Мы оба молчали; само ущелье и эти бренные останки нагоняли на нас тоску, а если честно признаться, то и страх. Даже конь, казалось, был напуган, дрожал и, низко опустив морду, похрапывал. Совсем рядом снами лежала груда костей, очевидно останки тех несчастных, кого — мертвыми или живыми — сбрасывали с утеса; и на этой груде лежало что-то похожее на скелет.
— Если мы не сможем выбраться отсюда, мы пополним число обитателей этого кладбища, — сказал я, оглядываясь.
И в этот миг краешком глаза я увидел, что нечто белое, лежавшее на груде костей вдруг зашевелилось. Я присмотрелся. Да, так. Перед нами поднялась человеческая фигура, очевидно женская, закутанная с головы до ног в белое и с капюшоном или маской на лице. Она направилась к нам: конь трубно заржал и едва не сбросил меня. На расстоянии десяти шагов фигура остановилась и поманила нас запеленатой, как у мумии, рукой.
— Кто ты такая, черт побери! — закричал Лео, и его голос загрохотал мрачным эхом среди этих обнаженных скал. Таинственное существо, ничего не отвечая, продолжало манить нас рукой.
Лео подошел ближе, чтобы убедиться, что мы не жертвы галлюцинации. Существо взобралось на груду костей и стояло там, как приведение, внезапно явившееся среди этих ухмыляющихся смертных останков, или, вернее, как труп в пеленах.
Лео хотел было притронуться к существу, чтобы убедиться в его реальности, но оно подняло запеленатую руку и слегка ударило его в грудь. Его как будто отбросило. Существо показало рукой сперва вверх — то ли на вершину, то ли на небо, — затем на каменную стену перед нами.
Лео вернулся ко мне и спросил:
— Что нам делать?
— Следовать за ней, — сказал я. — Возможно, это посланница свыше. — И я показал на вершину Горы.
— Скорее это посланница снизу, — пробормотал Лео. — Что-то наша проводница не внушает мне доверия.
Все же он махнул рукой, чтобы существо шло дальше. Очевидно, оно поняло, потому что повернуло налево и быстро и бесшумно пошло между камней и скелетов. Через несколько сот ярдов мы достигли неглубокой расселины в скале. Эту расселину мы уже видели, она показалась нам глубиной футов в тридцать, и мы прошли мимо. Существо вошло в нее и скрылось.
— Должно быть, тень, — с сомнением сказал Лео.
— Вздор, — ответил я, — тень не может ударить в грудь. Пошли.
Он довел коня до расселины; оказалось, что в самом ее конце есть крутой поворот направо, там и стоит, ожидая нас, наша проводница. Она направилась вперед, следом за ней и мы по небольшой горловине, которая становилась все темнее, пока не закончилась то ли пещерой, то ли высеченным в скале тоннелем.
Проводница подошла к нам, очевидно, с намерением взять коня за повод, но при ее приближении животное захрапело и поднялось на дыбы, едва не опрокинувшись вместе со мной на спину. Когда оно опустилось на передние ноги, проводница ударила его по голове с тем же странным, нечеловеческим, бесстрастием, с каким она ударила Лео; конь задрожал, весь покрылся мылом и больше не пытался сопротивляться или убежать. Проводница взяла один повод запеленатой рукой, Лео взял другой, и мы углубились в тоннель.
Положение наше было не из самых приятных, ибо мы не знали, куда ведет нас эта ужасная фигура, и подозревали, что нам уготована смерть в темноте. К тому же я догадывался, что тропа узкая и проходит по самому краю пропасти, ибо я слышал, как падают на дно камешки, глубина, очевидно, была значительная, а наш бедный конь очень осторожно переставлял ноги и храпел в отчаянном страхе. Наконец мы увидели дневной свет, и никогда еще я не был так рад видеть его, хотя это и доказывало, что справа и впрямь находится пропасть и что тропа, по которой мы идем, не шире десяти футов.
Мы вышли из тоннеля, сократив, очевидно, дорогу на немалое расстояние, и впервые оказались на нижнем склоне Горы; склон уходил вверх на много миль, вплоть до кромки снегов. И здесь мы тоже увидели признаки человеческой жизни: кругом были обработанные клочки земли, паслись стада горных овец и крупного рогатого скота.
Вскоре мы углубились в лощину и пошли неровной тропой вдоль берега бушующего потока. Лощина была пустынная, в полмили или более шириной, по ее склонам были разбросаны валуны самой причудливой формы. Не успели мы пройти и мили, как послышался пронзительный свист: из-за валунов выскочило человек пятьдесят. Все они был дюжие, дикого вида молодцы, по большей части рыжеволосые и рыжебородые, хотя и довольно смуглого цвета кожи, в накидках из белого козьего меха, с копьями и щитами. Такими, вероятно, представлялись древние пикты и скотты глазам атакующих римлян. Они мчались вперед с громкими криками и свистом с явным намерением прикончить нас на месте.
— Ну что ж, надо опять приниматься за дело, — сказал Лео, обнажая свой меч; бежать было невозможно; они уже окружили нас со всех сторон. — Прощай, Хорейс.
— Прощай, — ответил я довольно слабым голосом, понимая теперь, что имели в виду Хания и старый Шаман, когда сказали, что нас убьют, прежде чем мы сможем подняться на самый нижний склон.
Наша проводница, кто бы она ни была — призрак или живая женщина, — зашла за большой валун; я подумал, что ее роль в трагедии сыграна и теперь она удалится, предоставив нас нашей судьбе. Но я был к ней несправедлив, ибо она, видимо, для того и явилась, чтобы спасти нас от неминуемой смерти. Когда дикари были уже в нескольких ярдах от нас, она внезапно появилась на верху валуна, настоящая Аэндорская ведьма, — и протянула руку. Ни слова, только это движение, но эффект был мгновенный и потрясающий.
Все дикари повалились навзничь, как будто пораженные молнией. Она опустила руку и поманила к себе рослого мужчину, видимо главаря всей шайки, он поднялся, наклонив голову, и тихо направился к ней, покорный, как побитая собака. Она что-то объяснила ему жестами, показывая на нас, показывая на далекую вершину, вновь и вновь скрещивая руки, но, насколько я мог слышать, не произнеся ни единого слова. Было совершенно ясно, что главарь понял ее, ибо он что-то сказал на своем гортанном языке. Затем он пронзительно засвистел, вся шайка поднялась и тут же рассыпалась во все стороны, так же быстро, как и нагрянула.
Проводница показала, чтобы мы шли дальше, и пошла вверх так спокойно, как будто не произошло ничего особенного.
Мы поднимались более двух часов, пока не вышли из ущелья на травянистый склон. Здесь, к нашему удивлению, мы нашли пылающий костер; над ним висел кипящий глиняный горшок, хотя не было никого, кто присматривал бы за ним. Проводница сделала знак, чтобы я слез с коня, и показала на горшок, приглашая нас отведать еду, которую, несомненно, по ее велению сварили для нас дикие горцы; я повиновался ей с большой радостью. Не забыт был и конь — для него приготовили большую охапку травы.