Читать интересную книгу Разведка боем - Владислав Жеребьёв

— Разрешите представиться, младший научный сотрудник Института Связи и Вооружения, Прошкин. — Поспешил представиться вновь прибывший. — Нас тут называют научниками или что-то в этом роде.

— И тебе здравствуй, товарищ, — ошалело кивнул майор.

— Давайте без лишнего фанатизма, — лысоватый, бледнолицый Прошкин, подслеповато щуря глаза, подошел к клети и впился взглядом в удивленное и напуганное лицо Курехина. — Я годами изучаю феномен диких. Вы не от мира сего. Странные, необузданные, не способные адаптироваться к социуму. Вы не способны производить, но творить в состоянии. Вы — это общий смысл, понятие. Вы же, конкретно, не они.

— А с чего вы взяли, Прошкин? — Хелл скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на человека в халате.

— Ну, для начала я присутствовал при вашем разговоре с Хариным.

— Удачная для него фамилия, — оскалился Всеволод, вспоминая крупную, одутловатую физиономию блюстителя порядка. Конкретно против полицейского он ничего не имел, но соответствие не могло не развеселить.

— А если отбросить все это? — Напирал проводник.

— Я только что из лаборатории с баллистической экспертизы изъятого у вас оружия. Когда автомат попал ко мне, я не поверил собственным глазам. Новый, почти не стреляный АК. Солидол буквально физически ощущался.

— А что с нашим калашом не так?

— Да все, мои друзья, все. — Развеселился научный сотрудник. — Калашников Михаил Тимофеевич впал в немилость еще в семьдесят шестом, был арестован и расстрелян, а все его проекты заморожены. На смену АК пришел, автоматический карабин Данилова, заточенный под патроны пять сорок пять и семь шестьдесят два. Далее пошло по нарастающей, и о гениальном оружейнике почти все забыли. Разве что Китай и Индия продолжали выпускать безотказные механизмы для убийства, сконструированные гениальным доктором наук. Ваше же оружие новое, клейма самые что ни на есть настоящие. Даже год изготовления бьется, а вот с остальным непонятки. Откуда взялся автомат, который никто не выпускал?

Дальше же Прошкин поведал историю, от которой даже у спокойного Хелла, по сути, являющегося простым набором нулей и единиц и то волосы зашевелились. Тоталитарный коммунистический строй не просто перегнул планку. Он стал един и монолитен. Каждый гражданин имел чип, в который был вшит определенный набор программ. Дозволенно тебе посещать библиотеку, пожалуйста, нет, так и двери не откроются. Под запретом было любое вольнодумие. Азимов, Шекли, Ле Гуин, Брэдбери, да и все остальные светила мировой литературы были под запретом, ибо развивали в читателе те качества, которые не были свойственны настоящему коммунисту.

— Был тут один подпольный книгоиздатель, — с тоской поведал научник, — протаскивал интересные вещи из-за рубежа, а потом печатал и распространял. Сидором его звали. Так что бы вы думали? Полицаи вынюхали, где он засел, поймали и расстреляли как предателя Родины. Его даже отбить пытались, те же дикие, но куда им до современных устройств МВД.

Везде и всюду практиковались доносы. Лагеря цвели матерым красным кумачом. Любой поставивший банку селедки на портрет Сталина или Ленина, ежедневно печатавшийся на первой полосе «Правды», считался вольнодумцем и диссидентом, а как итог — урановые рудники. Когда же Семен спросил научного сотрудника о рок-музыке, тот только печально махнул рукой.

— Да, дела, — в ужасе качая головой, протянул Курехин. — И мы не дикие, как вы уже заметили. Мы в вашем мире проездом. — Говорить ученому о том, что и мир то их ненастоящий, и сам-то он сплошная иллюзия, майор, разумеется, не стал.

— А что у вас? — Расстроенный научный сотрудник сел по-турецки около клети и пошарив в кармане халата, вытащил пачку папирос. — Курите?

— Давайте, а то сигареты при обыске изъяли. — Всеволод принял через решетку мятый цилиндрик папиросы и, подмяв табак по концам, прикурил от предложенной спички.

— А у нас все по-странному, — решил ответить за товарища Давыдов. — Союз развалился. Проблемы на Кавказе. Штаты диктуют свою политику и постоянный обвал рубля.

— Да уж, — усмехнулся ученый. — Даже не знаю что и лучше. Интересует другой вопрос. Как вы сюда попали?

— Все очень просто, — хитро прищурился аналитик. — Портал. Открывается в определенном месте, мы проходим внутрь, бац, и мы в новом мире.

— Проход строго регламентирован? Есть какие-то ограничения по весу, массе, габаритам? — Вдруг оживился Прошкин.

— Да нет, — ловя мысль ученого, ехидно усмехнулся Всеволод. — Иди кто хочешь.

— Осталось понять одно, провокаторы вы или нет.

— А как же ты это поймешь?

— Увидите.

Разместиться на ночлег та и не получилось. Ближе к полуночи, очевидно в назидательных целях, явился особист, крупный розовощекий малый с доброй улыбкой, с глазами полярного волка и мягким вкрадчивым голосом интересовался биографией арестованных. Дабы не напороть горячки троица заранее выработала легенду. Мол, жили в лесу, питались ягодами и грибами, стихи скабрезные сочиняли, но настолько раскаялись, что решили вернуться в лоно социалистического социума и потом да мозолями на руках искупить свой проступок.

Особист улыбался, что-то быстро строча в пухлом, разлохмаченном по краям блокноте остро заточенным карандашом, внимательно поглядывая то на одного, то на другого и под конец, хищно свернув глазами, удалился прочь, оставив мужчин в полном замешательстве.

— Ни грамма он нам не поверил, — поморщился Всеволод. — Взгляд, вы его взгляд видели? Такой аж за душу да обеими грабками. До сих пор сердце покалывает.

— А по мне так нормальный малый, — ничего не поняв, принялся защищать ночного визитера Давыдов.

— Ага, нормальный. — Усмехнулся Хелл. — Я конечно не знаток советского послевоенного социума, но даже в моей памяти есть отрывочные факты. Одно время, после войны, та, что вторая мировая, на улицах было много инвалидов. Крепкие люди, жилистые, из кремня и железа сделанные, приходили кто без ноги, кто без руки. Одно у них было хорошо, победителями они были, но как-то ветеранов безногих через год поуменьшилось, а лет через пять они и вовсе исчезли. Члены партии постановили, победили и ладно. Инвалидов у народа победителя быть не должно, а бараны тупые да спившиеся, то благое дело. Стадо недоразвитое в управлении проще. И вот такие добролицые да рыхлые парни этот завет и выполняли. Одного водкой траванут, второй с лестницы случайно упадет, да так удачно, что шею ломает… много чего было. Ой, как много.

Не успела затихнуть в пыльном бараке последняя фраза, как входная дверь вновь скрипнула, и мощный белый луч карманного фонаря больно резанул по привыкшим к полутьме глазам.

— Тише, — тут же зашептал голос, в нотках которого майор без труда узнал давешнего научника. В этот раз, правда, Трошкин пришел не один, а с парой своих белохалатных приятелей. Даже в темноте, они чувствовали себя не в своей тарелке, неуверенно переступая с ноги на ногу и поблескивая отполированными лысинами. Вот тебе, пожалуйста, вот те на. Ну как тут не взяться стереотипам? — Сегодня к вам приходил наш особист и вышел в приподнятом настроении.

— И что он так обрадовался?

— Думает, что вы английские шпионы. — Поделился кто-то невидимый из темноты. — Я как раз старые реактивы на задний двор лаборатории ходил выливать. Делать этого нельзя, но если аккуратно, то можно. Вот и получилось подслушать ненароком, как из окон второго этажа радостное повизгивание доносилось. Чувствует подлюка новую звезду на погонах. Завтра за вами придет автозак, и вас отправят в столицу. Дело решенное.

— А что оттуда? — Курехин почувствовал как недобрый ветер перемен, влетев в помещение, шевельнул старые обветшалые занавески на окнах.

— Из столицы, такие как вы, не возвращаются. — Резюмировал Прошкин, подходя ближе к решетке. — Там свои спецы и свои лагеря. Тут с вами нечего не сделают. Периферия, перевалочный пункт близкий к границе. Но в Москве будут работать от души, с размахом.

— А вы тогда что пришли? — Хмуро глянул на пришедших майор. — Или предложение есть?

— Помниться ты проговорился, — губы Прошкина расплылись в тонкой улыбке, сделав его похожим на ящерицу или змею, — что из этого долбанного социалистического рая есть вполне себе нормальный выход туда, где личность человека не измеряется штампом в паспорте.

— Ну, этого я не говорил, — мигом парировал осмелевшего научника Всеволод. — Да, есть проход. Да он должен открыться, но где он конкретно, я вам и сам затрудняюсь сказать. Навигационное оборудование мы спрятали до ареста, когда наш приятель, — майор кивнул на невинно стоящего в стороне Семена, — покорежил метеомаяк на плато. Найдем, будет вам выход. Нет, живите, как жили. Путч в ближайшие сто лет вам, я думаю, не светит. Вон сколько труда на рабочего с колхозницей ушло, представить сложно.