Читать интересную книгу Кто посеял ветер - Heлe Нойхаус

— Что случилось? — спросил Боденштайн.

— Кристоф злится из-за того, что я забыла позвонить ему, — ответила Пия, заметно нервничая.

Шеф внимательно посмотрел на нее.

— Если хочешь, поезжай домой. Алтунай поможет мне провести допрос, — предложил он ей.

— Кем и Катрин уехали десять минут назад, — сказала Пия. — Ничего, поехали, побеседуем с Теодоракисом. Часом раньше, часом позже, уже не имеет значения.

Янис Теодоракис сидел в полицейском микроавтобусе. Его разбитый нос и размерами, и формой напоминал картофелину. Рядом с ним примостилась, съежившись, его подруга. Она всхлипывала, но у Теодоракиса не находилось для нее слов утешения. Боденштайн и Пия протиснулись на стоявшую напротив них скамью. Кирххоф достала из своего рюкзака блокнот с шариковой ручкой и взглянула на часы. 23.45.

— Имя, адрес? — обратилась она к Теодоракису. — Год и место рождения?

— 12 мая 1966 года, Гросс-Герау, Шнайдхайн, Айхенштрассе, 26.

Пия записала данные в протокол.

— А вы? Как вас зовут? Год рождения и адрес.

— Кто? Я? — Подруга Теодоракиса вопросительно указала на себя пальцем.

— Да, разумеется. Разве здесь есть кто-нибудь еще? — Настроение Пии после напряженного дня и перед не сулившей ничего хорошего встречей с Кристофом было на редкость отвратительным.

В безжалостно ярком свете потолочной лампы женщина выглядела не столь молодо, как в полдень в зоомагазине. По оценке Пии, ей было немного за сорок, если не больше. Морщины на шее, складка над верхней губой, коричневая шершавая кожа. Цена, которую рано или поздно люди платят за чрезмерные солнечные ванны.

— Фридерике Францен, — едва слышно произнесла женщина. — Я тоже проживаю на Айхенштрассе, 26 в Шнайдхайне. Родилась 11 августа 1967 года.

— Пожалуйста, говорите немного громче, — сказала Пия с раздражением. — 1957-го?

— Шестьдесят седьмого. — Госпожа Францен обиженно взглянула на Пию глазами, обведенным кругами туши «Маскара», и задрала нос.

— Итак, не будем тянуть время, господин Теодоракис, — начал Боденштайн. — Уже почти полночь, и мне хочется домой. Мы подозреваем вас в том, что в ночь с 8 на 9 мая вы проникли в здание фирмы «ВиндПро».

— Прошу прощения? — Теодоракис с недоумением смотрел на него. Он был бледен, но спокоен.

— У вас имеется ключ от здания.

— Да, и что? Зачем мне нужно проникать в здание «ВиндПро»?

— С вашего позволения, вопросы здесь задаю я, — отрезал Боденштайн. — Где вы находились в ночь с 8 на 9 мая между 1.00 и 4.00 утра? И где вы провели вчерашнюю ночь после того, как покинули «Кроне» в Эльхальтене?

— Почему вас это интересует? — опять спросил Теодоракис.

— Я спрашиваю, вы отвечаете, — напомнил ему Боденштайн. — Мне нужны краткие, точные ответы. Пожалуйста.

Некоторое время Теодоракис молчал.

— Вчера вечером я ездил к своим родителям, — произнес он в конце концов, и ни от Боденштайна, ни от Пии не ускользнул удивленный взгляд, брошенный госпожой Францен на ее спутника. Стало быть, у Яниса имелись тайны и от нее. Очень интересно.

— Ну да. А зачем вы к ним ездили?

— Мой отец страдает болезнями Альцгеймера и Паркинсона. Несколько дней назад ему назначили новое лекарство, которое он не переносит. Вчера вечером отец набросился на мою мать, приняв ее за вражеского солдата. Она позвонила мне и умоляла приехать.

— Почему же ты мне не сказал об этом? — спросила его уязвленная подруга.

— Тебя никогда не интересовали мои родители, — ответил он, не глядя на нее. — Около одиннадцати я приехал в Бюттельборн. Мой отец сидел в подвале на полу, весь окровавленный, и плакал от страха, как маленький ребенок. Это было ужасно. Я понял, что ничем не смогу ему помочь, и вызвал «Скорую помощь». Они приехали спустя полчаса и забрали его в Ридштадт, в психиатрическую больницу. Мы с матерью тоже поехали туда, разговаривали с врачом, и потом я еще отвез ее домой. Около половины четвертого вернулся к себе.

Было не похоже, что он выдумал эту историю в последний момент. Тем более ее достоверность можно было легко проверить, опросив врача «Скорой помощи» и персонал больницы.

— А где вы находились в ночь с пятницы на субботу?

— Он был дома, — сказала госпожа Францен, поскольку ее друг промедлил с ответом. — Всю ночь!

— Это не совсем так, — Янис Теодоракис вздохнул и провел рукой по темным локонам. — Я опять ездил к матери. Она теперь одна управляет рестораном, а в тот вечер у нее уволились сразу два человека, и ей самой пришлось работать на кухне. Поэтому я стоял вместо нее за стойкой и обслуживал посетителей. Я делаю это довольно часто с тех пор, как отец потерял трудоспособность.

Пия пристально взглянула на Фридерике Францен. И об этом она, по всей видимости, не знала. Но почему она так старается обеспечить алиби своему другу?

— Когда вы уехали в Бюттельборн и когда вернулись? — спросил Боденштайн.

— Около половины девятого я был в ресторане, и к трем вернулся домой.

— А вы? — обратилась Пия к госпоже Францен.

— Кто? Я? — озадаченно переспросила та.

— Ну да. Вы сказали, что ваш друг всю ночь провел дома. Возможно, вы сами отсутствовали, раз не заметили, что он вернулся только в три часа.

— Я рано легла, поскольку едва держалась на ногах, — сказала госпожа Францен. — И еще некоторое время смотрела телевизор. Когда я проснулась, Янис лежал рядом со мной.

— Что шло по телевизору?

Она провела ногтем большого пальца по нижней губе. Темно-красный лак плохо сочетался с цветом кожи ее натруженных рук.

— Что-то о преступлении по третьему каналу. Я время от времени переключала каналы.

Боденштайн и Пия обменялись взглядом.

— Хорошо, — произнес Оливер с холодной улыбкой. — Спасибо. На этом закончим. Я хотел бы попросить вас завтра утром прибыть в комиссариат в Хофхайме, чтобы мы могли запротоколировать ваши показания.

Он протянул Янису свою визитную карточку. Теодоракис и его подруга, выглядевшие до этого испуганными, явно испытали облегчение. Чего они опасались? И почему?

Пия взяла их документы, поднялась и открыла дверцу микроавтобуса, сдвинув ее в сторону.

— Да, господин Теодоракис, вы не хотите написать заявление на господина Тейссена по поводу происшествия на парковочной площадке? — спросила она. — Мы можем обеспечить вам защиту.

Янис сделал вид, будто пытается понять, о чем идет речь, не замечая вопросительного взгляда своей подруги. Очевидно, он ничего не рассказал ей и о нападении Тейссена, ставшем причиной перелома его носа.

— Нет-нет, — небрежно отмахнулся он. — В этом нет необходимости.

— Как вам угодно. — Пия пожала плечами. — Я не настаиваю, а лишь предлагаю.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны. Но, как я уже сказал, в этом нет необходимости.

Теодоракис и его подруга вылезли из автомобиля. Пия посмотрела им вслед. Даже сейчас не было ни объятий, ни утешений. Они шли рядом, не касаясь друг друга.

— Парень немного заносчив, — заметил Боденштайн. — Не правда ли?

— Слишком заносчив. Вообще эта парочка производит странное впечатление. — Пия покачала головой. — Она совершенно ничего не знает о нем.

— Во всяком случае, о своих родителях он ей не рассказывает. — Оливер задвинул за собой дверцу микроавтобуса. — Завтра мы проверим все его алиби. Я почти уверен, что они подтвердятся.

— И это означает: придется все начинать сначала, — вздохнула Пия. — Черт возьми. Он был идеальным подозреваемым.

По дороге от «Макдоналдса» в Валлау до комиссариата Боденштайн съел двенадцать чикен макнаггетсов, два бигмака, большую порцию картофеля фри и выпил большой стакан «колы». Ему было немного не по себе, его мучили угрызения совести, но он, по крайней мере, вновь обрел способность ясно мыслить.

— Если бы они не начали швырять помидоры и яйца, дело не приняло бы такой оборот, — заявила Пия, которая за всю дорогу не произнесла ни слова. — Думаю, этот хаос был устроен умышленно.

Она включила мигалку и свернула на парковочную площадку регионального управления уголовной полиции.

— И кем же? — Боденштайн засунул пустые упаковки в бумажный пакет.

— В первую очередь мне на ум приходит Теодоракис. Но в этом нет никакого смысла.

— Все началось, когда бургомистр решил покинуть зал.

— Нет, раньше, — возразила Пия и остановилась возле своего внедорожника. — Вскоре после того, как Теодоракис обвинил бургомистра и Тейссена в том, что они являются алчными лжецами.

Она взглянула на Боденштайна.

— Наверное, без беспорядков в любом случае не обошлось бы. Но о том, что произойдет подобное, никто не мог и подумать.

— Пожалуйста, не надо больше об этом. — Лицо шефа исказила гримаса, как будто у него вдруг заболел зуб. — Я как раз пытаюсь забыть обо всем.