Если он заинтересован в Лиззи, то это выбор, который ему придётся сделать самостоятельно. Если она ему небезразлична, тогда… он должен сам это решить. Я не могу заставить его.
— Да.
Только одно слово.
Это похоже на вызов.
«Жаль. Я с нетерпением ждал вызова».
Он сказал мне это давным-давно, в самый первый день нашей встречи.
Похоже, он собирается получить то, что хотел.
— Вы пятеро… — я вздрагиваю, всё ещё сидя на краю диванного столика. — Вам придётся бороться за меня, если вы хотите меня. Но не кулаками, не пари и не всякой ерундой. Я имею в виду, что вам придётся отбросить свои барьеры и проводить время со мной.
— Марни, — начинает Зак мягким голосом, но я поднимаю руку. Я ещё не закончила. Мои щёки пылают от смущения, а моё тело горит так, как никогда раньше. Если я не разберусь с этим сейчас, то уже никогда не смогу.
— За то, что вы со мной сделали, — я бросаю на Виндзора полуобвиняющийся взгляд. Формально он ничего не сделал, кроме как был мне другом. Дело в том, что я знаю, знаю, что у него есть скрытые мотивы. Ничто из того, что он делает, не является простым и понятным или без расчёта, так что мне жаль, но ему тоже придётся подыгрывать. — За то, что вы со мной сделали, — повторяю я, — вам всем… придётся ухаживать за мной одновременно.
— Ухаживать за тобой? — говорит Зейд с лёгкой, натянутой усмешкой. — Такая старомодная.
— Вам придётся встречаться со мной одновременно, всем пятерым. — Я выдыхаю, закрываю глаза и откидываю голову на стену. Мне нужно… что-то, чтобы избавиться от всех этих эмоций. Я поднимаю голову и открываю глаза, вглядываясь в их лица. Их эмоции варьируются от ошеломления — Виндзор — до холодной ярости — Крид — и всего, что находится между ними. — Никаких других девушек. — На последнем слове мой голос становится жёстким. — Я серьёзно. Если я увижу вас с другой девушкой…
— Я не прикасался ни к одной девушке с первого курса, — говорит Тристан, и мои глаза расширяются. Он был немного шлюхой. Верю ли я вообще в то, что он мне сейчас говорит? — Так что всё в порядке. Мне всё равно. Что-нибудь ещё? — сейчас он весь такой деловой, но… может быть, в хорошем смысле? Он говорит так, как будто делает это на уроке, как будто он делает заметки и прикидывает, как лучше всего получить пятёрку, победить.
— Я… — я начинаю, но в голове у меня становится совершенно пусто. — Нет, я думаю, что это всё. Мы встречаемся, и мы делаем… что бы мы ни делали, если бы просто встречались друг с другом. Это… это всё, что я могу сказать.
Я спрыгиваю вниз, вбегаю в свою комнату и запираю за собой дверь.
Я стою там достаточно долго, чтобы перевести дыхание, прежде чем переодеться в купальник, накинуть халат и спуститься вниз к бассейну.
Когда я прыгаю в воду, она ледяная, но благодаря этому в голове у меня проясняется.
Это всё, что мне сейчас нужно — ясная голова.
И эквивалент холодного душа.
Очень холодного душа.
Позже тем же вечером я лежу на огромной двуспальной кровати в полном одиночестве и смотрю какое-то дурацкое ночное шоу по телевизору, что для меня в некотором роде удовольствие, учитывая политику академии «никакой посторонней электроники». Я имею в виду, иногда по выходным я смотрю что-то на своём телефоне, но для разнообразия приятно иметь большой телевизор.
Как раз в тот момент, когда я нащупываю пульт, чтобы выключить его, я слышу скрип и грохот, а затем яростную ругань Зака.
Поднявшись с кровати, я подхожу и приоткрываю дверь, отделяющую мою спальню от гостиной.
И тут моя рука взлетает, чтобы прикрыть рот.
Старая металлическая перекладина в диване-кровати согнулась и сломалась под мускулистым телом Зака. Сейчас он изо всех сил пытается выбраться из-под груды одеял и подушек. Как только я справляюсь со своим смехом, я бросаюсь ему на помощь. Конечно, когда я беру его за руку и тяну, это всё равно что тянуть гору мышц. Он позволяет мне притвориться, что я помогаю ему подняться, выбираясь из кучи в боксёрах с низкой посадкой и больше ни в чём.
Моё сердце издаёт такой большой, сильный стук, что вся кровь в моём теле приливает к голове и… другим местам.
— Грёбаная дурацкая кровать, — ругается он, наклоняясь, чтобы достать свой телефон из-под одеял.
Его боксёры слегка сползают, и я вижу его задницу.
Но… хорошую задницу. Например, у него ямочки на пояснице и мышцы, к которым моим рукам больно хочется прикоснуться. Это не то же самое, что заглядывать в щель сантехника. Я прикрываю рот рукой, чтобы сдержать ещё один нервный смешок.
Зак поднимается на ноги и оглядывается на меня, приподнимая свои тёмные брови.
— Что тут смешного? — спрашивает он глубоким баритоном.
— Ну, твои мышцы только что сломали кровать, — я протягиваю руку и сжимаю его бицепс. Это как нагретый солнцем долбаный камень, такой гладкий, твёрдый и горячий. — И ты сильно выставил свою задницу на показ, когда наклонился.
— Ты думаешь, моя задница забавная? — спрашивает он, и ухмылка скользит по его губам. — Так уж случилось, что твоя мне действительно нравится.
Мои щёки вспыхивают, и я понимаю, что всё это время ласкала его руку, просто донимая его до чёртиков. Я отдёргиваю руку и увеличиваю расстояние между нами на несколько футов.
— А я и не говорила, что мне она не нравится, — поддразниваю я, и от того, как он смотрит на меня, вся темнота внутри него превращается в глубокие, тёплые тени, которые проносятся по мне под его пристальным взглядом. — Тебе помочь починить кровать? — спрашиваю я, потому что в таком маленьком отеле типа «постель и завтрак» вряд ли найдётся другой номер, куда его можно перемеестить, или даже кто-то на стойке регистрации, с кем можно поговорить на этот счёт.
— Эх, — говорит Зак, снимая постельное бельё и отбрасывая его в сторону. — Я думаю, она немного не поддаётся починке. — Он пытается собрать обломки и превратить кровать обратно в диван, но безуспешно. Его уже не спасти. — Пол сойдёт, — говорит он после того, как одна из ржавых пружин буквально отваливается.
Я отхожу в сторону, пока Зак устраивает печальную, жалкую маленькую постель на полу.
Я прикусываю нижнюю губу и тереблю руками перед своей майки.
Это похоже на одну из тех яой-манг, которые купил мне Крид, где герои едут в отель и случайно бронируют только одну