Я должен был бы сказать, что нам необходим новый подход к торговле, такой, который будет учитывать все эти реалии.
А мои братья и сестры по профсоюзу кивали бы и говорили, что им было бы интересно обсудить мои взгляды... но пока что можно им считать, что я против ЦАССТ?
Вообще говоря, дебаты о свободной торговле не очень изменились с начала восьмидесятых годов, причем профсоюзы и их сторонники неизменно в них проигрывают. Среди политиков, прессы и внутри бизнес-сообщества сегодня стало азбучной истиной, что свободная торговля обогащает всех. Пока идет этот спор, рабочие места в Америке сокращаются в угоду торговле, жизнь на местах становится все труднее, но на каждую тысячу рабочих мест, сокращенных в разных отраслях производства, приходится столько же, если не больше, мест в развивающихся секторах обслуживания экономики.
Шаг глобализации все ускоряется, однако не только профсоюзы волнует дальнейшая судьба американских рабочих. Экономисты заметили, что повсеместно — включая Индию и Китай — экономический рост ежегодно создает приблизительно одинаковое количество рабочих мест, что является следствием растущей автоматизации и производительности труда. Некоторые аналитики задаются вопросом, может ли рост, наблюдавшийся в прошлом, ожидаться теперь в американской экономике, более ориентированной на сферу обслуживания и, соответственно, на увеличение уровня жизни. И действительно, за последние пять лет статистика показывает, что заработная плата на сокращаемых рабочих местах выше, чем на вновь создаваемых.
И хотя повышение образовательного уровня американских рабочих улучшит их приспособляемость к глобальной экономике, одно это не защитит их от все усиливающейся конкуренции. Даже если бы США выпускали в два раза больше программистов на душу населения, чем Китай, Индия или любая страна Западной Европы, общее количество участников мирового рынка показывает, что программистов гораздо больше за рубежом, чем в Америке, а зарплата у них составляет примерно одну пятую американской в любом бизнесе, имеющем широкополосный интернет.
Другими словами, свободная торговля вполне способна испечь огромный экономический пирог, но это не значит, что американским рабочим достанется самый большой кусок этого пирога.
С учетом этих реалий легко понять, зачем многие хотят покончить с глобализацией. Чтобы заморозить существующее положение дел и изолировать нас от экономической разрухи. Остановившись в Нью-Йорке во время дебатов по ЦАССТ, я встретился с Робертом Рубином, министром финансов США в администрации Клинтона, с которым мы познакомились в ходе моей кампании, и рассказал ему о некоторых прочитанных мной научных исследованиях. Среди демократов трудно найти другого человека, который более, чем Рубин, ассоциировался бы с понятием «глобализация», — и не только потому, что много лет он был одним из влиятельнейших банкиров на Уолл-стрит, но и потому, что в девяностые годы именно он определял курс развития мировой системы финансов. Кроме того, он один из самых глубоко мыслящих и непритязательных моих знакомых. Я тогда спросил его, обоснованны ли хоть сколько-нибудь мои волнения о судьбе рабочих «Мейтэга» в Гейлсберге и возможно ли будет избежать падения жизненного уровня США в условиях конкуренции с гораздо более дешевой зарубежной рабочей силой.
— Так сразу не ответишь, — ответил мне Рубин. — Большинство экономистов скажут вам, что, в принципе, американская экономика может создать неограниченное количество хороших рабочих мест, потому что уму человека нельзя положить предел. Изобретаются новые технологии, возникают новые нужды, новые потребности. Наверное, экономисты правы. Исторически так оно и было. Конечно, нет никакой гарантии, что сейчас будет то же самое. С учетом скорости технологических изменений, размера стран, с которыми мы конкурируем, и различия в ценах с этими странами мы видим совершенно другой образ экономики. И я думаю, что, пусть даже мы будем делать все так, как надо, трудностей не удастся избежать.
Я заметил, что жителей Гейлсберга такой ответ вряд ли успокоит.
— Я же сказал «пусть», а не «если», — заметил он. — Я осторожный оптимист. Если мы сохраним налоговую систему в порядке и сделаем что-нибудь с образованием, у детей все будет прекрасно. Я бы точно сказал одну вещь этим людям из Гейлсберга: любой протекционизм даст обратный эффект, а их детям от него будет только хуже.
Я оценил согласие Рубина, что в условиях глобализации у американских рабочих есть вполне законный повод для волнения; я знал, что большинство профсоюзных лидеров серьезно думали над этой проблемой и нисколько не походили на закоренелых протекционистов.
Но в главном с Рубином трудно не согласиться: можно затормозить глобализацию, но остановить ее нельзя. Экономика США сегодня настолько сильно привязана ко всему миру, а электронная торговля настолько распространена, что трудно себе даже представить, а уж тем более усилить какой-либо эффективный режим протекционизма. Тариф на ввозимую сталь может дать короткую передышку американским производителям, но он же сделает любого американского производителя, который использует сталь в своем производстве, менее конкурентоспособным на мировом рынке. Трудно купить «американский» продукт, когда видеоигра, продаваемая американской компанией, разрабатывается японскими программистами, а упаковывается в Мексике. Пограничный патруль не может прекратить работу колл-центра в Индии или запретить инженеру-электрику из Праги переписываться по электронной почте со своим работодателем в Дублине. В торговле не осталось практически никаких границ.
Это не означает, конечно, что мы можем умыть руки и сказать рабочим, что они теперь должны заботиться о себе сами. Перед концом обсуждения ЦАССТ я указал на это президенту Бушу, когда вместе с группой сенаторов меня пригласили для дискуссий в Белый дом. Я сказал президенту, что верю в преимущества торговли и не сомневаюсь, что Белый дом сделает все, чтобы получить необходимое количество голосов в поддержку соглашения. Я сказал, что сопротивление принятию ЦАССТ имеет мало отношения к самому соглашению, но гораздо больше — ко все растущей незащищенности американских рабочих. Если мы не сможем придумать, как успокоить людей и вселить в них уверенность в том, что федеральное правительство на их стороне, протекционистские настроения только усилятся.
Президент выслушал меня и сказал, что ему интересно будет познакомиться с моими идеями и пока что, как ему кажется, он вполне может рассчитывать на мой голос.
Зря ему так показалось. В конце концов я проголосовал против ЦАССТ, которое прошло через Сенат пятьюдесятью пятью голосами против сорока пяти. Не могу сказать, что я был доволен, проголосовав так, но я понимал, что только таким образом могу выразить несогласие с тем, что я считал наплевательским отношением Белого дома к жертвам свободной торговли. Как и Боб Рубин, я оптимистично смотрю на долгосрочные перспективы американской экономики и конкурентоспособности рабочих Америки на рынке свободной торговли, но только при условии, что мы более справедливо распределим среди людей все бремя и все преимущества глобализации.
Когда экономическая трансформация проходила не менее болезненно, чем сегодня, Франклин Делано Рузвельт привел страну к новому общественному устройству — к договору между правительством, бизнесом и рабочими, который через пять лет с небольшим сделал страну процветающей и укрепил экономическую безопасность. Для среднестатистического американского рабочего эта безопасность покоилась на трех столпах: стало возможно найти хорошо оплачиваемую работу, чтобы обеспечить семью и скопить кое-какие деньги; работодатель теперь предоставлял целый пакет медицинских и пенсионных услуг; а государственная система социальной помощи — «Социальная защита», «Медикэйд», «Ме-дикэр», пособие по безработице, немного меньше защита от банкротства и обеспечение пенсионных выплат — страховала тех, кто пострадал сильнее остальных.
Конечно же, импульс «Нового курса» не мог не затронуть и чувства общественной солидарности: появилась идея, что работодатели должны всегда хорошо относиться к своим работникам и что, если злая судьба или просчет подставит кому-нибудь из нас подножку, все американское общество протянет нам руку сострадания.
Новое общественное устройство подразумевало, что система распределения как рисков, так и вознаграждений может значительно улучшить работу рынка. Рузвельт понимал, что достойный заработок и социальные программы создадут базу потребителей из среднего класса, которая стабилизирует американскую экономику и даст ей толчок к развитию. Но одновременно Рузвельт признавал, что мы все рисковали бы гораздо чаще — например, меняли бы работу, начинали новое дело или приветствовали конкуренцию других стран, — когда знали бы, что нас защитят, если что-нибудь пойдет не так.