Читать интересную книгу Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник) - Иван Ильин

Данные о плотности населения приведены в первой книжке «Русского Колокола». Достаточно сказать, что Европейская Россия с ее 25 жителями на 1 кв. км занимала в Европе 20-е место; меньшей плотностью обладали в Европе только Швеция (12 чел. на 1 кв. км), Норвегия (7), Андорра (11) и малообитаемые острова. Наибольшую плотность в Европе имели Бельгия (253), Голландия (176), Великобритания (145) и Германия (120).

4. Далее, надо иметь в виду, что государственное и культурное строительство бывает тем труднее, чем разнообразнее и пестрее национальный состав государства; и, наоборот, – тем легче, чем более расовой единственности и племенного единения в народе.

Нация определяется: расой и племенем (кровь); родным языком; религиозным укладом души; историческим самосознанием, вынесенным из прошлого; и вырастающей из всего этого духовной культурой.

В смысле племени Европа знает страны с совершенно однородным населением германского племени – Швеция, Норвегия, Дания, Голландия. Сравнительно однородны также романские государства – Франция, Италия, Испания, Португалия. В Англии 89 % составляют англосаксы и 11 % кельты. В довоенной Германии имелось 92 % германцев, 6 % поляков и 2 % датчан, французов и евреев. В Австро-Венгрии насчитывалось 46 % славян, 25 % германцев, 18 % венгров, 7 % румын и 2 % итальянцев. Ни одна страна не имела той расовой и племенной пестроты, какую имела Россия (см. первую книжку «Русского Колокола»). В настоящее время Академия наук насчитывает до 165 народностей, живущих в России.

Так же обстоит дело и с родным языком. В довоенной Европе наибольшей пестротой языка отличались Австро-Венгрия; Швейцария, в которой 70 % считали родным немецкий язык, 22 % – французский и 7 % – итальянский; и Бельгия, где 41 % населения говорит на фламандском языке, 37 % – на французском и 12 % – на обоих языках.

В деле религии государства Западной Европы почти свободны от нехристианского элемента: так, Болгария насчитывала турок и евреев 1,5 %; Германия насчитывала евреев и «вне-исповедных» 0,8 %; Франция – 0,15 %. В России же насчитывалось почти 16 % нехристиан: 4,2 % евреев; 11,1 % магометан; 0,3 % буддистов и ламаистов; и 0,2 % иных.

Ясно, что во всех этих отношениях историческое бремя России было наибольшим.

5. Установим, наконец, что в каждом государстве национальная, хозяйственная, правовая и умственная культура должна была и могла проникнуть тем глубже в народную толщу, чем более времени прошло с последнего переселения народов. И обратно: чем короче срок, протекший после вторжения пришельцев, тем труднее и неблагоприятнее положение всей национальной культуры.

Уже к концу VIII века в Западную Европу вторглась вся основная масса переселявшихся народов (готов, гуннов, бургундов, аллеманов, франков, вандалов, лангобардов, баваров, аваров и славян); это были не кочевники, а оседлые народы, искавшие себе места и оседлости и добивавшиеся у римлян именно прочного поселения. Два, три века продолжалась еще борьба с ними; племена рассаживались, утрясались, принимали христианство, ассимилировались и замирялись (эпоха Карла Великого, конец VIII и начало IX века). В IX и X веках Европа боролась еще с норманнскими вторжениями. В конце X века Испания пережила нашествие мавров. В XI веке норманны завоевали Англию. И тем не менее в общем процесс нового национального формирования, необходимого для культурного строительства, ведет в Европе свое начало от IX века. При этом великое переселение народов не сломило, а породило и оплодотворило этот процесс: новые нации и новые культуры родились из него и благодаря ему. Совсем иначе обстояло в России.

За IX, X, XI и XII века восточное славянство успело расселиться, утрястись, противостать кочевникам, принять христианство, заложить основы государственного быта и правопорядка и приступить к созиданию той дивной и самобытной культуры (религиозный быт, школа, дружина, песня, былина, живопись, архитектура, летопись, право), следы которой уцелели доныне и доныне волнуют душу своею духовною – христианскою и общечеловеческою значительностью. Вторжение татар началось в XIII веке, с 1237 года; это были не оседлые племена, а кочевники; они грабили, разрушали и жгли; они пришли на готовую завязь культуры и на три четверти смыли ее; они облагали данью и уходили, с тем чтобы прийти опять и закрепить огнем и кровью свое иго. Татарское иго длилось формально 250 лет. Куликовская битва (1380) не покончила с ним; за нею последовал еще век погромов: 1381 (Тохтамыш), 1395 (Тамерлан), 1408 (Едигей), 1430 (Махмет), 1445 (Махмет), 1451 (Мазовша) и т. д. Иоанн III сверг иго, но не избавил Русь от татар. Последний раз Москва была сожжена при Иоанне Грозном в 1571 году крымским ханом Девлет-Гиреем и обложена Казы-Гиреем в 1591 году.

Здоровый рост и развитие России были прерваны и искажены татарским игом и задержаны им не менее чем на 300 лет. Героический отпор, которым мы встретили татар, не избавил от ига Россию, но спас от вторжения Западную Европу: ее спокойный рост был огражден и обеспечен несчастием и страданиями русского народа. С тех пор вся история России состояла в том, что она отстаивала свою самобытность от вторжения обогнавших нас западных народов и догоняла их в деле цивилизации и культуры. Все великие русские люди понимали, что если мы не «догоним» Запад, то мы будем им завоеваны и порабощены. И события последних лет были столь тягостны для России именно потому, что в данные нам исторические сроки догнать западную цивилизацию нам еще не удалось.

Правда, России удалось достигнуть очень многого в эти урезанные сроки. Так, крепостное право, отмененное в Германии всего лишь в 1809–1832 гг. на условиях весьма невыгодных для крестьян, было отменено в России через 50 лет (1861) на условиях несравненно более благоприятных («Русский Колокол» даст об этом особую справку). Так, Италия создала свой первый университет в XI веке, т. е. через два или три века после переселения народов; а Германия – в XIV веке, т. е. почти через шесть веков после побед Карла Великого. Россия же основывает свой первый университет всего через 275 лет после того, как Иоанн III растоптал регалии татарского хана. Так, первая железная дорога в России (между С.-Петербургом и Царским Селом) была построена в 1838 году, всего через 13 лет после открытия первой железной дороги в Англии; а к 1914 году общее протяжение железнодорожной сети в Германии и в России было приблизительно одинаково. Однако размеры России требовали, чтобы это протяжение было не «одинаково», а в 12 раз больше, чем в Германии.

Все эти достижения России[106] при всем их размере, при всей даровитости русского народа и при всех его напряжениях, – обнаруживали всегда ее сравнительную отсталость, в которой никто не «виноват», но которая определяется всецело данным нам историческим бременем.

Для того чтобы справиться с этим бременем, России нужно время, воздержание от войн и внутренний расцвет на основах религии, просвещения, правопорядка и свободной собственности.

Редакция

Русская эмиграция в цифрах

Трудно сейчас найти страну, в которой бы не находилось «в рассеянии сущих» или «неукротимых», как назвала русских беженцев в своей великолепной книге наблюдавшая их в Константинополе писательница-англичанка. Об их повсеместном распространении показательно говорит хотя бы то, что международное соглашение относительно предоставления русским эмигрантам особого удостоверения для проживания за границей принято сейчас 49 государствами из общего числа немногим свыше 50 в обоих полушариях. И все-таки даже столь невиданного количества подписей под международной конвенцией оказалось недостаточно. На днях об этом напомнил один из «неукротимых», удачно устроившийся в далеком Гондурасе, возбудив ходатайство о выдаче ему беженского паспорта. На его беду оказалось, что у Гондураса до сих пор не было оснований интересоваться упомянутой конвенцией. Все почти остальные цивилизованные страны, очевидно, уже имели дело с такими ходатайствами, иначе им было бы ни к чему вводить у себя беженские удостоверения.

На вопрос об общей численности русского рассеяния точного ответа дать нельзя. Нет такой статистики, которая бы позволяла произвести точный их учет. И не может ее быть, пока не существует единого формально однообразного признака беженства (беженские удостоверения не везде обязательны); пока и эмигранты и власти в некоторых случаях заинтересованы не давать ясного ответа на подобный вопрос.

Но существует ряд довольно надежных данных, позволяющих все же составить верную общую характеристику эмиграции. Самыми свежими и достоверными из них являются те, что собраны беженской секцией Международного бюро труда на основании особой анкеты, на которую большинство правительств сообщило цифровые данные по ряду пунктов.