давал ему мелкие поручения, чтобы понаблюдать за ним и испытать его.
В июне, узнав от агента охранки (конспиративное имя Друг), что в Москве Паули встречался с революционерами для организации террористических актов, директор Департамента полиции поспешил предупредить Рачковского, что Паули собирается его убить и разоблачить заграничную агентуру. Уже в следующем месяце, 19 июля, Рачковский послал в Петербург загадочное и весьма зловещее по тону сообщение: «Чрезвычайные обстоятельства вынудили меня обезвредить Паули и разрушить возникающий крайне опасный народовольческий кружок».
VI
Ровно через год, в июле 1902 г., Рачковского сместили с поста заведующего заграничной агентурой, который он занимал на протяжении почти двух десятилетий.
Новый директор Департамента полиции А.А. Лопухин убедил Плеве, ставшего министром внутренних дел, что Рачковский слишком часто прибегал к противозаконным действиям. Обвинение это, конечно, справедливо, однако конкретный пример, который привел Лопухин в доказательство своих слов, — что один из агентов Рачковского участвовал в «анархистской бомбардировке» Льежского собора в Бельгии в 1895 г., — не имеет никаких документальных подтверждений.
Чтобы получить согласие Николая II на увольнение Рачковского, Плеве решил сыграть на неприязни императора к одному французскому шарлатану по имени Филипп. Филипп, ставший приближенным императрицы во время ее поездки во Францию в начале 1902 г., убедил ее, что она беременна, и по возвращении в Россию это событие было объявлено при дворе. Последовавшее вскоре опровержение вызвало в Петербурге неприятные толки.
У Плеве была возможность представить Рачковского виновным, поскольку заведующий заграничной агентурой имел доказательства относительно отсутствия у Филиппа медицинского диплома, и французские власти ранее привлекали его к суду за то, что он имел медицинскую практику без специального на то разрешения; но когда Рачковский сообщил об этом министру внутренних дел Д.С. Сипягину, тот велел ему навсегда забыть об этой истории. Когда Плеве нашел рапорт Рачковского в бумагах своего предшественника, у нового министра появились доказательства, что Рачковский вмешивается в дела императорской семьи, и этого было достаточно, чтобы царь в июле дал согласие на отставку Рачковского.
Годом позже, 13 июля 1903 г., в отчете Департамента полиции приводились доводы, объясняющие эту отставку. В частности, говорилось, что после 1890 г. Рачковский стал очень небрежно относиться к своим служебным обязанностям. Покровительствуя подрывникам-анархистам, значилось в отчете, «Рачковский стал злоупотреблять своею близостью к лицам, стоявшим во главе французского правительства, и позволяет себе вмешательство в дела международной политики» (намек на роль Рачковского в создании Антанты). Кроме того, во время преувеличенно громкой кампании против революционеров в начале 1902 г. по небрежению Рачковского царский режим оказался в неудобном положении. Департамент полиции все еще занимался расследованием обстоятельств взрыва в Льеже, чрезмерных трат Рачковского из средств агентуры, его личных сделок и злоупотреблений властью в борьбе с личными врагами.
У Рачковского по-прежнему оставались связи в высших кругах, влиятельные люди ему покровительствовали. К примеру, великий князь Сергей Александрович, бывший в то время московским генерал-губернатором, пригласил Рачковского сопровождать его на собрании 45 тыс. рабочих, состоявшемся в Кремле по случаю годовщины отмены крепостного права. В феврале 1905 г. террористы убьют великого князя, а на следующий день по совету могущественного петербургского генерал-губернатора Д.Ф. Трепова император восстановит Рачковского в должности и сделает его заведующим политической частью Департамента полиции на правах вице-директора.
Тем временем на посту заведующего заграничной агентурой Рачковского сменил Л.А. Ратаев, который без особого удовольствия оставил службу в Петербурге ради слежки за врагами самодержавия во Франции, Швейцарии и Англии. Позднее Ратаев назовет заграничную агентуру «пустой скорлупой» и скажет, что, когда он прибыл во Францию, отношения между агентурой и французскими чиновниками оставляли желать лучшего. Ратаев неоднократно повторял, что Рачковский умышленно и планомерно старался помешать его нормальной работе.
Главным достижением Ратаева были данные, собранные в октябре 1902 г. и позволившие арестовать террориста Е.К. Григорьева, что в свою очередь способствовало аресту Михаила Мельникова и Григория Гершуни — главы Боевой организации эсеров. Информация была собрана при помощи внутреннего агента Евно Азефа, о котором речь пойдет ниже. В январе 1905 г. по просьбе Лопухина Ратаев стал руководить всеми операциями охранки в Европе, взяв под свое начало берлинское агентство Гартинга (возможно, из соображений экономии).
Согласно полицейским архивам, в 1904 финансовом году Лопухин выделил на все операции в Европе 132 381 руб. (что соответствовало 352 133 франкам) — примерно столько же, сколько Рачковский истратил в 1894 г. в Париже, когда дорогостоящей берлинской агентуры еще не существовало (бюджет Рачковского за тот год составил 300 000 франков). Более того, в 1904 г. из тех фондов, которое Лопухин выделил Ратаеву в Париже (50 535 руб.) и Гартингу в Берлине (44 780 руб.), они должны были нанимать агентов, а оставшаяся часть бюджета (37 666 руб.) распределялась непосредственно из Петербурга среди остальных сотрудников (агенты в Вене, например, получали 5256 руб., агенты в Галиции, Прусской Познани и Силезии — 6400 руб.). К концу 1904 г. у Лопухина совсем не оставалось денег, и по этой причине он был вынужден отклонить просьбу об усилении охраны великого князя Сергея Александровича в Москве.
К несчастью для Лопухина, в феврале, через месяц после отставки Гартинга, великий князь был убит. Последующие события вынудили Лопухина оставить должность в Департаменте полиции, распоряжаться которым теперь стал Д.Ф. Трепов, товарищ министра внутренних дел. 24 мая Лопухин передал ему дела. Через три месяца, 1 августа, за неделю до того, как Рачковский сделался заведующим политической частью Департамента полиции, Ратаева заставили передать зарубежную агентуру Гартингу, который своевременно развернул кампанию против своего предшественника. Ратаев ушел без лишнего шума, в противном случае Трепов угрожал ему лишением пенсии. Но и обличителем охранки Ратаев не стал, хотя Бурцев неоднократно обращался к нему с такими предложениями.
VII
Сам Бурцев к 1905 г. развернул яростную борьбу с любого рода политическими преступлениями. Он официально вернулся в Россию в 1905 г. как издатель журнала по истории революционного движения в России и начал собирать материал о злоупотреблениях полиции. В 1906 г., когда самодержавие снова обрело силу, Бурцев понял, что его контакты с полицейским осведомителем Бакаем вызвали подозрения полиции и что за ним установлена слежка, поэтому он поспешил уехать во Францию. В последующие годы Бурцев стал суровым критиком эмигрантов, готовым (по мнению многих, чересчур поспешно) опубликовать имена предполагаемых полицейских агентов, на которых указывали дезертиры.
В июне 1909 г. Бурцев опубликовал сенсационное разоблачение: он сообщил, что A.M. Гартинг, ведающий имперской агентурой в русском посольстве в Париже, на самом деле не кто иной, как Ландезен, скрывающийся от французского правосудия с 1890 г., когда был выдан ордер на его арест.
Гартинг, понимая свою уязвимость, умышленно старался привлекать к себе как можно меньше внимания; к тому же, возглавляя заграничную агентуру, он много путешествовал,