Удивительно, как одно слово, одно прозвище, может поднять ворох воспоминаний из глубины сердца. Дорогих, бесценных, которые уже никогда не вернуть…
- Ты… Меган, - ком стоит в горле, говорить невыносимо, но я должна знать эту правду, какой бы она ужасной ни была, - Пожар… твоих рук дело?
- И да, и нет, как говорится, все сложно, - и снова заливается своим жутким смехом.
- Ты можешь ответить нормально? – закрываю глаза, не могу ее видеть.
Посещает мимолетная мысль больше не спрашивать, оставить все как есть. Но нет, я должна узнать правду, даже если… в любом случае…
- Я не поджигала, но я видела, как они поджаривались. Стояла в противоположном конце, - тут ее губа дрогнула, волчица мотнула головой, словно прогоняя воспоминания.
- Откуда ты знаешь про «Санни»? Что тебя с ним связывало? – нелегко даются мне эти вопросы.
В детстве у меня было очень много веснушек и я постоянно улыбалась, и волосы отливали немного рыжим и сверкали на солнце. Отец прозвал меня Санни. Так и повелось, что только он так называл, даже когда подросла, исчезли веснушки и волосы стали гораздо светлее.
- Он был моим любимым мужчиной, - смотрит мне в глаза.
- Чего? Это же бред… - мотаю головой, тру виски пальцами. Нереально. Невозможно.
Смотрю на Меган, едва заметная улыбка на губах, в глазах грусть, и что-то мне неведомое, скрытое ранее, и только сейчас она позволила этому проявиться. Нечто, что заставляет ей поверить. Ужаснуться, до конца не осознавать, но все равно верить.
- Мой отец, у него была мама… у нас была семья, не пойму при чем тут ты, Меган? - говорю тихо, голос сел, тщательно подбираю слова. Нельзя ее сейчас разозлить. Надо выпытать правду до конца, какой бы жуткой она ни была.
- Слепая идиотка, я четыре года была его любовницей. Я любила твоего отца! А он любил меня! Но вы, его семейка, его долг, его боязнь признаться жене и его обожаемой Санни, в том, что он полюбил другую, - вытирает выступившие слезы, - И сын ведь у него еще малый совсем, а парню нужен отец. Он бросил меня из-за вас. Он предал нашу любовь!
- И ты решила его убить? Нет… непросто убить, - перед глазами все плывет, в голове не укладывается правда. Я не верю и осознаю, что истина где-то рядом между ее больных строк. – Ты расправилась с ним зверским способом, с отцом и моей мамой…
- Они заслужили! Если он не со мной, то отправился в ад! Вместе со своей каракатицей! – в глазах появляется бешенство.
- Так чего же меня с Тимом в общий котел не отправила? – я не знаю, как еще держусь. Как продолжаю задавать вопросы и не впадаю в истерику.
- Тебе была уготована другая судьба. А Тима… этот мелкий пакостник должен был с ними поджариться. Да вот Чарли в последний момент спас его. Это я потом узнала… Если б сразу, то он бы не выжил, - скрипит зубами…
- Чарли устроил пожар? – искоса поглядываю на волка, который уже почти выпил бутылку.
- Нет… он был наблюдателем… слишком резвым… и жалостливым…
- А кто?
- Довольно болтовни! – встает со своего места. – Не могу на рожу твою смотреть. А то еще раньше времени шею сверну.
Двойной шок. Отец, никогда бы о нем такого не подумала. Да он много работал, но его отношения с мамой всегда казались мне идеальными. Неужели он мог? С ней? Или Меган что-то перекручивает? Не верю! Возможно, она просто была в него влюблена? А папа ее отшил. Вот эта версия мне кажется куда реальней.
- Я тебе не верю. Он был верен маме. У нас была прекрасная семья! – восклицаю. – Не стоит порочить его имя… его больше нет, и это твоя заслуга…
- Серьезно? – подлетает ко мне. – Думаешь, твой папаня белый и пушистый?
Подлетает к своей сумке. Ее всю трясет. Руки ходуном ходят. Достает телефон, он падает из рук.
- Сестрица, угомонись. Не все ли равно, что она думает, - подает голос уже хорошо захмелевший Чарли.
- Нет! Не все равно! Перед тем как сдохнет, я хочу, чтобы она знала эту правду! Он любил меня! Меня! – воет на весь самолет.
Поднимает телефон, находит в нем что-то, тычет мне в лицо. Так близко, что сначала ничего не вижу. А потом картинка приобретает очертания. Папа с Меган на руках… они светятся от счастья…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Там очень много фотографий… они целуются… обнимаются… И камера передает взгляд… полный страсти… обожания… Теперь когда я вижу в сравнении, нет на маму он смотрел иначе, как на друга…
- А вот его прощальное письмо, - вкладывает мне конверт в руку. – Почерк узнаешь?
Открываю листок. Вижу написанные сточки... Папина рука… у него очень своеобразный почерк, витиеватый с прыгающими буквами. Узнаю… ощущаю его в каждом слове… чувствую родную энергию… И это полное боли и любви послание он написал Меган?! Перечитываю снова и снова…
Глава 32
Сижу на ступенях перед входом в дом. Курю и смотрю на небо. Сегодня удивительно много звезд. От этого грустно. Ее нет рядом… И хоть мне стало лучше, спасибо, Майлз помог, мы не можем тотчас забрать Мелиссу. У них есть план, который мне определенно не нравится, слишком рисковый. Будь моя воля, я бы заключил мою девочку в объятия, и гори оно все огнем. Артефакты, власть… моя сумасшедшая семейка. Пусть перегрызают друг другу глотки. А я просто хочу, чтобы она была в безопасности.
Если мне суждено скоро покинуть этот мир, то перед уходом я должен убедиться, что со сладкой все будет в порядке. Позаботиться о ее брате, об их будущем.
Настолько немощным я себя еще никогда не чувствовал. Жизнь уходит. Вытекает из меня, как из ржавого корыта. Возможно, это моя расплата за прошлые прегрешения. И я готов заплатить, лишь бы Мелиссу никак не затронула моя расплата.
Истинная… до сих пор не верю… Я недостоин такого подарка небес, светлого и чистого создания. У инкуба нет истинной, это закон, клеймо, проклятье. Мы с ним живем испокон веков. Мы лишены возможности продолжать род, чтобы не плодить себе подобных тварей. Мне это внушали с детства. Убеждали, что я исчадие ада, и что только по доброте родительской я продолжаю свое существование.
И я так уверовал в это, что даже не пытался сдерживаться. Зачем, раз это моя природа, раз я создан нести зло. У меня были привязанности к семье, хотел благополучия для родных. А в остальном я ни в чем себе не отказывал, пока Майлз не вправил мне мозги. Научил жить по-иному, и показал, что даже у инкуба есть душа, и только от меня зависит, какого цвета она будет.
Но, скорее всего, осознание пришло слишком поздно, и мне не суждено насладиться истинной связью. А в голове фантазии устремляются в будущее, столько еще не сделано, столько хочется ей показать, подарить.
Но Майлз и Хантер сходятся в одном – мой конец близок. Они напрямую это не говорят, но это прекрасно читается между строк. У них свои мотивы, своя война, а я… сопутствующие потери…
Такова судьба инкуба, согласно легендам, что обретая истинную после первой близости, он навсегда теряет возможность питаться. Сначала через сексуальный контакт, а потом и вовсе не может пить энергию. И не было ни одного случая, чтобы пара нашла, как преодолеть эту проблему. И то, даже эти знания основаны на древних легендах, и даже Майлз считал их сказками не более. А как выяснилось все реально, я обрел истинную, чтобы с этим осознание навсегда угаснуть.
- Я же изначально считал ее просто шлюхой, - Хантер садится рядом. – Что твоя истинная допер, только когда Майлз в лоб сказал.
- В бордель ее отправил…
- Братец, давай по чесноку, я мог ее гораздо быстрее и больнее сломать. А так с глаз своих убрал, чтобы искушения не было. Не хотел девку силой добивать, как чуял чего, рука не поднималась. И раскололась бы она, никуда не делась, если бы пошел дальше. Но задело меня, - берет из пачки сигарету, закуривает, - Что стержень есть, сражается хоть и понимает – проигрыш неизбежен. Сначала не просекал, отчего сломленная, думал, сама стелилась. Потом уже факты начал собирать. И на тебя был зол, что доступ мне к ней перекрыл, а мне инфа позарез нужна была. Артефакт заполучить надо. Я затем колдуном гонялся долго, пока меня не опередили.