- Ты помнишь, когда приезжал к нам Подвойский?
- Конечно, помню. Мы тогда еще с ним говорили о Петрограде...
- А через два дня после отъезда от нас Подвойского на него было совершено покушение. При крушении дрезины ему перебило ключицу... Говорят, что Подвойскому написали, будто ты с группой каких-то анархистов виновник покушения...
Железняков настолько был потрясен, что в первый момент не нашелся даже, что сказать. И лишь после того, как понял всю чудовищность услышанного, гневно воскликнул:
- Собачьи головы! Да как же я мог совершить покушение на товарища Подвойского? Мы вместе с ним в прошлом году штурмовали Зимний! А потом вот еще что. Если покушение было где-то под Тамбовом, как же я мог попасть туда?! Ведь ты же знаешь, Васо...
- Знаю, все знаю. Никуда ты не отлучался из Елани. Я уже написал начальнику штаба фронта Ковалевскому о вагоне с медикаментами... и что ты ни в коем случае не можешь быть причастен к покушению на Подвойского.
Бои шли. Железняков рвался на позицию. Просился рядовым. Но Киквидзе доказывал, что надо обождать. Неизвестность томила Железнякова.
- Черкунов советует мне ехать в Одессу. Украина сейчас поднялась на борьбу против немецких оккупантов. Там хватит работы... - говорил Анатолий, сидя у кровати Киквидзе.
Успокаивая своего друга, раненый комдив советовал:
- Подожди. Вот придет ответ на мой рапорт, тогда и решим, что делать дальше.
В это время вошел адъютант и вручил командиру дивизии секретный пакет.
С тревогой следил Анатолий за выражением лица Киквидзе, словно предчувствуя, что дело касается его.
- Толья, ты объявлен вне закона... - только и мог вымолвить комдив. Немедленно добирайся в Москву!
- За что же, Васо?! - сразу не понял Железняков. - Объявили вне закона, как самого ярого контрреволюционера!
Понимая всю серьезность создавшегося положения, Киквидзе вызвал к себе адъютанта:
- Немедленно ко мне комиссара полка! И чтобы была приготовлена моя тачанка!
Как только адъютант вышел, Киквидзе сказал Анатолию:
- Немедленно поезжай в Москву. Ты еще успеешь на тамбовский поезд...
- Васо...
- Да, вот тебе несколько бланков со штампом моей дивизии. Могут пригодиться... Эх, жаль, что товарищ Ленин ранен и ты не сможешь попасть к нему... Но ты не отчаивайся, иди к Свердлову. Проси, чтобы выслали сюда надежного следователя.
Стуча колесами, к крыльцу дома подкатила тачанка комдива.
- Спеши, Толья!
Железняков обнял Киквидзе, и они крепко расцеловались.
- Спасибо тебе за все, дорогой Васо. Прощай...
Анатолий подскочил к домику, в котором жила его любимая девушка. Он познакомился с ней в первые дни командования Еланским полком. После недолгого разговора они уже вдвоем направились в Тамбов. Там Анатолий разыскал на железнодорожных путях вагон комиссара снабжения фронта Петра Зайцева. Зайцев направлялся в Москву. Вместе с ним поехал и Анатолий со своей спутницей.
В Москве поначалу все складывалось не так, как рассчитывал Железняков.
- Удалось тебе поговорить с Подвойским?.. - допрашивал Анатолий Зайцева.
- Был я у Николая Ильича...
- Ну и что?
- Он говорит, что приказ о тебе подписан Троцким. И он ничего...
- А насчет дрезины? - перебил Железняков.
- Ну как тебе объяснить... - замялся Зайцев. - Ему прислали рапорт, в котором сказано, что ты организатор крушения дрезины...
- А письмо Киквидзе?! - уже с отчаянием в голосе крикнул Анатолий.
- Подвойский говорит, что никакого письма от Киквидзе он не получал.
- Как же так? Ведь Васо отправил целое послание начальнику штаба фронта Ковалевскому...
- Ковалевскому? Так ведь он оказался предателем, и его уже расстреляли... Напиши опять Киквидзе, пусть обратится непосредственно к Подвойскому.
Анатолий писал: "...И вот я в Москве, Васо. Пока надежды на быструю реабилитацию нет. Скрываюсь... Хотел идти к товарищу Свердлову - он в отъезде... Ждут его возвращения.
За мое дело взялись несколько друзей-балтийцев. Если нужно будет, обратятся к товарищу Ленину.
Вот пишу тебе, а сердце ноет, будто в него гвоздь забит. Подумай, Васо! За революцию отдаю всю свою молодость, жизнь, а Носович и поверившие ему делают меня каким-то махновцем... На душе ураган. Но я не сдамся и не изменю революции. У меня хотят выбить оружие, которое она дала мне. Но я никогда не выпущу его из своих рук.
Если бы я изменил революции, я презирал бы себя и разбил бы голову о камни. И скрываюсь я сейчас только для того, чтобы сохранить себя для борьбы за счастье народа. Верю, что из этой борьбы выйду победителем, как выходил до сих пор!
Прими от меня, Васо, на память частицу моего горячего сердца. Может быть, еще увидимся с тобой. А пока прощай. Если ж не увидимся, если погибнем, я хотел бы, чтобы нас с тобой похоронили рядом..."
Скоро в Москве с делом Железнякова разобрались. Он был реабилитирован и получил новое ответственное назначение.
Он шел на Одессу...
Дули холодные ноябрьские ветры, лили дожди. Ночью, прикрываясь темнотой, обходя немецко-петлюровские заставы, Железняков с заданием из Москвы пробирался в Одессу. В кармане у него лежали документы на имя Анатолия Эдуардовича Викторса.
Анатолий был не один. Вместе с ним были его жена Елена Винда и проверенные в боях старые фронтовые друзья - Ховрин, Наумов, Черкунов.
В Курске боевая компания разделилась. Наумов и Ховрин поехали по своему назначению, а Железняков, Черкунов и Винда отправились до Льгова поездом. Здесь была граница Советской России. Дальше начиналась оккупированная немцами территория Украины.
Во Льгове наняли лошадей, чтобы добраться до Конотопа. Отсюда до Одессы было добираться трудно. Железняков убедил жену поехать поездом к родным в Киев. Железнодорожное движение на этой линии еще не было закрыто.
Проводив Елену, Железняков с Черкуновым стали прорываться через все преграды к Одессе.
17 декабря 1918 года на одесском рейде стала на якоря соединенная военная эскадра интервентов. Рядом с французскими броненосцами "Мирабо" и "Жюстис", крейсерами "Жюль Мишель" и "Эрнст Ренан", миноносцами "Протэ", "Палаш" и другими кораблями покачивались на волнах английские сверхдредноуты "Мальборо" и "Эмперер оф Индия", итальянский крейсер "Аккордон", греческие военные транспорты.
В городе шли бои между рабочими отрядами и белогвардейцами. На помощь белогвардейцам высадились стрелки 156-й французской дивизии.
За 107 дней хозяйничанья в Причерноморье интервенты повесили, расстреляли и замучили, во время пыток и допросов несколько десятков тысяч рабочих и крестьян.
Поощряемый иностранными интервентами, развернул свою палаческую "деятельность" генерал Гришин-Алмазов - ставленник Деникина, перекочевавший в Одессу из Сибири от Колчака.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});