Читать интересную книгу 100 сказок народов мира - Коллектив авторов

Он поднял руку, чтоб остановить работу. Посмотрел на покрытые мохом вековые стены, прислушался к похоронным напевам, несшимся из храма, посмотрел на рыдавший на коленях на площади народ и задумался. Словно отца всякий хоронил.

– Хорошо! – сказал Яшар. – Если вам уж так дорог этот старик, – я согласен его оставить. Но с одним условием.

Он усмехнулся злою улыбкою:

– Видите это дерево? Пока солнце опустится до него, пусть кто-нибудь из вас сбегает в Приштину и принесет мне оттуда во рту око железных гвоздей. Если не успеет, – собор будет разрушен, как только солнце дойдет до дерева. Торопитесь!

Яшар с презреньем оглядел «райю». Толпа переглянулась.

До Приштины – верст десять [53] . Времени оставалось с час. Да и разве можно добежать с закрытым ртом, полным гвоздями?

– Что ж вы? – продолжал презрительно улыбаться Яшар. – Никто не найдется?

– Я! – раздался голос среди «райи». И из толпы вышел Георгий Войнович.

Яшар засмеялся, глядя на него:

– Беги!

Георгий Войнович сбросил с себя лишнюю одежду, поклонился паше, поклонился народу и бросился бежать.

Народ в ужасе стоял на коленях и молился за Георгия Войновича.

Каменщики и землекопы шутили, смеялись, выбирая места для будущих ударов заступами и кирками. Яшар смеялся со своими албанцами и поглядывал на солнце.

А время неслось, как перед казнью, – и солнце быстро падало к дереву.

С улыбкой Яшар и с ужасом народ смотрел на солнце.

– Не вернется Георгий!

Вот золотом вспыхнула с края листва, и ветви стали розовыми.

Вот черное кружево листьев вырезалось на золотом солнечном круге. А Георгия Войновича нет. Солнце сейчас-сейчас коснется ствола.

Каменщики, землекопы взялись за кирки, заступы, лопаты и впились глазами в пашу, ожидая знака.

Прищурив один глаз, с насмешливой улыбкой Яшар взглянул на солнце и на ствол, подождал несколько мгновений и поднял руку. Но в эту минуту раздался крик:

– Бежит! Бежит!

По дороге бежал Георгий Войнович.

Ноги у него подкашивались, он качался из стороны в сторону.

Бежал, как бежит петух, которому перерезали горло. Спотыкаясь, с безумными глазами, он сделал несколько последних прыжков и упал у ног паши.

Изо рта у Георгия Войновича полилась густая кровь, и в крови гвозди.

С изумлением и с ужасом смотрел на него Яшар-паша. С изумлением и с ужасом глядели все албанцы. «Райя» рыдала.

– Встань! – приказал Яшар.

Но Георгий Войнович лежал, дергаясь у ног паши. И кровь лилась, лилась из его рта. Георгий Войнович умирал. Он проглотил несколько гвоздей.

Яшар-паша поднялся.

– Какая верная собака! – сказал он. Ужас охватил Яшара, он вскочил на коня и молча дал знак ехать обратно.

Молча и в ужасе поехали за ним албанцы. Молча и в ужасе пошли каменщики и землекопы, с заступами на плечах, словно могильщики.

А народ теснился вокруг умиравшего в судорогах Войновича, чтоб поцеловать хоть край его одежды. Так умер Войнович и спас старый Липьянский собор. И песни Старой Сербии до сих пор поют о подвиге Георгия Войновича.

Чауш [54] Висла

Македонская легенда

В Ипеке, в Приштине все жалеют чауша Сали-Бисла:

– Такой бравый был человек! И погиб из-за чего?! Из-за женщины.

Сали-Бисла был, действительно, бравый человек. Прежде он разбойничал в горах, – и такого страха нагнал кругом, что ипекский вали послал к нему верного человека.

– Охотнику лучше живется, чем дичи. Чем нам за тобой охотиться, охоться лучше за другими. Чем мерзнуть да мокнуть под дождем в горах, живи лучше в тепле и в холе. Чем разбойничать, – поступай на службу к нашему светлейшему султану. Будешь сам охранять край от разбойников.

Сали-Бисла ответил:

– Что ж, если хорошо заплатят, – мне все равно.

Вали обещал Сали-Висла сделать его через месяц «чаушем» и жалованье дать, как чаушу следует, и пенсию потом, – и послал в Стамбул донесение:

«Порядок вводится быстро. Опаснейший из разбойников Сали-Бисла раскаялся и даже поступил на службу охранять край от других разбойников».

Так Сали-Бисла из разбойника Сали-Бисла стал охранителем страны, а вали получил из Стамбула благодарность за усердие и быстрые успехи.

Однажды соседний албанский бей [55] , богатый и могущественный человек, позвал к себе чауша Бисла и сказал ему:

– Ты, пожалуйста, не забирай себе в голову, что если исполнишь мою просьбу, то окажешь мне этим огромную услугу. Просто мне, по своему званию, не пристало пачкаться в таких делах. Отчего не дать заработать бедному человеку? Я и подумал: «Чауш Бисла – бравый малый, дам ему заработать».

Сали-Бисла поклонился и подумал:

«Когда богатый начинает заботиться о бедном, значит, ему хочется от бедного что-нибудь получить». А сказал:

– Ты голова, я руки. Ты подумай, – я исполню.

– Нехорошо даже, – сказал бей, – когда хорошая собака – в дурных руках. Не то что человек. Ты знаешь в Ипеке болгара Семена?

– Всю семью знаю! – отвечал Бисла.

– Пропади вся его семья, кроме жены! Марица – красивая баба. Обидно, что собака ест хорошее кушанье, когда люди голодны. Такой женщине место у албанца, а не у гяура!

Бисла поклонился и сказал:

– Что ж, сотня пиастров никому повредить не может! Всякому человеку приятно иметь сотню пиастров.

– А пятьдесят? – спросил бей. – Я о тебе же забочусь, хочу дать работу бедному человеку, а ты…

– Работу бедному человеку норовит дать всякий! – отвечал с улыбкой Висла. – Бедный же благодарит того, кто заплатит.

– Получай семьдесят пять и славь аллаха за мое благородство.

– Сначала попросим его, чтобы помог в деле.

Через два дня, под вечер, когда Марица шла за водой, из-за камня выпрыгнул Сали-Бисла, схватил ее в охапку, завязал рот платком, побежал с ношей к коню, который был привязан невдалеке, вскочил на седло и повез Марицу к бею.

Делам хорошим и дурным один враг – время. Время приносит мысли. Мысли изменяют дела. Ехал чауш, глядел на Марицу и думал:

– Не держал я в руках семидесяти пяти пиастров? А такой красавицы в руках не держал. Семьдесят пять пиастров! Приставь пистолет ко лбу, – у кого не найдется семидесяти пяти пиастров?! А такой жены не найдется. Бей желает ее себе! Вот какая женщина!

Так дорогой думал Висла.

И с полдороги повернул коня назад. Вместо дома бея отвез Марицу к себе домой.

Прошло три дня, – бей позвал к себе Висла.

– Где Марица?

Бисла улыбнулся:

– Нехорошо, бей! Берут женщин у гяуров. Албанец у албанца женщин не отнимает. Такого обычая нет в нашей праведной земле.

– Как у албанца?! – закричал бей.

Бисла поклонился:

– Ты мудрый, бей, а я человек простой. Мне б и в голову не пришло такой богатой мысли. Ты сказал: «Такая женщина, как Марица, должна быть в доме у албанца, а не гяура». Ты – албанец, я – албанец. Я и отвез Марицу в дом к албанцу. Я украл Марицу. Но крадут, бей, для себя.

Света не взвидел бей:

– Прочь с моих глаз! Будешь ты меня помнить!

Бисла поклонился:

– Да и ты меня не забудешь.

Бей приказал позвать к себе болгара Семена. В слезах к нему явился болгар.

– Слышал я о твоем горе! – сказал ему бей.

– Три дня ищу жену, – как в воду канула! – рыдал болгар.

– Я знаю, кто ее украл! – сказал бей. – Чауш Сали-Бисла… Он сам мне сознался. Твоя жена у него. Иди к вали и жалуйся. Теперь не прежние времена, разбойничать не ведено!

Побежал Семен к вали.

Вали разгневался и приказал позвать к себе чауша. Смело пришел Сали-Висла к гневному вали. Вали затопал ногами, закричал:

– Тебя же, негодяй, поставили охранять людей от разбойников, – а ты сам же разбойничаешь? Сейчас сознавайся: ты украл жену у Семена болгара?

Бисла поклонился и спокойно ответил:

– Семена болгара жена у меня. Но я ее не крал. Своих вещей не воруют. Она сама отдала мне свою красоту, еще когда была в доме у Семена. Об одном только и просила: «Возьми меня к себе. Хочу принять ваш святой закон и быть тебе верной женой».

– Врет он! Врет он! – закричал, застонал болгар Семен, который стоял тут же.

Висла оглянулся на него с удивлением, словно только что заметил, что Семен здесь. И пожал плечами:

– В первый раз слышу, чтоб гяуры смели кричать, когда албанец говорил с турком.

Паша закричал на Семена:

– Молчи, собака, когда люди говорят!

Но мрачно посмотрел на Бисла:

– Врешь! Семен болгар говорит, что ты украл! Сейчас отдать Семену жену! Теперь не те времена!

Сали-Бисла поморщился.

– Если ты больше веришь собачьему лаю, чем человеческому голосу, – это дело твоей мудрости, вали. Только в первый раз я слышу, чтоб голос гяура заглушал в ушах правоверного голос албанца.

Вали задумался.

– Хорошо! – наконец сказал он. – Но теперь не те времена. Теперь все должно делаться по закону. Слышишь? Исполни все, как надо по закону. Приведи женщину в меджидие [56] , и если она, как требует закон, скажет сама старшинам, что добровольно, без всякого принуждения, желает принять наш святой ислам, пусть примет и остается у тебя в доме. Если же нет…