— Вы не о том думаете… — промолвил Перрин. — Саймон никому не скажет, если будет мертв, так, да?
— Если он умрет, то не я тому виной, — ответила Морейн. — Но я не могу — и не стану — ручаться, что такого исхода он избежит. Ранда мы должны найти как можно скорей, и уж в этом деянии я не потерплю неудачи! Понятно тебе? — Перрин, пойманный ее взглядом вновь, ни слова сказать не сумел. Она же кивнула так, будто молчание его являлось красноречивым ответом единомышленника. — А теперь — веди меня к Саймону!
Дверь в номер Лойала была открыта, выпустив за порог в коридор лужицу света от горящей свечи. Две кровати стояли сдвинутые в одно ложе, на краю коего посиживали себе Лойал да Саймон. Задрав голову и от удивления разинув рот, человек без подбородка не отрываясь смотрел на Лойала.
— О да, великолепны стеддинги! — вещал Лойал. — О, такой покой под сенью Великих Дерев! Вы, человеки, затеваете войны, вечно ссоритесь друг с другом, но стеддинги не беспокоит ничто! Живя в согласии, мы выращиваем дерева… — Вдруг он вскочил, лишь увидев Морейн, сопровождаемую Ланом и Перрином, и Саймон встал, принялся кланяться, затем попятился и наткнулся спиной на стенку.
— Э-э, добрая госпожа… Я… Э-э…
Он все продолжал вздрагивать и вертеться, точно марионетка.
— Проводи меня к своему брату, Саймон! — скомандовала Морейн. — Чем смогу, я помогу ему. Поскольку сей добрый малый обратился к тебе первому, Перрин, пойдешь со мной тоже. — Лан сверкнул взором, однако она покачала головой. — Если мы двинемся к нему всем отрядом, то привлечем внимание деревенских жителей. Потребуется мне защитник — один Перрин вполне справится.
Кивнув Морейн, Лан подчинился ей, затем окинул Перрина суровым взором.
— Смотри, кузнец! — проворчал Лан. — Если с ней что случится… — Предупреждение закончили обещанием его холодные, как нож, голубые глаза.
Саймон подхватил одну из свечей и, суетливо кланяясь, повел спасителей своего братца к двери, а тени их на стенах танцевали под слабым светом, точно куклы.
— Прошу вас, гм-гм, госпожа хорошая, сюда вот…
Они миновали весь коридор, открыли дверь, спустились по лестнице и вышли из здания в тесный проход между гостиницей и конюшней. Сжав огонек мраком, ночь обратила свечу в мерцающую точку, булавочную головку света. На небе сверкал острый месяц, светили звезды, и глазастый Перрин все видел очень ясно. Он удивлялся, отчего Морейн не приказывает Саймону прекратить поклонную гимнастику, но она молчала.
Манерно поддернув свои юбки, дабы не испачкались они грязью земли, Айз Седай прошествовала впереди всех, точно королева, скользящая по паркету своего дворца, а не по темному коридору. На дворе уже было зябко: ночи еще повиновались эху ушедшей зимы.
— Сюда, господа! — Через задний двор гостиницы Саймон привел отряд спасателей в загончик позади конюшни и поспешно освободил дверь от запора. — Вот здесь! — указал он на двери. — Тут, добрая госпожа. Тут мой брат. Брат Ноам.
Дальний край загона был кое-как, с грубой торопливостью отгорожен деревянными кольями. Толстую дощатую дверь держал на запоре мощный стальной замок в петлях засова. Заслоненный от мира войском нерушимых преград, в конюшне, на полу, застланном соломой, распластанный, лежал на животе человек. Босоногий. Рубашка его и штаны были разодраны, словно он сам, не зная, как от них освободиться, их порвал, сдирая с себя одежду. Почуяв запах немытого тела, Перрин решил, что чувствуют сей дух и Саймон, и Морейн.
Подняв голову, Ноам молча и безучастно смотрел на вошедших. Поверить, что он действительно Саймону брат, черты его внешности не помогали: во-первых, подбородок у больного выдавался вперед, к тому же мужчина он был кряжистый, имел широкие плечи; но ошеломило Перрина не это. Глаза человека. Глаза его полыхали золотым огнем!
— Почти целый год он вел себя как сумасшедший, госпожа, поверите ли, врал, будто может разговаривать с волками, понимать их язык! Да вы посмотрите, какие глазищи у бедного! — Саймон быстро взглянул на Перрина. — Про волков он заводил речь всякий раз, как напьется. Все мы над ним смеялись. А с месяцок так, примерно, назад исчез Ноам из деревни. Пошел я его искать, да и нашел такого, как изволите видеть.
Без особой охоты и с осторожностью Перрин стал приближаться к Ноаму, точно к волку. Бежать сквозь лес, чуя носом ледяной ветер. Щелкая зубами, молнией прыгнуть с валуна. Ощутить, как сладко на языке кипит кровь. Убивать!
Воин-кузнец отпрянул назад, будто спасаясь от огня, заслонил себя защитой. Не мысли Ноама он прочел, но поток воспоминаний, полуясных желаний, тоски. Но в больном ощущалось слишком много волчьего. Чтобы успокоиться, Перрин прислонился к стене; колени у него дрожали. Помоги мне, о Свет!
Морейн возложила длань на замок.
— У мастера Харода есть ключи, госпожа моя, да вот не знаю, даст ли…
Женщина потянула замок на себя, он щелкнул и открылся. Саймон не сводил с нее глаз. Морейн вытащила замок из петли, и человек без подбородка обратился к Перрину:
— Но не натворим ли бед, добрый господин? Ноам — брат мой, но когда матушка Рун пыталась ему помочь, он укусил ее… и он загрыз корову! Собственными зубами, — Саймон шептал уже едва слышно.
— Морейн! — проговорил Перрин. — Этот больной для вас опасен!
— Все люди опасны, — она холодно усмехнулась. — Успокойся, дружок.
Распахнув дверь, Морейн вступила за ограду загона. Перрин затаил дыхание.
Айз Седай подходила к нему все ближе, и Ноам, оскалившись, стал рычать, и рычал столь свирепо, что по телу его пошла дрожь. Морейн не обратила на рык ни малейшего внимания. Она по-прежнему приближалась к больному, а он, рыча, отползал по соломенной постели, пока не загнал себя в угол. Или она его загнала?
Неторопливо и без страха Айз Седай опустилась на колени и своими руками сжала Ноаму виски. Рев его переходил в ворчанье, обратившееся затем в хныканье столь быстро, что Перрин и ахнуть не успел. Долго, долго Морейн обнимала голову Ноама, наконец освободила больного и поднялась. Она обернулась к Ноаму спиной так доверчиво, что горло у Перрина сжалось, — но целительница бестрепетно выходила из клетки человека-волка, провожаемая его палящим взором. Открыв дощатую дверь, Морейн повесила замок на место, в петли, закрывать же его не нашла нужным, — и Ноам кинулся, рыча, на жерди ограды. Он грыз их, налегал на прутья клетки плечами, старался просунуть меж ними свою голову, продолжая рычать и щелкать зубами.
Уверенным жестом, без радости и без страха на лице, Морейн стряхнула со своего платья солому.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});