– Я уже видела настоящие мечи! Близко! Когда-нибудь я буду сражаться и такими, – без умолку тараторила Арья, оторвавшись от меня. – А еще Катал показал мне несколько приемов. Он даже похвалил меня! Ты видела? Я победила Кайдена! А ведь он старше. Он так больно ударил меня. Но это ничего! Наверное, здоровенный синяк будет! Как думаешь, у меня останется шрам? – с надеждой спросила она.
Не сдержавшись, я громко рассмеялась.
– Боюсь тебя разочаровать, но от синяков шрамы не остаются.
Арья надула нижнюю губу, но тут о чем-то задумалась, кивнула сама себе и вновь расплылась в улыбке.
– Ну, мне пора! Катал обещал показать… – пылкая речь сбилась и сменилась испуганным писком, стоило девочке заметить Николаса. – Ой, я… – Она опустила голову и искоса взглянула на меня, так, будто стояла на краю обрыва и в любой момент ее могли столкнуть в пропасть. Острый подбородок испуганно задрожал.
«Как эта непоседа не заметила его сразу?!»
– Ник, – прошептала я, с не меньшим беспокойством ожидая его приговора.
Глаза Николаса слегка расширились, и он как-то странно посмотрел на меня. Разы, когда я называла его по имени, можно было пересчитать по пальцам одной руки. К этому не мог привыкнуть ни он, ни я. Но это каждый раз оказывало на него удивительное воздействие, будто я произносила волшебное слово.
Николас прокашлялся и приказал девочке:
– Подними голову, Арья.
Она нехотя подчинилась. Должно быть, его сердце было наполовину каменным, если даже эти большие виноватые глаза не смогли его разжалобить.
– Ты знаешь, что нельзя убегать с площадки без разрешения наставника?
Малышка смогла только скованно кивнуть.
Дождавшись, когда она перестанет пялиться на его переносицу и наконец взглянет ему в глаза, Николас продолжил:
– Возвращайся к Каталу и извинись. Сделаешь трид… – он бросил короткий взгляд на меня, – двадцать отжиманий в наказание от меня и то, что прикажет Катал. Ясно?
– Да. – Арья робко посмотрела на него и пристыженно шепнула: – Простите.
– Не заставляй меня пожалеть о моем выборе.
– Я буду слушаться, – горячо пообещала девочка и побежала обратно, проворно огибая размахивающих уже настоящими мечами воинов.
Николас неодобрительно покачал головой. Когда он заговорил вновь, избегал смотреть на меня:
– Идем.
– Ты будешь очень строгим отцом, – с некоторой укоризной усмехнулась я, поднимаясь. Обида на него перестала быть такой жгучей.
– С детьми нужно общаться, как со взрослыми, – мрачно отозвался он. – Сейчас неспокойное время. Лучше, чтобы они с ранних лет понимали, что такое долг и ответственность.
– Это верно, – согласно протянула я. – Но не всегда. Все-таки они иначе смотрят на многие вещи. Нельзя забирать у детей детство, в каком бы мире они ни жили.
– Она теперь воин. А без дисциплины любое войско – стадо овец, – закипая, процедил Ник.
– Тебе не нравится, когда я спорю с тобой, – заметила я.
– Нравится, – неожиданно ответил он.
Я с изумлением уставилась на него. Его челюсти были сжаты, глаза упрямо прожигали конюшню впереди. Он с трудом сдерживал шаг. Я вдруг поняла, что слишком разговорилась с ним, хотя утром зареклась общаться с этим мужчиной, который был столь же переменчив, как ветер, гулявший в кронах деревьев. Вот только я не могла игнорировать то, что теперь вместо его ужасных слов в моих ушах звучал счастливый голос Арьи.
Оставшийся путь мы проделали в неловком молчании.
![]()
– Уже можно?
– Нет.
– А сейчас?
– Потерпи, Фру-Фру. Ты испортишь весь сюрприз.
– Тут плохо пахнет.
Девочка сморщила носик и принюхалась снова. Незнакомый терпкий запах перебивал все остальные, а под подошвами кожаных ботинок что-то мягко, с треском приминалось. Девочка переставляла ноги медленно, но уверенно, предвкушая увидеть нечто необыкновенное. Сколько она ни вглядывалась, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь крохотные, не больше следа от иголки, дырочки повязки на глазах, перед ними неизменно чернела тьма, а за ушами ныла стянутая кожа. Девочка шла в неизвестность, и опорой ей служили лишь уши и твердая, мозолистая рука брата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Обуреваемая шквалом эмоций, она сперва не обратила внимание на звуки, заполнявшие прохладное помещение. Зато теперь могла ясно различить громкое ржание и пофыркивание, приветствовавшие вошедших людей. Отец почти не приводил ее сюда. Но девочка помнила это место. И запах уже не казался ей таким противным.
– Та-ак. Готова?
– Да! – нетерпеливо пискнула она.
– Хорошо. Раз. – Холодные пальцы скользнули ей за уши и потянули за узелки. – Два. – Давление на висках ослабло, и девочка в волнении заломила маленькие руки, скрытые шерстяными перчатками. – Сюрприз, малышка!
Повязка резко слетела с глаз. Девочка заморгала, быстро привыкая к тусклому свету, лившемуся из открытой двери и редких окошек. Она опустила голубые, как снег в рассветных лучах, глаза и моргнула, встретившись взглядом с маленьким черным существом, которое разглядывало ее с не меньшим любопытством.
– Это же… – запнулась она, в счастливой растерянности поворачиваясь к брату.
Он ободряюще улыбнулся и присел на корточки, взяв ее руки в свои. Карие глаза смотрели на нее с нежностью и грустью.
– Отец хотел подарить тебе его сам, но… не успел. – Брат на миг запнулся, но быстро собрался. – С шестилетием, сестренка.
– Лошадка, – с неверием пролепетала девочка и завороженно уставилась на едва стоящего на ногах маленького жеребенка.
– Держи, угости его. – Он протянул ей сухарь. Быстро стянув перчатку, она сжала его в ладошке. – Осторожно. Вытяни руку, положи кусочек на ладонь и жди, пока не возьмет.
Девочка кивнула и сделала все точно так, как объяснил брат. Вороной жеребенок с белым пятном на носу боязливо приблизился, чуть пошатываясь, и вытянул шею, перебирая губами. Она тихо, чтобы не спугнуть, засмеялась, когда лошадиная мордашка защекотала ей кожу. Сухарик исчез в его рту, и жеребенок, уже ни капли не стесняясь, требовательно прикусил нежные пальчики, выпрашивая добавку.
– Как его зовут? – Девочка захохотала, выдыхая в морозный воздух облачка пара.
– Назови, как хочешь. Он ведь теперь твой.
Девочка нежно обняла нового друга за шею.
– Ветер. Мой Ветер, – прошептала она в большое ухо жеребенка.
Молодой мужчина наблюдал за ними с улыбкой, способной согреть в самые суровые зимние ночи. За двумя детьми, которым было суждено вырасти вместе.
![]()
Воспоминание развеялось. Дорогие сердцу силуэты стерлись, голоса прошлого затихли, оставив глухую боль затихать в сердце.
Стоило войти в открытые настежь двери конюшни, и уютное тепло окутало меня. В воздухе на свету плясали золотые пылинки. Я вдохнула запах навоза, соломы и лошадиного пота. Животных не так давно привели с пастбища, и теперь они, сонно похрапывая, лежали на свежих подстилках и готовились впасть в умиротворение дневной дремы. Некоторые с любопытством высунули головы из своих стойл и тихо зафыркали, привлекая к себе внимание.
Из темного угла, крадучись, вышла невысокая фигура. Мужчина попытался незаметно проскочить к выходу, но Николас преградил ему путь. На лбу Гарта от волнения выступил липкий пот. Он сглотнул и опустил глаза, избегая смотреть на сына вождя.
Некоторое время Николас рассматривал его покорную позу и, наконец, приказал:
– Оставь нас и не показывайся, пока не выйдем. Я сам здесь закончу.
Конюх, ничем не напомнивший вчерашнюю злобную и презрительную версию себя, дергано кивнул, мельком покосился на меня и поспешил удалиться. Между мужчинами явно прошел малоприятный разговор, который напрочь остудил пыл Гарта. Внутри невольно разлилось нечто, похожее на торжество, вперемешку с некоторым смятением. Мы с Ником остались наедине. Он прошагал к сундукам у стены и начал рыться внутри.
