Наконец-то они поняли, что не в победе, а в гибели воля Бога-Отца, а иначе исход был бы другим.
У наших почти не было раненых и убитых. Бог-Отец доволен своими детьми.
Только-только ушел утренний туман, утро едва перешло границу дня, когда в бывшем лагере абров раздались крики наших. Вон оно что: кто-то из быстрых умом заглянул в котлы, в которых повара готовили мясо. В некоторых котлах варились освежеванные тела людей: женщин, детей, мужчин. Кого-то, значит, поймали по дороге сюда. Наверное, я сказал это вслух, так как Мстиша рядом ответил:
– Никуда не ушли те абры…
Пора было уходить. Из городища Ставра потянулась к небу тоненькая нитка сигнального дыма: пока ничего не переменилось, абры не шли на слом.
У видевших вареные тела близких (все сейчас близкие, ближе некуда) лица были страшнее, чем у самого сатаны. Недаром вождь Арсун назвал нас самыми ужасными существами.
Всем абрам быстро посекли головы, лишь задержались оказать почесть нескольким командирам, живьем побросав в быстро разогретый кипяток…
Зная, что абры больше в лес не сунутся, с собой взяли почти всех мужчин. Оставшимся наказали в случае, если враг подойдет, бросив добро, спешить к дальним заимкам, чтобы спасти самое дорогое – себя.
"Ты сам тут стал свирепый, как Бог-Отец", – говорила Катенька, провожая нас. Шла между мной и мужем, держалась за стремя, и, забыв о войне, молодые воины не могли отвести от нее взгляда, И она щедро улыбалась всем.
Перед тем как скрыться в лесу, я оглянулся. Вытоптанное, разоренное поле, мертвые тела, вороний грай и только души павших невидимо носились над оставленным полем.
23
ЗАВТРА БУДЕМ БИТЬ ЭТИХ
Не знаю, может, кто, избежав смерти от наших мечей, сумел вырваться и доложить Арсуну об участи ушедших в лес на свободную охоту абров, или кто просто догадался, увидев нас, возвращающихся в городище. Суматоха началась ближе к вечеру, всю ночь гудела встревоженная орда, а утром мы отпустили одного из раненых, оставленных в живых на такой вот случай, абра. Ему было велено сказать Арсуну, что мы желаем встретиться с ним для переговоров.
Отпустили пленного, тот переправился через реку и исчез, утонул во множестве врагов.
До прихода абров было у Ставра три тысячи воинов Сейчас, оголив городище, имел уже до пяти тысяч воинов. Много это? Как сказать. Но ведь половину абров уже посекли. Десять тысяч зверолюдей не увидят больше родных мест. Поделом. Свершенное наполняло уверенностью. И временами восторг сжимал мне горло; из прогнившего сытого болота декаданса, где потребление стало знаменем эпохи, мне посчастливилось попасть в молодой яростный мир отсутствия старческого плюрализма, где все, как один, и один, как все.
Сильному жить!
Под вечер, уже в густеющих сумерках, со своего берега абры стали звать на переговоры. Один из них, размахивая пустыми руками, перешел брод, крича еще издали:
– Величайший вождь Арсун разрешает вам прийти сейчас.
– Пес он и мать его псица, – весело выругался воевода Ставр. – Лучше бы с утра идти, но негоже нам опасаться. Пойдешь со мной? – спросил он меня.
– Пойду.
– Возьми еще кого-нибудь. Человек пять, не более.
Ко мне подошли Илья и Исаев с Малининым.
– Возьми нас, упустить такое представление!..
– А если?..
– Что говорить, не дети.
– Своих берешь? – сказал воевода, увидев, кого я отобрал. – Хорошо. Я думал и Мстишу взять, но пусть будут твои. У твоих мечи хорошо пляшут.
Быстро стемнело, вышла бледноватая еще луна, проклюнулись первые звезды. В лагере абров горели костры. Войско образовало живой коридор, ярко освещенный факелами. Огонь с треском и жаром вырывал из темноты длинные рыла и белое-белое обрамленье зубов. С лязгом захлопывались пасти: абры как могли устраивали нам прием.
Перед входом в зеленую юрту Арсуна нам преградила дорогу стража. Это тоже входило в сценарий устрашения, но Ставр не желал чужой режиссуры:
– Дорогу, псы! Ваш вождь нас заждался. К стражникам подскочили какие-то царедворцы, чего-то там шепнули, а потом потребовали наши мечи.
– Дьявол с ними, а Бог-Отец с нами! – сказал Ставр и вытащил меч. Мы тоже протянули паши мечи рукоятями вперед и наконец вошли.
В юрте вождя горел круглый светильник с семью рожками, маслянистое пламя коптило, но свет давало. Мы сели на предложенные нам подушки. Огоньки, словно испугавшись нашего прибытия, еще долго дрожали, искажая рыло Арсуна.
– Зачем вы пришли? – спросил он. И тут же продолжил, пытаясь сразу навязать свою волю: – Вы пришли обговорить условия сдачи оружия? Похвально. Покорность – мудрость слабых. Мы оставим вам жизнь, ибо имеющий жизнь имеет все. Часть из вас мы переселим на земли ближе к замку Бога-Императора, часть оставим здесь, потому что и здесь нужно жить и обрабатывать пашню во благо Империи.
– Ну-ну! – напряженно прогудел воевода. Пляшущие огоньки осветили прищуренные глаза. – А больше никаких условий?
– Нет, – важно ответил Арсун. – Мы решили прервать наш поход и уйти к столице. Наши планы изменились, нас ждут другие дела.
– Так это все? – еще раз переспросил Ставр. – Тогда и нас выслушай. Во-первых, вы должны сдать все свое оружие и все имущество, которое привезли с coбой. Верховых лорков тоже оставите. Я вам дам столько телег с тарканами, чтобы вы на них поместились. И еще несколько лишних тарканов, чтобы не подохли с голоду. Вы их сожрете по дороге. Да и то вы, говорят, по полгода можете без еды обходиться, как-нибудь протянете. Еще дашь обещание больше сюда не являться. Никогда. И только при соблюдении всех условий мы оставим вам самое дорогое – вашу зеленую жизнь.
Я видел, мои товарищи боялись упустить слово, каждый звук. Забыв, что сами являются участниками действия, они словно бы наслаждались постановкой в визоре. Подумать только! Два вождя без всяких гарантий встречаются в пустыне и ведут переговоры о своих народах, презрев опасности и угрозу собственной жизни. Мы, правда, рисковали больше. Однако Арсун видел, на что способен я, понимал, на что способны обозленные потерей вождя люди, ежели бы он решился па такое безрассудство, как убийство Ставра. Да и безоружные, несмотря на десять телохранителей Арсуна, мы представляли значительную угрозу.
Арсун убеждал Ставра:
– Твои условия неприемлемы. Нас все еще в три раза больше, чем вас. Мое войско перестанет мне подчиняться, если я предложу такое. Просто не мешай нашему уходу, и твои люди будут все живы и целы.
Ко мне наклонился Малинин и прошептал:
– Я хочу задать вопрос этому крокодилу.
Я прошептал Ставру его просьбу, тот кивнул, и Малинин, наклонившись вперед, спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});