Читать интересную книгу Три грустных тигра - Гильермо Инфанте

Трость он «встретил» не на улице, вышагивающей рядом с незнакомцем, подобно носу Гоголя[65], литературному персонажу-предмету, воистину прогулочной трости[66]. Она не покидала пределов «café», которое, к слову, называлось «Бар Лусеро». Мы сидели с ним в переполненном зале. Поднявшись, с-р Кэмпбелл попросту ничтоже сумняшеся заграбастал трость с соседнего столика: темную и узловатую, точь-в-точь как у него. Уже почти на улице мы услышали, как вдогонку нам бросился кто-то, издавая странные, незнакомые (а теперь уже знакомые нам) звуки. Мы посмотрели назад и увидели истинного хозяина трости, только тогда мы еще этого не знали. С-р Кэмпбелл уже протянул было трость, чтобы отдать ему, но я воспротивилась. Я сказала, он купил ее на честно заработанные деньги, и мы не должны отпускать идиота с нашей тростью на все четыре стороны только по причине его умственной неполноценности, ибо это еще не повод для воровства. Что правда, то правда, вскоре вокруг собрались люди (в основном завсегдатаи кафе), и было несколько смутных аргументов. Но все оставались исключительно на нашей стороне: нищий был немой, помните? Полицейский (из отдела преступлений против туристов) оказался замешан в деле по чистой случайности. Он также решительно и бесповоротно принял нашу сторону и без дальнейших проволочек забрал нищего в каталажку. Никто не предлагал собрать деньги в его пользу, и с-р Кэмпбелл ничего ему не давал в качестве компенсации; не было никакой компенсации. В любом случае я бы и не позволила этого сделать. Он так рассказывает, словно я по мановению волшебной трости[67]превратилась в божество. Ничего в этом сорте. Актуально, именно я больше всех настаивала, чтобы не позволить трости так просто улизнуть. Я терпеть не могу идиотов, с-р Кэмпбелл — единственный, к кому я проявляю какое-то понимание, которое с годами все истончается, так же как он с годами все жиреет. К тому же я не советовала хвататься за трость с противоположного конца. Весь эпизод описан так, словно с-р Кэмпбелл — сценарист итальянских картин поздних 1940-х.

Мой испанский не назовешь, боже упаси, идеальным, но объясниться и добиться понимания я могу. Я прошла интенсивный курс в «Параисо Альто» под профессором Риголем, а сеньор Кэмпбелл всего лишь ревнует[68]. Кроме того, я слегка подлатала его, прежде чем отправиться в путешествие. Никогда в жизни не стану изъясняться на языке, которым не владею. Кстати, on dit[69] «дамоклов меч», pas[70] «меч Дамокла».

Не было никакой мелодрамы. История с-ра Кэмпбелла не только скверно изложена, но и полна неточностей и вранья. Не было никакого Последнего Привала Генерала Кэмпбелла, толп линчевателей, ни аплодисментов, ни прощальной мины жалкого нищего — мы и взглянуть не успели из такси. И уж точно я не кричала при виде другой трости (до чего ужасен этот курсив, сплошной сопливый драматизм, метафора всего рассказа: «другая трость», почему не «другая трость»?). Не было никакой истерики: я ограничилась тем именно, что указала на нее, нашу актуальную трость. Разумеется, весь ужас ошибки сразу стал очевиден, но я подумала, что несправедливую ошибку еще можно исправить. Мы поехали назад в кафе и, опросив людей, сумели найти участок: это оказалась та самая кариозная испанская крепость. Нищего там больше не было. Полицейский, под шуточки своих, у дверей отпустил безутешно рыдающего вора, а в действительности единственного обворованного. Никто, «естественно», не знал, где его теперь искать.

Мы опоздали на паром, и пришлось лететь домой самолетом — со всем багажом, книгами, сувенирами плюс двумя тростями.

Седьмой

В пятницу я вам наврала, доктор. Очень сильно. Тот мальчик, про которого я рассказывала, на мне не женился. Я вышла совсем за другого, они даже не были знакомы, а тот мальчик ни на ком не женился, он был голубой, и я с самого начала знала, он мне сам сказал. Просто он стал со мной встречаться, потому что его родители заподозрили, что его лучший друг ему не просто лучший друг, и пригрозились отправить его в военное училище, если он не заведет девушку. Но я никогда по-настоящему и не была его девушкой. Хотя в училище его, в итоге, так и не отправили.

ГОЛОВОЛОМКА

Кем был Бустрофедон? Кем был, кем будет, кто есть Бустрофедон? Б.? Думать о нем — все равно что о курице, несущей золотые яйца, о загадке без отгадки, о спирали. Он был Бустрофедоном для всех, и все было Бустрофедоном для него. Черт его знает, где он откопал это имечко — или кличку. Помню только, меня он часто называл Бустрофотон, или Бустрофотоматон, или Буснефороньепс в зависимости от случая, к случаю, а Сильвестре был Бустрофеникс, или Бустрофавн, или Бустрофитцджеральд, а Флорентино Касалис стал Бустрофлореном задолго до того, как сменил имя и начал писать для газет под псевдонимом Флорен Кассалис, а одна из его девушек всегда звалась Бустрофедора, а его мать — Бустрофелиса, а его отец — Бустрофазер, и я даже не могу сказать, на самом ли деле девушку звали Федора, а мать — Фелиса и было ли у него имя, кроме того, что он сам себе дал. Думаю, всплыло в каком-нибудь словаре как название лекарства (не обошлось без Сильвестре?), что-то с континента Мутафлора, из бустрофлоралии бустрофаллосов.

Как-то раз мы отправились поужинать — он, Бустрофантаст (на той неделе так звался Рине, которого он, кроме того, величал Рине Легавый, а также Рине Лукавый, Рине Луковый, Рине Луговой, Рине Лепый, а потом был еще Ринессанс, а за ним Ринестанс, Ринешанс, Ринежанс, Ринеджазбанд, Ринеджазфан, Ринефанфан, Бомбонвиван, Бомбометан, Бурнофонтан, Бюстофантаст — вариации, отмечавшие перепады дружбы: слова как термометр) и я; они вдвоем явились ко мне в редакцию, и он сказал, Пошли в бустростоловку, потому что терпеть не мог дорогие рестораны, пышные люстры и искусственные цветы, и вот мы пришли, и, даже не успев сесть, он окликнул официанта, Бустромолодой человек, а вы ведь знаете, какие попадаются в Гаване поздно вечером официанты, они не любят, когда к ним так обращаются — ни официанты, ни носильщики, ни продавцы, ни все прочие, так что нарисовался тип с физиономией, вытянувшейся длиннее, чем хвост удава, и почти такой же холодной и чешуйчатой, и, в самом деле, он был уже совсем не молодой человек. Бустромы, сказал Бустро, х-х-хотели па-па-паужинать, пародируя гэг Бустрофаннимена, и официант глянул на него волком, а не удавом, волкодавом, а я затолкал в рот бумажную салфетку (столовка была из продвинутых), чтобы задушить смех, но у смеха была стальная глотка, а салфетка на вкус была как подстилка из-под тигра, и так уж совпало, что Б., которого в тот момент звали Бустрофат, возьми да и скажи, Надо было и Бустрофеликса с нами прикормить, а у меня смех уже подкатывал к самой бумажной плотине, А, что скажешь, Бустрофотик, а что я, у меня во рту, как мяч в воротах, салфетка, и вот я говорю, Фа, конефно, и салфетка вылетает, словно ракета средней дальности, а за ней — сверхзвуковой хохот, долгий ротовой, или рядовой, или родовой пердеж, и весь этот нарядный снаряд попадает официанту в лицо, которое еще сильнее вытягивается и превращается в посадочную полосу, и в конце концов приземляется прямо на его гладкий глаз, и он отказывается нас обслуживать и уходит из нашей жизни, как песок в море (музыка Сабре Маррокина) и закатывает вселенский скандал где-то в глубинах океана своему посейдоническому хозяину, а мы на кисейных берегах скатерти помираем со смеху, а наш умопомрачительный глашатай, герольд, Бустрофон кричит, БустрофеноНемо, старик, да ты Бустрофонбраун, Бустрошторм, кричит, Бустифон, Бустросамум, Бустромуссон, кричит, Буструраганный Ветер, кричит во всю глотку и во все легкие и во весь рот. Явился хозяин, толстый лысый маленький испанец, пониже официанта, он и дна-то ногами не доставал, похоже было, будто стоит на коленях, ходячий Бюст.

— Какие проблемы?

— Мы желаем (сказал преспокойно, не поворачиваясь, Бустро), желаем отужинать.

— Много будешь шуток шутить, не отужинаешь.

— А кто здесь шутки шутил (спросил Бустрофактотум — а он был длинный тощий малый с довольно кислой миной, изрытой к тому же то ли юношескими угрями, то ли взрослой оспой, то ли временем и морем, то ли поторопившимися стервятниками, то ли всем вместе, — привстал, поднялся на ноги, удвоился, утроился, разложился, как подзорная труба, вырастая в каждом движении до самого потолка, до балок, до крыши).

И мне вспомнилась Алиса в Стране чудес, и я поделился с Бустрофеноменальным, а он принялся выдавать, одаривать: Алиса в Степи небес, Алиса в Стане повес, Актриса в Стоне словес, Словеса, Словоблуд, Словоблудие, Словобоязнь, Словоговорение, Словоизвержение, Словоизлияние, Словоизменение, Словолитие, Словообилие, Словообразование, Словоохотливость, Словопрение, Словотворение, Чудотворение, Чудодействие, чудодей, чудовище, чудо-юдо и чудесница и кудесница и наездница, и начал напевать, вынужденно (врожденно) танцуя от моего Фа, конефно, и Алисы в Стене и Марти и Розовых башмачков, такую песню в самом что ни на есть тропическом ритме: