Читать интересную книгу Там, где лес не растет - Мария Семенова

Так что в итоге Коренга изготовился смолчать в ответ на всякое поношение, даже самое обидное, благо возводить на себя напраслину и терпеть за неё ему было не впервой… Но не довелось.

Взгляд Эвриха сделался не просто пристальным – пронзительным, он живо протянул руку и взял «Праведное звездословие», не удосужившись спросить разрешения, – так, как сам Коренга нипочём не посмел бы взять даже материной иголки. Нетерпеливо раскрыв книгу, Эврих мгновенно пробежал глазами предварительную записку, стремительно пролистнул с десяток страниц… И вид у него окончательно стал как у веннского волкодава, который долго гнал волка и вот наконец увидел его в глухом конце оврага, откуда нет сквозного пути.

– Во имя ложа Прекраснейшей, испепелённого страстью Вседержителя! – вырвалось у него наконец. – Воистину люди не ведают, где придётся найти, где – потерять!.. Друг мой, – обратился он к Коренге, – не знаю, право, есть ли тебе дело до этого… Так случилось, что некий сын твоего племени завещал мне сотворить месть. Я дал священный зарок выполнить его волю, но мог ли я предвидеть, что другой отпрыск вашего народа вложит мне в руки неотразимое оружие!.. Осмелюсь ли я просить тебя дать мне эту книгу хотя бы на один день, чтобы я мог сделать необходимые выписки?

Тут Коренга снова принялся лихорадочно соображать. Каким образом книга, да притом посвящённая именам звёзд, могла послужить оружием справедливого мщения? Да к тому же неотразимым?.. Перед мысленным взором молодого венна даже пронеслось видение тяжёленького томика, опускаемого на голову неведомого обидчика, но речь шла вроде о выписках, то есть о чём-то вполне бестелесном?.. Неужели книга содержала могущественные заклинания, которые аррант собирался пустить в ход?.. Эврих выглядел значительным и приверженным добру человеком, его принимали виллы, в нём не находил изъяна Торон… К тому же книги, как и мечи, не делают единственными на весь мир: если Эврих не получит «Праведное звездословие» прямо здесь и сейчас, он всяко найдёт его у торговца, готового угодливо выложить перед могущественным вельможей весь свой товар…

Всё же Коренга сказал ему:

– Прости, почтенный, если мои слова покажутся тебе неподобающими, но, уехав из дома, я успел выслушать о своём племени такое количество неправды, что теперь опасаюсь даже случайным образом приумножить её. Если ты называешь эту книгу оружием, то прежде, чем оно будет тебе вручено, расскажи хотя бы, какого рода твоя месть и против кого она будет обращена!

Коренга наполовину ждал, чтобы Эврих разгневался на него за дерзость, но, к большому облегчению венна, этого не произошло. Наоборот, аррант даже чуть улыбнулся, как если бы вспомнив о чём-то очень хорошем, пусть даже давнем и окрашенном грустью утраты.

– Ты, верно, согласишься со мной, если я скажу, что вождю не обязательно знать всё обо всём, если он способен окружить свой трон мудрецами, сведущими в разных областях знания, – несколько неожиданно начал он, усаживаясь наземь. Коренга про себя отметил, что книгу из рук он при этом не выпустил. – Скажу тебе даже так: вождя следует оценивать не в последнюю очередь по тому, сколь отважными и прозорливыми умами он сумеет укрепить свою власть… Так вот, Царь-Солнце, который правит Аррантиадой последние четверть века, в этом смысле есть сущее посрамление правды вождя.

Коренгу поразило, что Эврих произнёс эти слова, явно испытывая меньше святотатственного чувства, чем испытал бы он сам, обзывая недоумком соседского сына. Аррант же продолжал:

– Нынешний Царь-Солнце склоняет своё ухо не к тем, кто взыскует неприукрашенной истины, ему более по душе преуспевшие в восхвалении его собственного ума и несравненной учёности. Я не знаю, что за радость ему принимать незаслуженные хвалы, но льстецы тщатся снискать его расположение, буквально наступая друг дружке на головы. И это ещё полбеды, пусть бы дрались, как пауки в кувшине, – главная беда в том, что они всей сворой набрасываются на любого, способного вольно или невольно поколебать их благополучие. Ну… как если бы ты отравил пса, о котором многие стали бы говорить, будто он во всём превосходит Торона.

Коренга представил и ужаснулся, а Эврих постучал пальцем по красивому тиснёному корешку.

– Один из таких лжеучёных и написал эту книгу.

Не выдержав, аррант вскочил на ноги и заходил перед Коренгой, бросив на руку полу плаща. Так, словно ему внимали не одинокий молодой венн да ко всему равнодушный старик, а целая школа жаждущих познания учеников.

– Сказать тебе, друг мой, что ты нашёл бы на этих страницах? – Эврих раскрыл томик, который держал заложенный пальцем, и слегка отдалил книгу от глаз. – Вот послушай, я стану читать сразу по-веннски… «…Поелику Солнце есть главнейшая и самая блистательная из планет, воистину самодержавный правитель нашего небосвода, удивления достойна причина, по которой никто доселе не сопоставил его сияние с царственностью и не усмотрел в нём величия нашего Царя-Солнца, Ганиона Богоподобного. Посему, как велит моему сердцу долг верноподданного, осмелюсь отныне и далее на этих страницах упоминать не просто «планету Солнце», но «Царя Ганиона Божественного» – и призываю к тому же всех звездословов, для коих не впустую звучат слова о цветении нашей державы под рукой её мудрого властелина…» Ну и далее в том же духе. – Эврих с таким треском захлопнул книгу, что Торон насторожил уши, а Коренга испугался за целость своей галирадской покупки. – Скажи, друг мой, много ли ты понял из прочитанного мною?

Коренга ответил неуверенно:

– Он… пожелал переименовать… Солнце?

– И в придачу весь небосвод, – кивнул Эврих. – По его утверждению, всякий, кто любит Аррантиаду и верен Царю, должен отныне именовать Луну не Луной, а токмо и единственно Лоллией, в честь славной древней царицы, созвездия же и ярчайшие звёзды – именами разных вельмож…

Старик Тикарам пробормотал что-то, и Эврих резко повернулся к нему.

– Что?

Старец не отвечал слишком долго. Коренга почти перестал ждать ответа от укрывшегося за стеной привычного безразличия. Но Эврих хранил молчание, зорко глядя на Тикарама, да и звёздная вера этого последнего, похоже, оказалась слишком глубоко уязвлена, поскольку он всё же повторил:

– Смотря по тому, сколь обласкан милостью тот или иной царедворец…

– Ты зришь суть, почтенный, – кивнул Эврих. Коренге показалось, будто высокоучёный аррант всё более обращался не к нему, а к нищему деду. – И ведь это началось не вчера! Все мы были гораздо моложе, когда в Аррантиаде начали с уважением произносить имя Тиргея Эрхойра.

Тикарам кивнул было, но, словно спохватившись, не кончил движения и отрешённо уставился в огонь.

– Этот юноша был столь щедро взыскан Богами, что едва ли не подростком сумел наполнить свой разум многообразными богатствами, которые создали до него поколения мудрецов. Всё покорялось ему, от поэзии до законов счисления. Он скромно зарабатывал свой хлеб, обучая грамоте детей столичного Управителя, но, когда собирались вместе люди науки, именно его слово всё чаще оказывалось самым весомым. И вот однажды придворный астролог Кимнот, прозванный Звездословом, предложил устроить тоннель в Карийских горах на подъезде к столице. Этот проход должен был украсить дорогу и уже издали убедить всякого гостя в могуществе Царя-Солнца, по приказу которого изменилось само естество гор. Но тут возвысил голос Тиргей, утверждавший, что проходчики неизбежно потревожат подземную реку, течение которой он успел изучить. Он во всеуслышание посулил обрушение тоннеля и гибель работников…

Коренга заворожённо слушал, пытаясь представить горы и рукотворную пещеру, по которой, раз уж речь шла о торговых гостях, могла, верно, проехать конная телега с поклажей.

– Кимнот не отважился вступить с Тиргеем в открытое прение перед лицом уважаемых мудрецов, где состязаются честным оружием научного рассуждения, – продолжал Эврих. – Вместо этого он обвинил соперника в клевете на Царя-Солнце. Тиргей якобы хотел принизить величие и силу Ганиона, объявляя его неспособным совладать с духами гор. Навет сделал своё дело: Тиргея вызвали на суд как изменника, признали виновным и продали в рабство, да не куда-нибудь, а за море, в рудники Самоцветных гор. Кое-кто даже говорил, будто Кимнот самолично о том позаботился, а заботе своей придал облик прошения о помиловании Тиргея. Тоннель начали строить, но в него скоро ворвался подземный поток… иссушив, ко всему прочему, колодцы для полива виноградников и лимонных рощ на полдня пути окрест. Кимнот ловко объяснил случившееся колдовством недоброжелателей. А Тиргей, обладатель чудесного ума, на каторге был приставлен к работе, достойной безмозглого животного. Он крутил водяной ворот в пещере, где промывалась руда, и погиб, когда ему было всего тридцать два года. О том, какие сокровища знаний могли были быть при более счастливых обстоятельствах ему вручены, ныне ведомо только Богам Небесной Горы… Его горестную судьбу, друг мой, – тут Эврих снова повернулся к Коренге, – мне изложил человек твоего племени, которому выпало его знать.