Глава 20
– Ингорь… Ингорь… – Голос княгини Ефанды звучал тревожно, маленького княжича никак не удавалось разыскать. Ребенок своенравен и в то же время беспомощен. За ним нужен глаз да глаз.
– Ингорь, сынок, где ты? – мать всегда говорила с сыном по-норманнски, ей мало дела, что словене не всегда понимают, Ингорь сын варяжского конунга, неважно которого, Рольф тоже конунг, и должен об этом помнить.
Мальчик наконец откликнулся, он стоял позади теремного двора и смотрел на вялотекущую мутную воду Волхова. Иногда Ефанда радовалась такому пристрастию сына к воде, к рассказам бывалых варягов о дальних походах и сражениях, а иногда пугалась. Что ждет Ингоря? Он варяг, даже совсем маленькому, еще ничего не смыслящему ребенку мать старалась внушить, что его доля со временем встать во главе варяжской дружины, вместо колыбельных пела песни о дальних странствиях, о великих завоевателях, о доблести варягов в битвах против врагов, о Валгалле, о силе и мощи предков… Рюрику это очень нравилось, а вот Хельги почему-то морщился, твердя, что Ингорю править страной, где и моря-то нет, зачем же петь о волнах, разбивающихся в брызги о скалы? Материнское слово сильно, Ингоря тянуло в море не меньше конунга Рюрика.
– Куда уплыл отец? – Серые глаза мальчика не мигая уставились на мать. Почему-то Ефанда побаивалась такого взгляда, может, потому, что чувствовала перед сыном вину?
– Как всегда, усмирять непокорных… Пойдем в терем, дядя Рольф зовет.
Ингорь топнул ножкой, он не любил Рольфа, никогда не звал того ни дядей, ни Хельги, как зовут конунга славяне и варяги из дружины. Ефанда не подозревала, что недавно Ингорь оказался невольным свидетелем их с братом разговора, который совершенно не понял, но навсегда запомнил. Пройдет больше трех десятков лет, и услышанное всплывет в памяти уже совсем взрослого князя Игоря, приведя к ужасным последствиям. Тогда Ефанда попробовала попенять именно на свою вину перед сыном.
– В чем вина? – изумился Ольг. – Ты хорошая мать, растишь из сына будущего конунга.
– В том, что дала ему не того отца! – запальчиво возразила Ефанда.
Глаза Хельги насмешливо заблестели, а брови полезли вверх:
– Не того-о..? С тем его и на свете не было бы!
Как бы ни был жесток этот намек брата, Рольф-Хельги прав, у Ефанды от Рюрика много лет не было детей, видно, конунг все же стар для потомства. А Рольф молод.
Ефанда досадливо кусала узкие губы, спеша за сыном в терем. «Дядя Рольф зовет!» Вот зачем? Мог бы и ей сказать, все же Ингорь ее сын прежде всего. Нет, велел позвать самого мальчика! Ноздри княгини возмущенно раздувались, костяшки пальцев, сжимавшие край плата, побелели, в своем раздражении она не замечала людей вокруг. Челядь привычно расступалась, княгине лучше не перечить, если не хочется в поруб. Замешкавшаяся девка так метнулась в сторону, что чуть не сшибла здоровенного гридя, оказавшегося сзади. Кто-то невольно хихикнул и сразу прикрыл рот рукой, но Ефанда, к счастью, не слышала.
Князя увидели еще на дворе, и по тому, как вдруг повел себя Хельги, Ефанда поняла, что что-то случилось, причем случилось страшное. Ее сердце тяжело сжалось: вот оно! Если Рюрик погиб, то им с Ингорем одна дорога – в Ижору, которая определена конунгом в вено жене и сыну. Ижора мала, далека от моря и окружена непроходимыми лесами. Узнав о своем наделе, Ефанда долго плакала, понимая, что там ее жизни придет конец. Глаза женщины помимо ее воли умоляюще смотрели на брата, неужели он не сможет заступиться за сестру и собственного сына, пусть никто и не знает, что Ингорь его сын? Но брат смотрел насмешливо и чуть вызывающе. Ефанда вдруг поняла, что сейчас все в его власти, Хельги – самый сильный из варяжских конунгов, ближе всех стоял возле Рюрика, если дружина пойдет за Хельги, то никто не сможет помешать тому взять власть. А если не пойдет? Тогда снова жестокие побоища, как было при Вадиме. В те времена казалось, что Рюрик не сможет отстоять свое право быть конунгом словенских земель, что только Ладога и признает его своим правителем. Рюрик смог, жестоко расправившись с Вадимом и его сторонниками. Правда, ходили слухи, что жена Вадима с сыном остались в живых и где-то прячутся. Если поднимут головы бежавшие в Киев к Аскольду пособники Вадима, то Ефанде с Ингорем не поздоровится. Это вдруг поняла никогда не размышлявшая над вопросами власти Ефанда, ей всегда казалось, Рюрик будет править еще долго-долго, пока Ингорь не станет взрослым. Только сейчас княгиня осознала, что единственная ее защита – брат Рольф.
Но конунг пока не говорил ни слова, только приказал идти в терем и сидеть там тихо, после позовет. Ингорь по привычке пробовал возражать, но мать сильной рукой схватила его за локоть и потащила за собой. Ничего не понимавший мальчик заорал не своим голосом и тут же получил подзатыльник от обычно ласковой с сыном Ефанды. Видимо, от неожиданности он икнул и притих.
Ефанда не задавала вопросов брату, она уже все поняла. Когда Хельги вошел в их ложницу, только уточнила:
– Где? Когда?
– В бою. Как герой, – голос Хельги звучал твердо, но что-то насторожило Ефанду в его взгляде. И еще сердце, оно вдруг подсказало: лжет!
Пока шли за Хельги по переходам теремного дворца и выходили на крыльцо, Ефанда ломала голову над тем, в чем лжет ее брат, и вдруг осознала, что, в чем бы ни лгал, он прав. Сейчас он прав. С Рюриком случилось что-то непоправимое, и единственный родной человек здесь, кроме собственного сына, – Рольф.
Во дворе перед крыльцом уже собрались, кроме варяжских дружинников, множество новоградцев. Хельги начал говорить своим зычным голосом:
– Погиб конунг Геррауд, которого мы звали Рюриком! В бою! Его место в Валгалле!
Последние слова были для варягов, они должны верить, что их конунг непременно среди героев. Не давая собравшимся опомниться, Олег продолжал:
– Рюрик оставил после себя земли по праву… – Ефанде показалось или брат намеренно сделал паузу перед следующими словами? Нет, не показалось, притихли все, ведь Рюрик ни о ком не говорил как о наследнике, – своему сыну – князю Ингорю!
Наступило молчание. Ефанда в ужасе замерла, Ингорь мал, такого не бывало, чтоб власть оставляли маленькому мальчику, он слаб, ее тут же отберут… Но Олег был спокоен, он выдержал паузу, дождавшись легкого волнения, и зарокотал снова:
– Пока княжич мал, при нем оставлен наставником я – князь Олег!
И снова замолчал. Ефанда еще не поняла, что произошло, но уже чувствовала, что собравшиеся изумлены не меньше ее самой. Олег подхватил Ингоря на руки, буквально зашипев тому в ухо: «Молчи, не смей плакать! Герои не плачут!» Возможно, ребенок и заорал бы благим матом на всю округу, но последнее замечание настолько его озадачило, что Ингорь даже не скривился.