была тиха и покорна.
«Надо же - как истинный хранитель ложа. Не дает постели остыть, а жене заскучать», - мыслила Кам, глядя, как колышутся в такт скрипа кровати пыльные складки балдахина.
Умирала и вновь возрождалась луна. Один месяц сменялся другим. Наступила и прошла темная часть года. Люди отпраздновали возвращение короля Дуба. Всюду, сколько хватало взора, расцвел желтым ковром утесник. И вот в один из таких дней в замок вошла увешанная амулетами высокая дородная повитуха. У королевы начались схватки.
— У нее же нет ни капли магии! – Кам потерла культями поясницу. Боль накатывала волнами, но пока минуты покоя длились дольше.
— Естественно, — Николас сидел за застеленным белой скатертью столом и ужинал, — я не собираюсь очередного ребенка отдавать твоим «братьям».
— Больно им надо, — Кам подошла к окну, желая вдохнуть побольше холодного воздуха. Железная оковка доставляла неудобства, но не жгла, как в первые месяцы заточения.
— Так, девки, быстро ставни позакрывали, госпоже волосы расплели, да на кровать ее уложили, — трубой загрохотала повитуха. – Вы, ваша милость, тута сидеть будете, шоб засвидетельствовать, что нелюди ребеночка не поменяют, али в пиршественный зал пойдете?
— Я тут буду, — хмуро отозвался Николас.
— Ну тута, так тута. Только коридорным скажите, пусть вона идут. А то, когда мужиков рядом много, на свет девки родются. Приманиваете вы их.
Николас встал и вышел отдать приказ страже покинуть башню. Сам он намеревался присутствовать при рождении сына.
— Тряпки несите, какие есть, да согрейте госпоже вина со специями. Ты рожала уже, нелюдка? – впервые обратилась к Кам повитуха.
— Рожала. Руки с щелоком вымой. И окна закрывать не смей, от духоты раньше времени помру здесь, – холодно бросила сида.
Повитуха дернулась, покраснела, от чего на лице стали заметны белые оспенные рубцы.
— Эка всяка недобитка мной помыкать будет! Своих рук нет, она к моим пристает!
Хлопнула дверь, и Николас вернулся на свой наблюдательный пункт.
— Если ты не хочешь, чтобы твой сын подхватил заразу, пусть эта свинопаска выскоблит руки да ставни распахнет, а то натопили, как у Велунда[1] в кузне.
— Не то что? – Николас удивленно поднял брови. Только что Кам сказала больше слов, чем за прошедшие девять месяцев.
— Ничего. Лягу и прикажу своему сердцу биться медленнее, а крови становиться гуще. Думаю, мне хватит пятой части часа, чтобы отделить дух от тела. Дальше неисполненная клятва не позволит мне уйти на перерождение, и я стану злобным броллаханом[2], не знающим собственного обличья.
Очередная схватка заставила Кам замолчать.
— Хоть бы крупицу магии, унять боль.
— Моя подойдет? - король встал из-за стола, а Кам поняла, что произнесла последние слова вслух.
— Да, — решила не спорить она. Силы следовало беречь. — Тех крох, что у тебя есть, хватит ненадолго. Подойди ближе и положи свои руки мне на спину. Вот так, замечательно… И пусть эти феи безмозглые откроют окно!
Николас кивнул служанкам и те выполнили указание. Повитуха, громко топая, ушла на кухню чистить руки.
— Родишь наследника, — Николас нагнулся к самому уху Кам, — и ты свободна. Неволить не буду. Но я хотел бы, чтоб ты осталась в замке. Я говорил с Ноденсом, у него есть лекарь, который сделает тебе серебряные руки. Сказал, что они будут как настоящие, хоть шелком вышивай, хоть на лире играй. Останься, прошу, и я сниму все обязательства с сидов.
Кам сглотнула. Слова пьянили. Обменять месть на благополучие своего народа. Вернуть все на круги своя. Воспитывать сына и прожить долгую жизнь королевой людей. Николас уже не молод, борода да волосы в серебре. Сколько ему еще жить: десять лет, двадцать? Разве это срок для сиды. А дальше, как Бадб Морриган, объявить себя перерожденной богиней. Покорить людей и сидов… Заманчиво. Красиво. Кам готова была согласиться, она прикрыла глаза, представляя, как она возьмет серебряными руками ребенка, как сядет на трон, а внизу у ее ног будет стоять Ноденс. Но вместо этого в памяти всплыл древний закон. Калека не может править сидами. И вместо замка, идиллии с дитем на руках, ей вспомнился бой на Долине Героев, крики, кровь и хрустальные глаза хранителя ложа… Его не вернешь, как и других. А убийца стоит рядом, и она беззаботно подставляет ему спину.
«Да, Люга, растеклась, словно медуза на берегу, забыла, что рядом враг, а во чреве дите врага. Разнежилась в каменных стенах да на перине пуховой».
Кам подобралась и легко, словно морской угорь, выскользнула из рук короля.
— Все. Твоей магии едва хватило снять приступ.
Николас хмыкнул в бороду и отошел. Вернулась недовольная повитуха. Служанки вскипятили тряпки и нагрели воду для обмывания дитя. В какой-то момент неторопливая маета сменилась сосредоточенной работой. Рожать сидя, держась за скрученное в жгут полотенце, Кам не могла, поэтому ее уложили на перину, и повитуха, хмурясь и бранясь как последний башмачник, нависала всем своим исполинским ростом над кроватью и цедила сквозь зубы:
— Тужься, да тужься же ты, худосошная!
Наконец задремавший было Николас услышал плач ребенка.
— Мальчик у вас, ваша милость, — пробасила повитуха, обмывая крошечного сморщенного человечка в бадье. — Несите ритуальную чашу.
— Сначала имя, — прокаркала Кам.
Николас кивнул. Взял запеленатого ребенка, подошел к сиде и протянул к ней дитя.
— Посмотри, как он красив. Черные, как у тебя, волосы, белая, как у тебя, кожа, сиреневые глазки. Интересно, почему они такие? – Кам рассматривала мальчика, но на последней фразе дернулась, как от удара, и подняла на короля янтарные глаза. Николас замолчал, глядя на супругу.
— Тебе интересно, — прошипела она. — Что ж, на этот вопрос легко ответить.
Кам потянула зубами завязку камизы, высвобождая белую грудь. Новорожденный малыш засопел носом, чувствуя материнское молоко. Присосался, ощущая тепло и защиту. Кам прижала его к себе, поднимаясь с кровати. Злость придала силы. Вернула развеявшуюся уверенность. Сида пнула ногой корзинку с тряпками, и те рассыпались по полу шипящими змеями.
Николас отступил на шаг и уперся в каменную стену. Висевший плотный шерстяной гобелен не спасал, и холод пробирал спину, замораживая кости.
Кам подняла