Читать интересную книгу Луки и арбалеты в бою - Григорий Панченко

Однако вот тут НАСТОЯЩАЯ восточная конница державы чингисидов переломила нашу военную – и не только – историю. Огромную роль в этом сыграл кавалерийский лук. Но, безусловно, не сам по себе (рыцарское копье тоже страшно не само по себе!), а как один из факторов крайне специфической войсковой культуры, общей тактики боя и т. п. Ведь по чисто боевым качествам он не слишком отличался от оружия половцев и крымских либо волжских татар, с которыми вполне получалось воевать до и после монгольской катастрофы…

Вообще, боевой лук очень во многом – атрибут культуры. Хотя бы потому, что лучнику, дабы он состоялся как воин, требуется определенный достаток, досуг (правда, до отказа заполняемый тренировками), да уж и свобода. С другой стороны, уже состоявшийся как воин лучник – не одиночка, понятно, а «сословие» – и сам способен вполне эффективно отстоять эти свои привилегии…

* * *

Типологически древнерусский лук относится к категории скорее «сложных», чем «сложносоставных». В этом он близок к лукам соседних народов Восточной Европы. Его конструкция выяснена по археологическим материалам довольно хорошо. Составные части древнерусского лука имели специальные названия: середина лука называлась рукоятью, длинные упругие части по обе стороны от нее – рогами или плечами лука, а завершения с вырезами для петель тетивы – концами. Сторону лука, обращенную к цели во время стрельбы, называли спинкой, а обращенную к стрелку – внутренней стороной (или «животом», как у арабов). Места стыков отдельных деталей (основы с концами, накладок рукояти с плечами и т. д.) скрепляли обмоткой сухожильными нитями.

Тетива для луков свивалась из растительных волокон, шелковой нити и сыромятной кожи.

Сила средневековых луков была огромной, но применительно к древнерусскому луку ее толком не просчитывали. Надо думать, примерно как у соседей: оптимум от 20 до 40 кг, редкий труднодостижимый максимум – порядка 80 кг.

При стрельбе из лука широко использовались приспособления, предохраняющие руки лучника от повреждений: перчатки и наплечники, напульсники (щитки для запястья левой руки), костяные или роговые кольца для указательного пальца правой руки. Опять-таки нельзя сказать, что весь этот комплект характерен или вообще хорошо прослежен для древнерусских, московскорусских, новгородских, донских и запорожских луков. Вероятно, он не был единообразен. Вообще же тут много неясностей, а встречаются и неправомерные атрибуции (например, казацкое костяное колечко, найденное на месте битвы под Берестечком, поспешно объявили «лучным кольцом для большого пальца» – а это скорее всего просто бытовой перстенек).

Для удобства и сохранности лук носили подвешенным к поясу или на ремне через плечо в специальном футляре – налучье. Стрелы носили в отдельном футляре – колчане, оперением кверху, обычно до 20 стрел на колчан. На Руси стрелы обычно изготовляли из сосны, ели, березы. Длина их колебалась чаще всего в пределах от 75 до 90 см, толщина – от 7 до 10 мм. Поверхность древка стрелы должна быть ровной и гладкой, иначе стрелок серьезно поранит руку, так что древки обрабатывались с помощью костяных ножей-стругов и шлифовались брусками из песчаника.

Наконечники стрел крепились на древко двумя способами в зависимости от формы насада: втулки или черешка. Втульчатые наконечники надевались на древко «обжимом», черешковые вставлялись в его торец. На Руси в подавляющем большинстве случаев доминировал «степной», черешковый тип насадки, у западных соседей шире применялся втульчатый. И насадка, и забивка для прочности выполнялись на клею. Черешковые наконечники после насадки закреплялись обмоткой: прямо по клею, чтобы не раскололось древко. Поверх обмотки конец древка дополнительно оклеивался тонкой полоской бересты, чтобы негладкая обмотка не снижала скорость и не вызывала отклонений в полете.

Оперение стрелы чаще всего выполняли в дни пера. Перья подбирали так, чтобы их естественный изгиб был направлен в одну сторону и придавал стреле вращение, – тогда она летела устойчивее.

Наконечники стрел в зависимости от назначения имели самую разную форму: плоские и граненые, узкие и широкие, вильчатые двурогие (принято считать, что они применялись для охоты на водоплавающую птицу – но на миниатюрах к той же Радзивилловской летописи это один из ведущих типов для стрельбы по людям) и двушипные (такие не позволяли вырвать стрелу из тела, не разбередив раны). Стрелы с широкими режущими наконечниками назывались срезнями и в бою применялись против незащищенного (бездоспешного) человека и коня. Особые формы имели бронебойные наконечники, узкие и массивные, кованные из хотя бы поверхностно закаленной стали (для других типов это редкость): против кольчуг – шиловидные, против пластинчатых доспехов, щитов и шлемов – долотовидные и граненые.

А что мы можем сказать о дистанции стрельбы? Не вообще, а применительно к Древней Руси?

Одна из принятых в то время мер расстояния – приблизительных, оценочных, принципиально не имеющих точного значения – называлась «перестрел». Примерное значение этой меры можно расшифровать исходя из записей одного паломника, который оценивал «перестрелами» расстояние между некоторыми святынями, посещенными им во время путешествия в Святую землю.

Часть этих архитектурных памятников, находящихся на территории современного Израиля, сохранилась до наших дней; следовательно, сохраняется возможность «контрольного» измерения в современной системе отсчета.

Как и положено приблизительным мерам (впрочем, куда менее приблизительным, чем «конный переход», «путь каравана между двумя стоянками» и прочие средневековые оценки дистанции), расстояния, покрываемые «перестрелом», различались на 20–30 %. Но в среднем дистанция «перестрела» составляла около 250 м.

Это совсем мало с точки зрения длины общего полета стрелы, пущенной из средневекового лука (хотя и сравнимо с данными таблицы доктора Поупа), поэтому, вероятно, не является показателем дальнобойности. Для прицельного же выстрела в мишень, сравнимую по размерам с человеком, 250 м – вполне приличная дистанция; она превышает минимальные требования, предъявляемые к не прошедшим квалифицированную подготовку английским лучникам (такие «новобранцы» должны были поражать цель на расстоянии около 200 м), хотя и уступает примерно в полтора раза дистанции Прицельного выстрела, доступной лучникам высшей квалификации.

(Отметим, что современные спортсмены-лучники обучены прицельно стрелять на расстояние менее 100 м.)

Очевидно, такой «перестрел» есть именно расстояние, на котором обычно ведется перестрелка, притом что отдельным стрелкам доступны и более высокие показатели. Но доля таких стрелков в древнерусских дружинах скорее всего была невелика: все-таки среди всех описаний битв известно лишь два случая, когда стрельба из луков серьезно влияла на исход боя.

Интересно, что дистанции между отдельными близкорасположенными пунктами Святой земли иногда измерялись в бросках камня: рукой? из пращи? прицельно? на дальности полета?

Эта тема еще ждет своего исследователя…

Времена царей

В эпоху становления государственности Московской Руси лук изменился не то чтобы так уж принципиально, но все же стал более татарским. Даже на названиях это отразилось: теперь для всего лучного набора обычно использовался единый термин «саадак». Первоначальное его значение скорее соответствовало налучью-гориту, как правило, с гнездом для колчана. Но в описях, разрядных книгах и прочих бытовых (а потому и нелживых) документах так именуется весь комплект из лука в налучье и стрел в колчане.

Воины дворянской конницы по Герберштейну. Сабля, висящая на темляке, не мешает натягивать лук.

К этим документальным записям мы вернемся совсем вскоре: они весьма ценны. Но все же для полной картины не хватает «живых» описаний. А вот для этого требуются совсем иные традиции: не боевые (они-то у нас трансформировались, а не прерывались), но связанные со светской литературой или мемуаристикой. Так что первое время приходится довольствоваться воспоминаниями заезжих иностранцев. Среди них бывали всякие – в том числе зоркие, доброжелательные (или хотя бы умеющие сохранять взвешенность оценок) и сведущие в военном деле. Безусловно, один из таких – Сигизмунд Герберштейн, оставивший подробные записки по результатам своих поездок в Московию в 1517-м и 1526 г.

Вот та часть его записок, которая касается нашей темы:

«Лошади у них маленькие, холощенные, не подкованы; узда самая легкая; сидят они так низко, что колени их почти сходятся над седлом; седла маленькие и приспособлены с таким расчетом, что всадники могут безо всякого труда поворачиваться во все стороны и стрелять из лука. Сидя на лошади, они так подтягивают ноги, что совсем не способны выдержать достаточно сильного удара копья или стрелы. К шпорам прибегают весьма немногие, а большинство пользуется плеткой, которая всегда висит на мизинце правой руки, так что в любой момент, когда нужно, они могут схватить ее и пустить в ход, а если дело опять дойдет до оружия (лука или сабли, которой они, впрочем, по их собственным словам, пользуются весьма редко), то они оставляют плетку и она свободно свисает с руки.