Чтобы хоть как-то пресекать эти приступы, он начал принимать еще больше «кислоты». Вообще, ее действие крайне непредсказуемо. При «хорошем трипе» Брайан видел мир словно сквозь прекрасный и блестящий, переливающийся всеми цветами радуги кристалл. Тогда он расслаблялся, кайфовал и дурачился, безобидно усмехаясь. Но «плохой трип» заставлял его бегать из угла в угол в непонятном страхе и съеживаться где-нибудь в углу, пока этот страх не наполнял все его естество до самых краев. Тогда ему чудились монстры, выползающие из стен и приближающиеся к нему. Но, несмотря на все ужасы «плохого трипа», он продолжал — когда жизнь прижимала его к стенке — в очередной раз отправляться в поисках галлюциногенной глухоты и слепоты, которые даровал ему «хороший трип».
Брайан был убежден в том, что «кислота» дает ему возможность сочинять лучшую музыку. Это было вполне справедливо, если он испытывал последствия «хорошего трипа». «Плохие трипы» же много раз способствовали тому, что Брайан просто не приходил в студию. Конечно, не приходя на сейшены, Брайан понимал, что это дает дополнительные причины остальным участникам группы для того, чтобы открывать очередной огонь упреков и насмешек в его сторону, что усиливало его депрессию. Брайану мало-помалу начало казаться, что куда бы он не повернулся — его везде преследует только неудача. Однако когда он, наконец, приходил в студию, то обнаруживал, что в его отсутствие в творчестве группы повеяли ветра перемен, и они дули явно не в его паруса.
Примерно в этот период Брайан начал усиленно экспериментировать с одеждой — возможно, в стремлении компенсировать свою неуверенность. Он стал первым, кто привнес гламур в недра «Стоунз» своими разноцветными сюртуками, фетровыми шляпами и берберскими украшениями. Поп-тусовка последовала его примеру безоговорочно. Воплотив в себе безответственный и опасный блеск своей эпохи, он подтолкнул ее на грань андрогинного, представив на суд лондонской моды кружева и халаты, развевающиеся шарфы и широкополые шляпы, ранее бывшие достопримечательностью разве что конкурсов на лучший женский головной убор, ежегодно проводимых во время скачек в британском Эскоте. Женские пиджаки, шелковые рубашки и меховые жилеты, не говоря уже о ярко-полосатых, как ярмарочная конфета, блейзерах, разноцветных продолговатых очках, за которыми он скрывал от окружающих свой печальный взгляд, неизменно притягивали к его экзотической фигуре любопытные взгляды и вспышки фотокамер. К вящей радости владельцев бутиков, его демарши спровоцировали в 1966-м массовые рейды молодежи по магазинам в поисках яркой одежды, когда начался всеобщий взрыв интереса к психоделическим цветам и тканям.
Красивые ткани виднелись в каждом выдвижном ящике, в каждом серванте квартиры Брайана на Кортфилд-роуд. Брайан выбирал свой ежедневный костюм так, как художник создает коллаж. Он был первой рок-звездой, который стал обвивать свои колени и шею шарфами. Он украшал себя колье и браслетами, антикварными брошами, кусочками старинных тканей — парчи и шелка. Они связывали его с другими временами и иными местами планеты. Брайан превратил стиль своей одежды в захватывающее личное послание. Да — одежда для Брайана, как, скажем, и для многих женщин, была (после музыки) его самым сильным средством самовыражения. Все в ней служило для эффекта красоты. Брайан доказал, что и мужчина может одевать невероятную, почти женскую одежду и при этом все равно выглядеть привлекательным и мужественным. Он размыл границы между мужским и женским. И этому андрогинному вызову последовали не только поп-звезды, но и обычная публика, покупавшая пластинки, а также хиппи.
Возвращения с сессий домой с Китом абсолютно не умиротворяли Брайана, так как он начал все более подозревать, что у двоих его компаньонов по квартире наклевывается нечто похожее на роман. Эти постоянные подозрения Брайана, правда, ненадолго отступили на второй план, когда Аниту пригласили сыграть главную роль в новом фильме немецкого режиссера Фолькера Шлендорфа под названием “Mord Und Totschlag” (в переводе с немецкого — «Простое убийство, или же умышленное убийство без отягчающих обстоятельств»). 27-летний Фолькер выиграл в прошлом году награду критиков в Каннах. Когда Фолькер проводил кастинг на главную роль, немецкий фотограф Вернер Бокельберг предложил ему взять Аниту, описав ее Шлендорфу как «невероятную девушку, которую он фотографировал на Цугшпице — самой высокой горе в Германии». В то время у нее была квартира в Париже, и Фолькер поехал туда, чтобы снимать пробы. Они прошли неудачно, но Шлендорф от своей затеи не отказался. Более того — он решил поручить написание музыки к своему фильму Брайану. Фолькер предоставил ему в свободное пользование свою мюнхенскую квартиру на Тенгштрассе, 48. Уже когда монтаж картины был закончен, Брайан прилетел из Лондона в Мюнхен, где как заправский кино-композитор обсудил с Фолькером то, какой фрагмент музыки подойдет для той или иной сцены фильма.
Готовый с радостью погрузиться в новое дело, Брайан плотно занялся им с самого начала. Идеи переполняли его. Сначала он написал главную тему в духе фолк-музыки — нечто вроде танцевального ритма, которая бы иллюстрировала поездку по сельской местности перед тем, как она переходит в прихотливую пьесу с участием фортепиано. Брайану предоставились бесконечно большие возможности реализовать свой талант. Брайан прибегнул к услугам гитариста Джимми Пейджа и пианиста Ники Хопкинса, а также Кенни Джонса (ударные) и Питера Гозлинга (вокал) из группы “Moon’s Train”, которую продюсировал тогда Билл Уаймен. Сам Брайан сыграл на ситаре, органе, цимбалах, губной гармонике, автохарпе, блокфлейте, банджо, казу и саксофоне. По завершении Брайаном работы над исходным материалом для саундтрека Фолькер был более чем доволен — даже не потому, что эта музыка была особенной, а потому что она была спонтанной, немного сыроватой. Только Брайан мог сочинить такое. Но его радость смешивалась с болью. Когда Брайан вернулся в студию “Olympic”, чтобы записать свою музыку, былые невзгоды снова дали о себе знать: он попросил помочь ему в работе над саундтреком звукорежиссера «Стоунз» Глина Джонза, который недолюбливал Брайана. Но ему пришлось затаить в себе неприязнь к Глину и начать работу, результатов которой он сам ждал в большом нетерпении.
18 декабря Брайан потерял в автокатастрофе хорошего друга. Тара Брауни, наследник фамилии Гиннессов, скончался, когда его спортивный автомобиль, голубой “Lotus Elan” с тонированными стеклами, столкнулся с фургоном. В машине с Тарой была его подруга, фотомодель Сьюки Потье (ее полное имя — Мелани Сьюзан Потье. Природа ее истинных отношений с покойным туманна, так как Тара был женат). Брауни умер сразу же, но Сьюки выжила. Брайан немедленно вылетел в Ирландию на его похороны. Сьюки была просто безутешна, пока не приехал Брайан, который подставил ей свое плечо, на которое она могла бы опереться. По словам Сьюки, он заставил ее снова почувствовать себя женщиной. На какой-то промежуток времени после гибели Тары она стала зависима от Брайана в повседневной жизни. Вскоре у них наладились определенные отношения, но официальной подругой Брайана еще была Анита, и, несмотря на три поездки в Мюнхен в перерывах между записью песни “Let’s Spend the Night Together” в студии “Olympic” (тогда с группой впервые начал работать звукорежиссер Джордж Чкьянц, оставивший впоследствии множество интересных воспоминаний о Брайане и группе в целом), волнение по поводу того, что Анита оставит его, не покидало Брайана ни днем, ни ночью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});