Если Меган и удалось чем-то озадачиться и заболеть, то только совершенно неуместной болезнью «я хочу домой», от которой она мучилась и в средней школе, но теперь, вместо капитанов футбольных команд и их болельщиков ее окружали «умные головы» и политические деятели, все целеустремленные и обещающие. И среди них затесалась Меган, притворяясь ради спокойствия родителей, что ей безумно нравится учиться, и пытаясь понять, что же ей надо для счастья, и найдет ли она его когда-нибудь.
Оценки у Меган были средние, но у нее не возникало ни малейшего желания заниматься лучше, для этого просто не было повода.
Идея стать социальной служащей и помогать людям, звучала привлекательно, но Меган вовсе не хотелось все четыре года трудиться в поте лица, ради того, чтобы получить степень бакалавра. А потом мучиться еще год, чтобы добиться степени магистра общественных наук. Это напоминало летние каникулы, проведенные с родителями, а не с друзьями, когда дни тянутся мучительно долго и тоскливо.
Алекс советовала ей мысленно представить свою жизнь через десять лет – увидеть себя в собственном кабинете, с дипломами на стенах, во время работы с трудными подростками или детьми из неблагополучных семей; а вечером она идет домой, довольная, что сумела кому-то помочь. После подобных разговоров, Меган всегда задавала один и тот же вопрос: «А чего ради я возвращаюсь домой? Ждет ли меня кто-нибудь за дверью? Живу ли я за городом в доме «стиле ранчо, где каждый день светит солнце, или я по-прежнему в Саусалито и возвращаюсь домой к родителям?» Это был один из тех редких вопросов в ее жизни, на который Алекс не могла дать ответ.
Алекс и Клементина убеждали Меган переехать от родителей, найти квартиру, или, по крайней мере, поселиться в общежитии университета. Меган не видела в этом большого смысла. Она не хотела жить одна, а в университете у нее не было знакомых, которых она знала бы настолько хорошо, чтобы поселиться вместе. Что касается общежития, она и так ненавидит университет. Зачем же добавлять еще оскорблений и растравлять раны постоянным присутствием на его территории?
Меган напоминала путника с трудом идущего против ветра. Она посещала занятия, училась, время от времени выбиралась куда-нибудь с Алекс, иногда ходила выпить кофе с однокурсниками, отвечала на письма Клементины.
«Я в восторге, что в твоей жизни произошло столько хороших, чтобы – быть – правдой, событий», – писала она с треском роняя ручку после каждого предложения. Меган старалась, как можно быстрее закончить письмо и забыть о нем. Она любила подругу и не понимала, почему успех Клементины был столь горькой пилюлей, что она никак не могла проглотить ее. Возможно, это напоминало, что не все женщины сотворены равными, и счастье достается не каждой.
Меган ела без всякого аппетита, смотрела телевизор, читала по семь рыцарских романов в неделю и спала. А ведь ей было только девятнадцать. Она знала, что нельзя ограничиваться таким пресным существованием, должно быть что-то еще. Нельзя ведь всю жизнь понуро плестись вперед, без всякой надежды, без цели, без сияющих перспектив на горизонте. Должно быть что-то волнующее, заставляющее ощутить себя полной жизни, энергии, желаний. Встретив Джексона, Меган нашла это «что-то».
* * *
Не теряя времени, Джексон назначил Меган свидание. Он узнал ее номер от Алекс, позвонил на следующий день и предложил ей встретиться в субботу в парке у Золотистых Ворот перед входом в музей. Меган надеялась, что он позвонит. Каждой клеточкой своего тела она желала, чтобы зазвонил телефон, а когда звонок наконец раздался, с трудом нашла в себе силы поднять трубку. Голос Джексона звучал мягко и нежно. Меган вообразила, что он посылает через трубку свое дыхание, и оно щекочет ей ухо и ласкает волосы. Меган глубоко вздохнула, вернулась к реальности и, конечно, ответила «да».
Потратив уйму времени на сборы, рано утром она приехала в парк. Пришлось потрудиться, чтобы не переборщить с косметикой, вдруг они проведут время на воздухе, и, конечно же, не хотелось бы выглядеть бледной, если случайно придется бродить по сумрачным музейным залам.
И, как всегда, волновал выбор одежды. Утром, когда она выглянула в окно, ярко светило солнце, но после обеда в сентябре бывает прохладно. Подумав, Меган выбрала широкие в складку бежевые брюки и темно-зеленый свитер. Прежде, чем выйти из дома, она пристально оглядела себя в зеркале – на нее смотрели сияющие глаза, придавая ей особую привлекательность и очарование. Удивительно, подумала Меган, как небольшое волнение может изменить внешность человека.
Она села на скамейку перед входом в музей и приготовилась ждать. В парке было полно людей. Молчаливые родители со сверхактивными детьми направлялись к музею и планетарию. Мимо нее, по тропинкам среди деревьев, держась за руки, проходили парочки или приятели, оживленно беседующие о своих делах. Длинноволосые потрепанные хиппи расположились на лужайке и играли на гитарах, а старички изучали шахматные партии, не обращая внимания на ограничение времени, тщательно обдумывая свои очередные ходы.
Меган закрыла глаза, не желая никого видеть, и подставила лицо солнцу. Его тепло оказывало волшебное действие, согревая кожу и наполняя радостью, которая возникает только в первые дни любви, когда внутри все поет, краски вокруг яркие и буйные, чувства свежи, а надежды бесконечны.
Джексон стоял, прислонившись к стене музея, и наблюдал за Меган. Казалось невероятным, что всего лишь неделю назад он не знал ее, никогда не видел прежде, никогда не ощущал столь неистовых чувств, бушующих внутри. Должно быть, они встречались раньше, знали друг друга в предыдущей жизни. Они были связаны друг с другом, могли читать мысли друг друга, понимать без слов. Когда Меган смеялась, он улыбался, радуясь ее счастью. Когда она ушла, он почувствовал себя безжизненным и опустошенным, как будто часть его самого ушла вместе с Меган.
Из того, что Алекс рассказывала ему и что он узнал тем вечером, Джексон понимал, что они совершенно непохожи. Меган была застенчивой, робкой, неуверенной в себе. Он же отличался напористостью, авантюрностью и уверенностью. Но когда он смотрел на нее, любовался ее лицом, подставленным солнцу, и на лице и в волосах ее золотистыми искорками играли солнечные лучи, ничто не имело значения. Благодаря Меган, Джексон чувствовал себя полным жизненных сил, уверенным, здоровым, настоящим мужчиной. Все остальное, вроде несовместимых целей, образа жизни или темпераментов, меркло в сравнении с этим чувством… Джексон направился к Меган.
– Привет, – сказал он.
Меган быстро открыла глаза и неловко встала, как будто он смог проникнуть в ее мысли, застав в романтических грезах.