Читать интересную книгу Поэмы Оссиана - Джеймс Макферсон

Ночь низошла на Морвен, Фингал сидел, озаренный пламенем дуба горящего. Морни сидел с ним рядом, и развевались седые кудри его. Беседа текла о временах минувших и о деяниях их отцов. Порою три барда касались арф, и Уллин был рядом с песней своей. Он запел о могучем Комхале, но мраком покрылось чело Морни.** Он обратил багровые очи на Уллина, и песня барда умолкла. Фингал поглядел на героя старца и кротко сказал.

** Уллин неудачно избрал предмет для своей песни. _Мрак, которым покрылось чело Морни_, был вызван не какой-либо его неприязнью к имени Комхала, хотя он и были врагами, но опасением, чтобы эта песнь не пробудила в Фингале воспоминаний о распрях, существовавших в старину между их родами. Речь Фингала по этому поводу исполнена благородства и здравого смысла.

"Вождь Струмона, зачем эта мрачность? Да забудутся дни минувших годов. Отцы наши мерялись силою в битве, мы же сошлись на пиру. Мы обратили наши мечи против общих врагов, и они расточатся пред нами на поле. Да забудется время наших отцов, о король мшистого Струмона!

"Король Морвена, - вождь отвечал, - радостно мне вспоминать твоего отца. Был он ужасен в боях; ярость вождя была смертоносна.*** Очи мои исполнились слез, когда пал король героев. Храбрые гибнут, Фингал, и на холмах остаются ничтожные. Сколько уже отошло героев в пору Морни! А я не чурался сражений, не бегал от битвы доблестных.

*** Это выражение в подлиннике двусмысленно. Оно может означать, что Комхал убил многих в битве или что он был беспощаден в своем гневе. Переводчик постарался сохранить эту двусмысленность, поскольку она, вероятно, входила в намерение поэта.

Пускай же теперь отдыхают друзья Фингала, ибо ночь вокруг, чтобы встали они, исполнены силы для битвы с колесницевластным Латмоном. Слышу я шум его воинства, словно гром раздается над вереском дальним. Оссиан и Гол златокудрый! Легок ваш бег. Наблюдайте врагов Фингаловых с того поросшего лесом холма. Но не приближьтесь к ним: нет рядом ваших отцов, чтобы прикрыть вас. Да не погибнет ваша слава нежданно. Доблести юных, бывает, грозит поражение".

С радостью вняв речи вождя, мы пошли под бряцание наших доспехов. Путь наш лежит к холму лесистому. Небо сверкает всеми своими звездами. Метеоры, вестники смерти, летают над полем. Вражьего войска гул отдаленный донесся до нашего слуха. И тогда-то промолвил исполненный доблести Гол, и до половины меч извлекла его длань.

"Сын Фингала, - сказал он, - почему пламенеет душа Гола? Сильно стучит мое сердце, нетверды мои шаги, и десница трепещет на рукояти меча. Когда я гляжу на врагов, душа моя вспыхивает предо мной, и я вижу их спящее войско. Не так ли трепещут души отважных в сражениях копий? Как бы воспрянул Морни душою, если бы ринулись мы на врага! Наша слава возвысится в песне, и величаво пройдем мы на глазах у отважных".

"Сын Морни, - ответил я, - душа моя тешится в битве. Любо мне блистать одному на поле брани, передавая бардам имя свое. Но что, если враг победит, смогу ли взглянуть я в глаза королю? В негодованье ужасны они, подобные пламени смерти. Я не хочу увидеть их гнев. Оссиан победит иль падет. А разве дано побежденным славу стяжать? Они преходят, как тени. Но Оссиан славу стяжает. Он со своими отцами сравнится в деяниях. Так ринемся во всеоружии, сын Морни, ринемся в битву. Но, Гол, если ты вернешься один, поди к высоким стенам Сельмы. Скажи Эвиралин,* что пал я со славой; отнеси этот меч дочери Бранно. Да вручит она его Оскару, когда вступит он в юные годы".

* Оссиан женился на ней незадолго перед тем. Рассказ о том, как он сватался к этой деве, включен в виде эпизода в четвертую книгу "Фингала".

"Сын Фингала, - ответствовал Гол со вздохом, - как мне вернуться, если падет Оссиан! Что мне скажут отец и Фингал, властитель мужей? Ничтожные люди свой взор отвратят и промолвят: "Глядите на Гола могучего, что в крови распростертого друга оставил!" Нет, ничтожные люди, не иначе видать вам меня, как в сиянии славы. Оссиан! я слыхал от отца о могучих деяньях героев, о могучих деяньях, в одиночестве ими свершенных, ибо в опасности крепнет душа".

"Сын Морни, - я отвечал, шагая пред ним по вереску, - наши отцы восхвалят нашу доблесть, когда будут оплакивать нас. Радости луч озарит их души, когда очи исполнятся слез. Скажут они: "Наши сыны не полегли, словно злаки на поле, ибо они сеяли смерть вкруг себя". Но зачем же нам мыслить о тесном жилище? Меч защищает отважного. Но смерть преследует бегство ничтожных, и не воздают им хвалы".

Мы устремились вперед сквозь ночь и пришли туда, где ревущий поток струил синие воды вкруг вражьего стана, между дерев, что на шум его отзывались; мы пришли к берегам потока и увидели воинство спящее. Их костры на равнине погасли, и шаги одиноких дозорных издалека доносились. Я уже было копье протянул, чтоб, опершись, перепрыгнуть поток, но Гол за руку взял меня и молвил отважное слово.

"Ужели Фингалов сын нападет на ворога спящего? Ужели ворвется он, словно вихорь ночной, что повергает тайком деревца молодые? Не так заслужил Фингал себе почести, не за такие дела увенчаны славой кудри седые Морни. Ударь, Оссиан, ударь во щит боевой, да поднимутся тысячи. Да встретят Гола они в первой битве его, чтобы он смог испытать крепость мышцы своей".*

* Это предложение Гола значительно благороднее и более согласуется с истинным героизмом, чем поведение Улисса и Диомеда в "Илиаде" или Ниса и Эвриала в "Энеиде". То, что подсказывали ему доблесть и благородство, стало основою его успеха, ибо враги, придя в смятение от звона Оссианова щита (что служило обычным сигналом к бою), решили, что на них нападает все войско Фингала. Таким образом, на самом деле они бежали от целого войска, а не от двух героев, и это придает рассказу правдоподобие.

Душа моя восхитилась воителем, и слезы исторглись из глаз моих. "И встретят Гола враги, - сказал я, - и разнесется слава сына Морни. Но от меня, мой герой, не удаляйся, да сверкает булат твой вблизи Оссиана, чтобы десницы наши съединились в побоище. Зришь ли ты, Гол, ту скалу? Серые ребра ее тускло мерцают под звездами. Если враги начнут нас теснить, станем спиною к скале. Тогда убоятся они приблизиться к копьям, ибо в наших десницах смерть".

Я трижды ударил в звонкий щит. Враги поднялись, трепеща. Мы устремились вперед, бряцая доспехами. Они побежали толпою по вереску, ибо решили - это явился могучий Фингал, и сила их рук иссякла. Шумный их бег был подобен пожару, когда проносится он сквозь опаленный лес.

Вот тогда-то Гол с силой взметнул копье, вот тогда-то он поднял меч, Кремор пал и могучий Лет. Дунтормо бился, весь окровавленный. Булат вонзился в тело Крото, когда он вставал, на копье опираясь; черный поток хлынул из раны и зашипел на полусгоревшем дубе. Катмин узрел позади приближенье героя и полез на древо иссохшее, но сзади его поразило копье. Крича, содрогаясь, он пал; мох и ветви сухие полетели вослед и покрыли стальное оружие Гола.

Так отличился ты, сын Морни, в первом сраженьи своем. Но и твой меч не дремал на бедре, о последний из рода Фингалова! Оссиан устремился вперед, исполненный силы, и люди ложились пред ним, как трава под палкою отрока, когда, свистя, пробегает он поле и наземь слетают седые головки чертополоха. Но юнец идет беззаботно, направляясь в место пустынное.

Встало серое утро, засверкали извивы потоков средь вереска. Враги собрались на холме, и вспыхнула ярость Латмона. Он потупил долу гневные очи багровые, он безмолвен в скорби своей. Он ударяет часто во щит свой горбатый, и неровно шагает по вереску. Издали я усмотрел угрюмость героя и молвил сыну Морни.

"О колесницевластный * вождь Струмона, видишь ли ты врагов? В гневе они собрались на холме. Следует нам к королю ** свой шаг обратить. Восстанет он в силе своей, и Латмона рать исчезнет. Слава нас осенит, воитель, очи старцев *** возрадуются. Но бежим, сын Морни, Латмон нисходит с холма".

* Колесницевластный - это почетное наименование, прилагаемое Оссианом без разбора к каждому герою, поскольку все вожди в его время по своему положению владели колесницей или носилками.

** К Фингалу.

*** Фингала и Морни.

"Так замедлим шаги, - возразил златокудрый Гол,**** - чтобы враг не сказал, усмехаясь: "Гляньте на воинов ночи, они, словно духи, страшны лишь во мраке, но исчезают пред лучами востока". Оссиан, возьми щит Гормара, павшего от копья твоего; да возрадуются герои почтенные, видя деянья своих сынов".

**** На протяжении всей этой поэмы Гол ведет себя как герой в самом высоком смысле этого слова. Скромность Оссиана при рассказе о собственных деяниях не менее замечательна, чем его беспристрастие по отношению к Голу, поскольку хорошо известно, что Гол впоследствии восстал против Фингала, и это, как можно полагать, вызвало предубеждение против него в душе Оссиана, Но, коль скоро Гол из противника позднее стал ближайшим другом Фингала и величайшим героем, поэт оставляет без внимания этот единственный его проступок из уважения ко многим его добродетелям.