— Ты бы, Стасик, шел отсюда побыстрее, — медленно проговорила она, — проваливай.
— А что я такого сделал? — возмутился Стас. — Я никого не обижал, даже вон паучка у тебя в ванной не тронул. А что спрятался — так на моем месте поступил бы каждый. Кстати, где Наташа? Я слышал дикие крики. А жаль, мы с ней так мило проводили время…
— Стасик, вон отсюда. Забирай свои шмотки и проваливай, — Алины глаза слипались, а язык вдруг стал заплетаться. Она дико хотела спать, как же она раньше не замечала, что засыпает на ходу?
— Ну ладно, уже ухожу, — обиженно протянул Стасик и начал уныло снимать махровый халат с красными сердечками. Смотреть на него у Али не было никаких сил.
«Трусоват был Стасик бедный и чуть всех не погубил», — думала Алиса.
Возмущенный до глубины души тем, что его выгоняют, Стасик оделся, но уходить, конечно, не спешил.
Барщевский очень боялся, что Наташа умрет от потери крови раньше, чем он сумеет доставить ее в больницу. Вся его одежда промокла, тяжелые капли падали на землю, первые две машины отказались брать таких пассажиров, тогда Борщ предложил водителю старенького «москвичонка» сто баксов, и они поехали. Наташа была без сознания и очень бледна, но когда машина, надсадно воя двигателем, ворвалась на территорию больницы, девушка была все еще жива.
— Что, опять?! — закричал практикант, укладывая на каталку Наташу и изо всех сил разгоняя ее в направлении операционной.
«Если она выживет, я тут же признаюсь ей в любви, — твердо решил практикант, — вряд ли ее привезут нам в ближайшее время в третий раз».
— Что, опять?! — синхронно воскликнули Виталий Викторович и Ульяна, прибежавшие в операционную в марлевых повязках и изумленно уставившиеся на Наташу и залитого кровью Борща.
— Она выживет? — спросил Барщевский.
— Посмотрим, — протянул Виталий Викторович, наклоняясь над Наташей, — рваная рана левого плеча, предплечья и запястья, рваная рана правого плеча, предплечья и запястья, а также царапина на лбу, но она не опасна. Давление?
— Восемьдесят пять на пятьдесят.
— Быстро капельницу!!
Александра вытолкали за дверь.
— Алька, давай я тебе чайку сделаю, — мило предложил Тигринский, как будто ничего не случилось, — тут у нас на кухне есть замечательный чаек и печенье есть… Иди сюда, дорогая, я тебе помогу. А Полканавт мы давай в ванну перетащим, чтобы она под ногами не валя…
— Вон отсюда!! — потеряв всякое терпение, закричала Аля.
Награждая Тигринского пинками под зад, она вытолкала его на лестничную площадку, причем Стас пытался сначала рухнуть, споткнувшись о лежащие поперек прихожей белые рулоны, закатанные в прозрачную пленку, а потом ухватился за дверной косяк, но Аля пару раз чувствительно стукнула его по пальцам, и он, обиженно завыв, вывалился на площадку, где лицом к лицу столкнулся с нарядом милиции. Бдительные соседи сверху, услышав грохот выстрела, вызвали представителей правоохранительных органов.
— А это еще что? — удивился высокий, под два метра ростом, и очень широкий в плечах капитан, глядя на то, как Аля поддала Стасу коленом под зад и тот, взвизгнув, продвинулся в сторону лестницы еще на пять сантиметров.
— Это у нас Стасик Тигринский — он трус, балбес, болтун, аспирант и халявщик, — злобно проговорила Аля, — а там, — девушка махнула рукой в сторону двери, — у нас труп Эммы Никитичны Полканавт. Пойдемте, покажу.
— Да, пожалуйста, покажите, — вежливо отозвался капитан. Его помощник в чине старшего лейтенанта, имеющий примерно габариты Моськи, с любопытством вытягивал шею.
Они зашли в квартиру, аккуратно переступили через разбросанные рулоны обоев, потом прошли через комнату к входу в коридорчик, один конец которого вел к ванной, а второй — на кухню. Еще минуту назад вход в коридор почти полностью перекрывало тело Полканавт, но сейчас там ничего не было. Аля моргнула. Потом моргнула еще раз. Она потерла глаза, перекрестилась, но тело не появилось.
— И где обещанный труп? — спросил милиционер, похожий на Моську, а великан расхохотался и, сказав: «Ну и шуточки у вас, девушка!» — пошел к выходу.
«Постойте, он же только что был здесь! Труп Эммы Никитичны!» — хотела закричать Аля, но из горла не вылетало ни звука.
Милиционеры, вяло переговариваясь, двинулись на выход.
— Подождите, — наконец обрела дар речи Аля, — пожалуйста, еще секундочку! Давайте вместе заглянем в ванную, больше ей быть негде!
— Кому — ей? — спросил лейтенант. — Вы же сказали — труп? А в ванной тогда у вас — кто?
Капитан опять смачно захохотал и пошел по коридорчику к ванной. У двери он увидел большую темную лужу, и его веселость как ветром сдуло.
— Что это? Кровь? Откуда?! — резко и отрывисто спросил он.
— Да, это кровь девушки, которая, я надеюсь, сейчас уже в больнице, — подтвердила Аля. — А та женщина, что была трупом, но которая вовсе не так мертва, как казалось, наверное, в ванной, только будьте очень осторожны. Эта женщина вооружена.
— Чем? — спросил капитан, доставая из кобуры пистолет.
Лейтенант уже что-то быстро говорил в рацию. Стасик молчал и пытался незаметно просочиться в сторону входной двери. Ему было страшно.
— Так чем она вооружена? И кто такая эта «она»?
— Эмма Никитична Полканавт, я же сказала. Она вооружена остро наточенным геологическим молотком.
— Наточенным молотком? Что за чушь? Как молоток может быть наточенным? Я еще понимаю — топор.
— Вы видели когда-нибудь альпеншток? Или ледоруб? — спросила Аля капитана.
— А-а-а-а… Это такой, которым Троцкого порешили? Ясно. Так и говорите — ледоруб. А то — молоток, молоток… Что я, молотка, что ли, не видел.
В этот момент Аля услыхала, как еле слышно скрипнула входная дверь.
— Она ушла! Она была в кладовке!! — воскликнула Алиса, кидаясь в прихожую.
Там, на куче строительного материала, они нашли небольшое красное пятнышко. Милиционеры попытались ее преследовать, но Эмма Никитична как сквозь землю провалилась.
— Мам, я в больнице, — позвонил Валентине Ивановне Борщ, — пригони машину, пожалуйста, а то я по уши в крови.
— Ты ранен? — охнула Каверина, отметив тем не менее, что голос у сына вполне бодрый.
— Нет, ранена Наташа. А я кое-кого пришил полчаса назад.
— Не хвастайся такими вещами, сынок, — наставительно проговорила Валентина Ивановна. — Я сейчас приеду, говори, в какой ты больнице!
— Еще и Стручковых надо домой отвезти, они совсем расклеились, — хмуро сказал Борщ. — Профессор плох, рыдает, говорит, что был не прав, собирается поменять мировоззрение и уйти в монастырь, тем более что Зинаида Алексеевна наконец решила с ним развестись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});