Читать интересную книгу Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции - Лев Шильник

Когда лиса ловит зайца, волк режет домашнюю скотину или медведь задирает оленя, — это не агрессия, а заурядное охотничье поведение. Охотник не испытывает к своей жертве отрицательных эмоций, как и вы, читатель, не питаете активной нелюбви к щуке или утке на рыбалке или охоте. А вот когда, заходясь от ненависти и захлебываясь лаем, на вас бросается соседская собака, — это пример самого что ни на есть агрессивного поведения. Отбиваясь от злой собаки палкой или швыряя в нее камни, вы тоже реагируете агрессивно, поскольку в данном случае страх и ненависть необходимо присутствуют с обеих сторон. Такая агрессия называется межвидовой и очень широко представлена в природе. Птицы разных видов могут схватиться из-за удобного дупла, годящегося под гнездо, а два хищника — не поделить добычу. Бывает и так, что потенциальная жертва яростно контратакует хищника; подобным образом поступают, например, зебры, нападая всем стадом на леопарда, и если он не успевает взобраться на дерево, ему приходится куда как несладко. У биологов это явление даже получило специальное название — мобинг (от англ. mob — «толпа»). Понятно, что поведение такого рода эволюционно полезно и выполняет важную функцию сохранения вида. Животное ведет себя агрессивно по отношению к животному другого вида, когда последнее либо угрожает ему самому (его территории, гнезду, детенышам), либо просто выглядит опасно и подозрительно.

Итак, приспособительный смысл межвидовой агрессии очевиден и в дополнительной аргументации не нуждается. Гораздо любопытнее внутривидовая агрессия, без которой природа, казалось бы, могла обойтись. Однако на практике так никогда не бывает, потому что представителям одного вида всегда есть что делить. Они вступают друг с другом в жестокие конфликты из-за территории, пищи, удобного места для отдыха, самки и многих других причин. Как ни странно, но и внутривидовая агрессия — агрессия в узком и собственном смысле этого слова — тоже служит сохранению вида. Парадоксом здесь даже и не пахнет, поскольку особи любого отдельно взятого вида не являются братьями-близнецами. Более того, чем выше тот или иной вид взбирается по эволюционной лестнице, чем основательнее темпы его цефализации, неизбежно влекущие за собой все более сложные формы поведения, тем труднее привести популяцию к состоянию устойчивого равновесия, дабы исключить борьбу всех против всех.

Внутривидовая агрессивность — хитрая штука и далеко не всегда выливается в реальные стычки, которые могут закончиться чувствительными телесными повреждениями, а сплошь и рядом ограничивается демонстрацией силы, когда противоборствующие стороны стремятся напугать друг друга, принимая угрожающие позы. В этом заложен глубокий эволюционный смысл, потому что смертоубийственное противостояние, если бы оно стало правилом, немедленно поставило бы сообщество на грань выживания.

С другой стороны, совсем отказаться от противоборства природа не в состоянии, поскольку выживание наиболее приспособленных является альфой и омегой ее долгосрочной стратегии. Это автоматически означает, что эволюционно выгоднее отказаться от кровопролитных стычек между собратьями, заменив их своеобразной психологической дуэлью, в которой почти наверняка верх одержит не самый сильный физически, но наиболее агрессивный. В особенности это касается стадных животных, которые должны худо-бедно уживаться друг с другом, чтобы сообщество элементарно не развалилось.

Природа нашла блистательный выход из положения, придумав механизмы канализации агрессии. Поскольку члены стада неравноценны по многим параметрам, в том числе и по агрессивности, между ними устанавливаются жесткие отношения соподчинения. Возникает иерархическая структура, имеющая форму пирамиды, на вершине которой находится доминант — самая агрессивная особь стаи. Он цепко держится за свой трон, судит и рядит, вмешивается в ссоры, разрешая их сугубо деспотически. Добиваясь беспрекословного повиновения, он непрерывно терроризирует соплеменников и никогда не упустит случая лишний раз подчеркнуть свое превосходство. Такой прессинг действует на психику других членов стада угнетающе, и потому их собственная агрессивность, подавленная по отношению к доминанту, настоятельно требует выхода. Решение отыскивается быстро: особи-субдоминанты находят более слабых и, в свою очередь, подчиняют их себе. У обезьян нередко можно наблюдать следующую малопривлекательную картину: униженный доминантой субдоминант стремглав бежит к своим подчиненным и жестоко их наказывает. Подобного рода поведение этологи называют переадресацией агрессии.

А что делать тем, кто находится у самого основания пирамиды? Затюканные и вечно унижаемые, эти слабейшие из слабых могут переадресовать агрессию только неодушевленным предметам. Например, некоторые птицы в поисках разрядки начинают ожесточенно клевать землю. И если поведение вожаков и авторитетов сплошь и рядом весьма неприглядно, то социальное дно выглядит куда более отвратительно и, вопреки распространенному мнению, отнюдь не является собранием всевозможных добродетелей. Мы не найдем здесь высоких порывов и стремления к справедливости, а только трусость, зависть, нерешительность и старательно подавляемую агрессивность. Такая гремучая смесь при определенных условиях может стать смертельно опасной. Политическим демагогам хорошо известны нехитрые рецепты, позволяющие в два счета спровоцировать толпу на «бунт бессмысленный и беспощадный». Кровавые массовые беспорядки, погромы и акты бытового вандализма всегда осуществляются руками социальных низов. Точно так же опрокинутые урны, раскуроченные телефоны-автоматы и загаженные подъезды красноречивее любых статистических выкладок говорят об удельном весе социального дна.

Сообщество любых стадных животных (и человек в этом ряду вовсе не исключение) представляет собой динамическую структуру пирамидального типа, в которой агрессия переадресуется с этажа на этаж, а каждый член этого сообщества знает свое место, подчиняет и подчиняется. Человеку чувствительному такое решение может показаться негуманным и даже жестоким, но факт остается фактом: несмотря на издержки, отбору удалось создать весьма эффективный и надежно функционирующий механизм, позволяющий избежать перманентной борьбы за первенство и войны всех против всех. Более того, подобная организация не только стабилизирует сообщество, но и служит основой для совместных действий. Отбор безличен и слеп, и если найдено решение, упорядочивающее межличностные отношения внутри социума и выгодное для вида в целом, оно непременно будет реализовано.

Агрессивность ни в коем случае нельзя трактовать в духе простой оппозиции «стимул — ответ». Хотя агрессивное поведение часто выглядит как банальная реакция на внешний стимул, подлинные причины прячутся глубже. Если раздражитель устранить, потребность в совершении агрессивного акта не только не уменьшится, а наоборот возрастет. Агрессия будет все время накапливаться, порог запуска агрессивного поведения — неуклонно снижаться, поводы, провоцирующие взрыв, станут совершенно ничтожными, и в конце концов дело закончится тем, что в какой-то момент агрессия выплеснется наружу вообще без всякого повода. В неистребимости агрессии, в ее, так сказать, имманентности может без особого труда удостовериться любой аквариумист, если повнимательнее присмотрится к своим питомцам. В свое время Конрад Лоренц в серии интересных опытов убедительно продемонстрировал, как раскручивается пружина агрессивного поведения. Если к паре семейных рыб, живущих в любви и согласии, подсадить драчливую рыбку, то семейная пара сразу же начнет ее атаковать, продолжая поддерживать между собой самые добрые отношения. Если объект раздражения убрать, в дружной семье моментально наступит разлад, и самец станет преследовать самку. Если аквариум перегородить прозрачным стеклом, поместив по обе его стороны две пары рыбок, они будут конфликтовать через стекло, а между собой жить душа в душу. Если стекло сделать полупрозрачным, в обеих парах немедленно начнутся конфликты.

Механизм накопления агрессии универсален. Хорошо известно, что люди, оказавшиеся в условиях вынужденной изоляции (геологическая партия в глухой тайге, зимовщики за полярным кругом и т. п.), постепенно начинают тихо ненавидеть друг друга и цепляться к соседу из-за таких пустяков, на которые в обычных условиях никогда бы не обратили внимания. Любая мелочь вроде положенной не на свое место вещи может легко спровоцировать скандал, а в отдельных случаях накал страстей зашкаливает настолько, что приводит к смертоубийству.

Ларчик открывается просто. В обыденной жизни мы выплескиваем свою агрессивность в перманентных и незначительных конфликтах с окружающими, а небольшой изолированный коллектив, вынужденный вариться в собственном соку, этого начисто лишен. Именно поэтому специалисты так озабочены вопросами психологической совместимости своих подопечных, которые обречены в течение многих месяцев мозолить глаза друг другу. И совершенно не важно, где это происходит — на дрейфующей полярной станции или в орбитальном комплексе: перечень проблем, стоящих перед психологами, в общих чертах останется тем же самым. Отсюда следует важный вывод: при известном усердии мы можем кое-как научиться регулировать свою агрессивность, но вымарать ее напрочь не в силах, ибо это один из основных инстинктов, составляющих стержень нашего поведения.