается.
Забирает мои пакеты, пока я осторожно выхожу из авто, ставит внедорожник на сигнализацию, подходит ко мне и внезапно закидывает меня на плечо. Я взвизгиваю, а Давид шагает через двор к дому. Болтаюсь на нем растерянно. Еще и двор теплым вечером оказался людным.
— Тебе перед соседями не стыдно так нести девушку? — тихонько шикаю, вися вниз головой и придерживаясь за его спину. — Я же не ковер.
— Мнение соседей меня интересует в последнюю очередь. Ты в кровь стерла мизинцы, я не хочу, чтобы в ранки попала грязь. Не было бы пакетов, взял бы тебя на руки.
— Но я ведь тяжелая!
— Да, я уже надорвался, — смеется Давид и держит свою большую ладонь на моей попе, чтобы не задрался подол. — Как тебе там? Не жмет, не давит?
— У тебя достаточно вместительное и комфортабельное плечо бизнес-класса!
Отпускает меня Расулов, лишь когда заходит в квартиру.
Во владениях Давида я уже успела освоиться, изучила каждый уголок.
На первом этаже у него гостиная, спальня, два санузла, кладовая, кухня и столовая. На втором ярусе гостевая комната, еще санузел, кабинет и большая зона отдыха с бильярдом.
Я иду в спальню Давида. Там открываю платяной шкаф, полностью занимающий одну из стен. Шкаф практически пустой. Вещей Давида мало для стольких полок, очевидно, что он подбирал этот шкаф не только для себя.
Наверное, раньше здесь была женщина, любившая кучу нарядов. Я не думаю, что такой заманчивый мужчина, доживший до тридцати пяти лет, ни с кем ни разу не съезжался. Но мне спрашивать о его прошлых отношениях совсем не хочется.
Зачем лишний раз напоминать Давиду о бывшей женщине? Есть же я.
Достаю из пакета футболку, удобные шорты, трусики и носочки.
Я все чаще остаюсь у Давида на ночь, а расхаживать по дому в брюках или Кирияновском платье не очень удобно. Но перебираться к Расулову окончательно я тоже не хочу. Меня сейчас устраивает, как происходит между нами.
— Я в душ, — на пороге спальни появляется Давид. — Доставку должны привезти. Заберешь, если я не успею?
— Хорошо, — киваю.
Давид уходит.
Я снимаю черное платье, надеваю футболку и шорты.
Платье нужно закинуть в стиралку.
Прохожусь по квартире в поисках вещей Давида, которые можно постирать за компанию, но они снова оказываются в стиральной машинке.
Эта мелочь кажется удивительной. Расулов не разбрасывает одежду. Даже носки. Я ни разу не видела, чтобы они валялись на полу.
Сколько себя помню, сначала я ходила и собирала носки за отцом, потом за Тимофеем, а за Давидом это делать не нужно. Он сам справляется.
Через десять минут звонит домофон. Встречаю курьера и забираю заказ.
Из душа Давид еще не вышел.
Я раскладываю ужин по тарелкам и накрываю на стол.
— Кать принеси полотенце! — громко просит Давид.
— Сейчас!
Срываюсь из кухни в спальню. Достаю из шкафа большое темно-синее полотенце и направляюсь к ванной. Стучу в дверь.
Через несколько секунд Давид открывает.
— Спасибо, — берет он за край полотенца и пытается забрать.
Но у меня пальцы сжались на махровой ткани мертвой хваткой. Я стою, как пригвожденная к полу, залипая взглядом на обнаженного мужчину, окутанного влажной дымкой. Смотрю, как капельки воды стекают по его груди к рельефному прессу, минуя пупок, и скатываются еще ниже.
Давид прекрасен… везде…
Я уже несколько раз оставалась с Расуловым ночью, мы даже спали в одной постели, но Давид не склонял меня к близости против моего желания. Не пытался шантажировать сексом. Он даже спал в футболке, чтобы мне было спокойнее…
Какой вообще секс? О чем я думаю?
Давид снова тянет полотенце, а я снова не отпускаю. Тогда он, будто прочитав мои мысли, второй рукой обхватывает мое запястье и резко затягивает к себе в ванную. Здесь очень тепло и влажно.
У меня учащается дыхание, сердцебиение зашкаливает, пульс барабанит в висках.
Давид подхватывает меня под колени и отрывает от пола. Сажает на каменный выступ возле раковины. Наклоняется к моему лицу, целует в губы. Поцелуй мокрый из-за воды, скользящий, невероятно приятный. Легкие касания губ чередуются с нажимом языка, то усиливаясь, то снова становясь нежными.
— Я как будто только тебя всю жизнь хотел… — шепчет Давид мне в губы.
Зарываюсь пальцами в его волосы на затылке, другой рукой обхватываю шею. От Давида пахнет гелем для душа с нотками свежести и горького шоколада. Космический аромат.
Он подцепляет края моей намокшей футболки и тянет ее вверх. Я поднимаю руки, и Давид, снимая с меня футболку, расстегивает лифчик.
С моих губ срывается тихий стон, когда Давид спускается поцелуями от моей шеи к груди, слегка прихватывая зубами кожу и оставляя на ней метки собственника. Это так волнует… возбуждает, пускает кругами мурашки от места легкого укуса.
Давид как будто хочет меня съесть, но лишь смакует, как единственный раз в жизни данное попробовать ему лакомство.
— Ты такая сладкая…
Я кусаю губы и запрокидываю голову, захлебываюсь невыразимыми новыми для меня эмоциями. Я будто превращаюсь в сгусток нервных окончаний, каждое прикосновение мужчины чувствую стократ сильнее, чем когда-либо, задыхаюсь от собственных ощущений и хочу еще, еще, еще больше…
Я даже не сразу слышу, что стону и тихо ахаю, крепче вцепляясь в волосы Давида. Что подаюсь навстречу его губам и дрожу крупной дрожью от предвкушения того большего, которого так нестерпимо хочу.
Давид целует мой живот, стягивает ниже край шортов и запускает под них руку.
— Пойдем в душевую… — слышу хриплый голос мужчины и с трудом фокусирую на его лице взгляд.
Не уверена, что смогу стоять на ногах — они дрожат и ослабли.