Шрифт:
Интервал:
Закладка:
беспрестанно головой, но мужик всех отстранил, раскрыл на груди тряпицу - и показывая на писанный красками образ, удерживаемый на груди, сказал:
- Благое Молчание тебе принес, старица честная. Принимай с любовию. Бабушка метнула земной поклон и приложилась к образу, приняла его
из рук мужика и высоко приподняла над головою, всем указуя на него:
- Сколь прекрасен Ангел Тишайший! - смотрите, милые!
Брата приподняла няня, и мы с ним смотрели на образ и радовались.
Я после узнал, что это был за образ: это было изображение Спаса - Благое Молчание: Ангел с светлым ликом, в белых одеждах и с белыми крыльями, а руки - в великом мире покоятся крестообразно на груди. Молятся этому образу об умирении сердец, о тишине душ смятенных, о покое божественном, о молчании горнем. А тогда - мы с братом - видели не образ: будто сам Ангел прилетел в этот печально-торжественный день - и обнял нас всех, старых и малых, мудрых и буйих, своим благим молчанием. И было это молчание сладко и нашим детским сердцам, и измученным в тревогах житейских сердцам старых и старших. Егорушка стал на колени и поник головой до земли.
Наконец, бабушка опустила образ ниже и тихо сказала нам:
- Приложитесь, дети.
И, когда мы приложились, она удержала нас около иконы и чуть слышно сказала:
- А знаете ли, милые, как на земле и мы, грешные, сладостно поем Тихому ангелу, - слышали ли: "Свете Тихий, святые славы!"
Она приподняла опять икону и благословила нас ею, - и сказала другим:
- Ну, приложитесь, приложитесь! Какой лик прекрасный!
Когда все приложились к образу, бабушка передала образ Параскевушке, стоявшей возле нее, и поклонилась мужику.
- Спаси тебя Господи, Демьян Иванович. Обрадовал ты меня, грешную. Дивен лик и тихостен! Благослови тебя Господи. Долго ли писал?
- На Третий Спас* начал, матушка, - отвечал Демьян Иванович, и лицо его посветлело, - отслужил молебен Нерукотворному Образу - и водою святой доску окропил, - и писалось с легкостию, по новгородскому переводу. По твоим молитвам легкота была в письме. Не запомню, чтобы так было.
- Господь дал! Все ли у тебя в здоровьи добром?
- Спаси тебя Бог, матушка, все здоровы. Сыты, обуты, одеты. Работа есть. В Прохушево в часовню Деисус заказали, и Ивана Воина в полк. А ты мне, матушка, работу задай; без того не уйду: твоим заказом моя работа спорится.
- Закажу, закажу, - бабушка улыбнулась: - Я ровно как помещица немилостивая, на всех работу накладываю.
- Какая ты помещица, матушка! - с досадою даже проговорил мужик. - Ты молитвенница. Легкая у тебя рука.
- Рука-то легка, да сама белоручка: без работы сижу, - быстренько проговорила бабушка и, поглядев на нас, обратилась к мужику:
- Внуков-то моих узнал ли, Иваныч?
- Добрые детки, - отвечал тот.
- Ну, вот тебе и заказ: напиши ты малые две иконы - Сергия чудотворца да Василия блаженного на охре, на кипарисе. Благословить их хочу. Это их ангелы.
- Благослови, матушка.
Бабушка перекрестила его - и он стал собирать свой мешок, а бабушка совала ему в руки пряников, конфет и еще чего-то, что он не брал и отстранял от себя, заваливая на себя мешок, - но она строгонько посмотрела на него и молвила:
- А вот и неслух выходишь; борода, а неслух! - и он покорно принял из ее руки и пряники, и конфеты, и груши, и еще что-то, чего больше всего не хотел принять. Она перекрестила его, он поцеловал у нее руку и ушел,
* Третий Спас - 29 (16) августа. В народе Третий Спас - Ореховый, Хлебный, Холщовый.
пригибаясь еще ниже. А Егорушка уже охаживал вокруг бабушки, и улыбался на нее, и протягивал к ней горсточку, приговаривая:
- И мне дай! Дай, дай, маминька!
- Чего ж дать-то? - спрашивала бабушка.
- Сама знаешь, чего! - белая знайка, а не знаешь, у Высокого спроси, с крыльями…
- Про Предтечу он это! - шепнула няне монахиня с волосиками.
- Ну, помолчи, Егорушка, помолчи. Видел, видел: Ангел-то Тихой, Ангел-то Молчаливый… Он молчать велит.
Егорушка сел на пол и пригорюнился.
- Матинька, д-а-а-й! - вдруг жалобно протянул он.
И бабушка, ничего не говоря, вынула из кармана ризы деревянный крестик и благословила им Егорушку, который быстро стал на колени, поцеловал крест и молча спрятал его, а сам подал бабушке маленькое китайское яблочко.
- Да сегодня нельзя, Егорушка, что ты! - замахала на него Параске-вушка, а он сердито мотнул на нее головой и затянул:
- О-о-о-о-о…
- Это он говорит, что отнял у кого-то, - догадалась бабушка. - Отнял, что ли?
Егорушка вскочил и радостно затрясся, а монашки-гостьи проговорили, робея:
- Матушка, это он что сделал: у торговок на базаре все яблоки и арбузы по земле покатал: не дает никому, катит - да и все, матушка, в пыль, в пыль, в мусор… Воют торговки-то.
Егорушка радостно улыбался и головой кивал.
- Опять ты, Егорушка, шумишь, - сказала бабушка. - Ты не шуми. В мире и без твоего шума шумно. Тихому ангелу молись.
Егорушка покорно обернулся к образам и стал истово креститься.
- Сереженька, дай ему грушку, - приказала мне бабушка, и я, робея, подал ее юродивому. Он положил ее перед собою на стол и оглядывал ее со всех сторон, ворочая головою, и гладил рукою по ее розовому пушку.
Мы с Васей не боялись и угощали его, наливали ему на блюдечко чай, а бабушка, смотря на нас троих, слушала, - все стоя, - что ей говорил седой монах. Он жаловался на что-то, чего я не понял, и лицо у бабушки стало другое: разорвалась сеточка морщинок под глазами, лицо будто помолодело, но и построжало. Монашки отодвинулись к пяльцам, а няня вышла. Только Параскевушка по-прежнему стояла подле бабушки, горбатенькая, с головой немного на левый бок, - с нетерпением смотря на монаха.
Вдруг бабушка властно остановила монаха, рукой коснувшись его плеча.
- Помолчи, отец Евстигней. Все поняла. Не надо больше. Его Бог будет судить, - бабушка резко подчеркнула голосом это "Его", будто хотела показать, что понимает, как много значит это слово для монаха, - а ты суд в своем сердце зачеркни, все Богу передай: там лучше нашего с тобой разберут.
- Матушка, - прервал бабушку монах, седые косички у него на затылке жалко зашевелились, - матушка, передал бы, все передал бы, да тяжело мне. Сляк(5хся до конца*.
- Не говорю, что легко, - сказало бабушка, - мы с тобою монашествуем, а не легкотуем. В мире легко, - да легко и в трудность геенскую навеки впасть. На труд шел, когда рясу надевал.
- Матушка, - опять прервал ее монах, и слезы были у него на покрасневших глазах, - послушаюсь, по-твоему сделаю, потерплю, а ты помолись… Не мирно мне.
- Помолюсь, - отвечала бабушка, - а ты отдохни у нас сегодня. К вечерне сходи. Параскевушка, покорми его. А его, - опять обратилась она к монаху, опять выделяя слово, - его Господь сердцем переменит. К тебе же придет.
* Слякохся до конца - Пс. 37.7.
- Ну, спаси тебя Господи! - сказал монах, отираясь рукавом и виновато посмотрев на всех, стоя посреди келии.
- Сядь-ка за стол, отец Евстигней, послушание исполни, - сказала ворчливо Прасковья, - матушка гостить тебе приказала, а то под ногами вертишься.
- Да, да, погости у Спасова Крестителя: Он у нас хозяин, - поддержала ее бабушка, - вон внукам моим что-нибудь душеполезное расскажи: как ты зверя тихого в пустыне видел. Ты где ведь не бываешь! Не нам чета, кочкам, недвигам лесным.
Монах, усевшись за столом, заулыбался, а мы стали смотреть на него и ждать. Но он молчал, а бабушка обратилась к монахиням:
- Матери мои, матери! Какие вы труды подняли: я чаю, все ноги притомили, издалеча идучи.
- К тебе, матушка, дорога недальняя, - сказала старая монахиня в медных очках.
- Не ко мне, а к Предтече Господню, - поправила бабушка. - Молились ли в соборе?
- Обедню, матушка, отстояли, - отвечала монашенка с воловиками. - Дивное служение!
- Владыка - молитвенник: наши худые молитвы в охапку взял да к Предтече Господню понес…
- А тот Спасу Милостивому предоставит, - весело и неожиданно подхватил монах. Бабушка ласково обернулась на него:
- Хорошо ты сказал, отец Евстигней.
- Я, матушка, по пословице: скажи Николе, а Он Спасу скажет…
- Это еще лучше, коли не от своего ума. Вот и прошу тебя: внукам моим расскажи что либо умилительное.
- Благослови, матушка.
- Бог благословит. - И она опять обернулась к монахиням. - Ну, спаси вас Господи, что пришли, не забыли и меня старуху.
- Подарочки прими, матушка, - сказала монахиня в очках. - Не взыщи. Я тебе паглиночки* теплые связала: когда, может, на руки наденешь.
- Спаси Господи.
- А я - салфеточку; угодила ли, не знаю.
- Спаси Господи, за труды, за любовь. Параскевушка, хорошо ли их покоила?
Обе монахини поклонились враз:
- Много довольны, матушка. Благословите к вечерне сходить.
- Бог благословит.
И бабушка зашептала на ухо Параскевушке, а та молча кивала головой.
На минуту подсела бабушка к столу, и Егорушка, улыбаясь широкою, не сходящею с лица улыбкой, подвинул к ней блюдце, до краев наполненное чаем, в котором плавали размоченные кусочки сухариков. Монашка с волосиками всплеснула руками:
- Собрание повестей и рассказов в одном томе - Валентин Григорьевич Распутин - Советская классическая проза
- Зерна - Владимир Николаевич Крупин - Советская классическая проза
- Горячий снег - Юрий Васильевич Бондарев - Советская классическая проза
- Поворотный день - Владимир Богомолов - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза