Монтгомери. А что касается людей, то ему некогда будет их собрать. Теперь его окружают преступники и бродяги, и никто из них не может ездить верхом, тем более орудовать мечом.
Аликс закусила нижнюю губу, только бы удержаться и промолчать. Лучше пусть Пагнел думает, что Рейн беззащитен. И может быть, Пагнел поменьше пошлет людей, чтобы схватить Рейна.
А о чем еще она думала? Рейн никогда не станет ее выручать после того, что она ему сделала. Она очень сомневалась, что он захочет даже говорить с Джослином. Лесная стража сразу же сообщала Рейну о приближении кого бы то ни было, и все, что Рейну надо будет сделать, — так это велеть не пускать Джоса. И он обязательно так поступит. Если Джослин попытается проникнуть в лес тайно, Рейн может приказать убить его. Но нет! Рейн не сможет так поступить, не сможет. А что, если Джослину удастся все-таки добраться до Рейна? Поверит ли Рейн Джосу? Не отнесется ли равнодушно к ее судьбе?
— Нет, он приедет, — повторил Пагнел. — А когда приедет, мы будем начеку.
ГЛАВА 14
Аликс выглянула в окно маленькой комнаты с каменными стенами и стала смотреть с каким-то ужасающим непреодолимым любопытством, как плотники внизу, во дворе, строят помост для казни. Прошло уже восемь длинных мрачных дней, как ее захватил Пагнел, и она успела потерпеть полное поражение на процессе.
Некоторые из вершивших суд приходились Пагнелу родственниками, и он легко склонил их на свою сторону. Аликс слышала все их разговоры, ведь они говорили так, будто ее нет, а в ее голове эхом отдавались слова Рейна.
Они с ним часто спорили о поднимающемся среднем сословии. Аликс всегда обожала короля Генриха, ей нравилось, как умело он лишал дворян их могущества, заставляя их платить тем, чьим трудом они пользовались, и запретил им иметь рабов. Рейн, напротив, говорил, что король превращает дворян в жирных торговцев, что если правящее сословие будет считать гроши, то позабудет о своих рыцарских доблестях и потеряет всякое представление о чести. Она же возражала, говоря, что теперь люди стали более равными, и тогда Рейн интересовался, кто же станет воевать за Англию, если на нее нападут. Если не будет сословия, свободного от делания денег, сильного и умеющего сражаться, то кто же тогда защитит страну?
Во время «суда» Аликс начала яснее понимать, что имел в виду Рейн. Судьи ни минуты не сомневались, что никакая она не ведьма, и Аликс очень удивлялась, так как люди в ее родном городке искренно и стойко верили в существование ведьм и колдунов и знали тысячу способов уберечься от порчи и сглаза.
Судьи беспокоились только о том, чтобы заслужить благосклонность вышестоящих, и охотились за наградами, которые всегда расточались, когда король был доволен. Пагнел рассказал им, что Аликс носит ребенка от Рейна Монтгомери, и они, как грифы в добычу, вцепились в этот факт. Король объявил Рейна изменником, и, если его еще немного подтолкнуть, он рухнет, а его земли отдадут кому-нибудь другому. Король Генрих создавал свое собственное дворянство, даруя титулы всем, кто был достаточно богат, чтобы купить себе хоть один. Судьи надеялись, что король отдаст им часть владений Монтгомери, если они выдадут Рейна или предъявят его голову.
На протяжении всего процесса Аликс сидела молча и слушала, как они замышляли заговор, смеялись и спорили. Когда суд кончился, ее толкнули на телегу и повезли через городок — Аликс не знала, как он называется, — а глашатай, идущий впереди, громко объявлял, что она ведьма.
Аликс смотрела отчужденным взглядом на то, как люди осеняли себя крестным знамением, скрещивали пальцы и отворачивались, чтобы она не сглазила их, а более храбрые бросали в нее гнилье и отбросы. Ей хотелось крикнуть, что она не имеет никакого отношения к колдовству, а пострадала от алчности людей и без того богатых. Однако, глядя на возбужденные и одновременно испуганные лица грязных, истощенных людей, она понимала, что убедить их в своей правоте невозможно. За несколько минут нельзя разрушить стену невежества, возводившуюся веками.
Телега остановилась, Аликс подтащили к развалинам старого замка, от которого осталась только одна башня, и повели, толкая в спину, по лестнице. Много позже ей дали небольшой кувшин с водой, и она постаралась, как могла, смыть вонючую грязь с лица и платья.
Они держали ее в башенной комнате несколько дней под охраной, располагавшейся на лестничной площадке и на крыше. По ночам городские жители окружали башню и громко твердили заклинания против порчи и ворожбы. Аликс же ничего не оставалось делать, как сидеть посредине холодной маленькой комнаты и стараться слышать только музыку, звучавшую в ее воображении. Она знала, что судьи откладывают день казни, предоставляя Рейну время для попытки ее спасти, и она ото всего сердца молилась о его безопасности и просила Бога вразумить Рейна, дать ему понять, что его заманивают в ловушку. Ах, как, правы были судьи и Пагнел, решив, что у Рейна не будет времени призвать своих рыцарей на помощь! Более того, Пагнел отправил собственных людей на север, к усадьбе Рейна, чтобы они помешали ему добраться туда первым.
Аликс сидела, и вспоминала, какие плохие воины лесные бродяги, как они неохотно учились боевой науке и как ненавидели ее. «Пожалуйста, Господи, — молилась она, — не допусти, чтобы Рейн приехал один. А если он все-таки решит приехать, то пусть у него будет хоть лесная стража, и пусть она его защитит».
Еще до рассвета, на девятый день, пришла толстая старуха, от которой скверно пахло, и принесла для Аликс белое льняное платье. Она спокойно, не сопротивляясь, надела его, не подпоясавшись. Во время судебного процесса она молила сохранить ей жизнь до рождения ребенка, но судьи ответили ей пустым, совершенно безразличным взглядом, а один попросил Пагнела утихомирить ее, и его пощечина заставила ее умолкнуть. Да она все равно не могла бы сказать ничего, что поколебало бы их решимость. Они считали, что должны сжечь Аликс именно теперь, когда Рейн еще неравнодушен к ней, и что ребенок заслуживает той же участи. Пагнел со смехом живописал, как он закует Рейна в цепи и заставит его смотреть на горящую заживо любимую женщину.
Подняв подбородок, собрав все свои силы, чтобы унять дрожь в коленях, Аликс сошла вниз по лестнице. За ней ковыляла старуха, перекинув через руку платье Аликс — ей отдали его в награду за то, что она рисковала, находясь в одной комнате с ведьмой.
Внизу лестницы ожидал священник. Аликс быстро исповедалась, отвергнув обвинение в ведовстве и в том, что ребенок у нее от дьявола. С недоверчивым видом священник благословил ее на последний путь в жизни.
«Странное, наверное, мы представляем зрелище», — подумала Аликс. Такое маленькое беззащитное создание, как она, сопровождают такие большие стражники: один впереди, другой сзади и по двое с каждой стороны. Только звон их доспехов мог заглушить громкий стук ее сердца, когда она устремила взгляд на помост впереди. Высоко в небо поднимался шест, вокруг него лежали груды хвороста и сена.