А лучше уснуть и вообще к чертям не проснуться.
Глава 40. Руслан
А вот утро встречает сюрпризом. Да таким, что ненависть к себе достигает своего пика.
Первая мысль, как прихожу в себя — боже, как болит голова! Хотя не болит, раскалывается на куски, словно отваливаясь по чуть-чуть. И этот противный звон в ушах, от которого глаза готовы вывалиться из орбит. Хоть бы это был конец света! Но, похоже, это мой персональный апокалипсис, не собирающийся заканчиваться.
С трудом разлепил свинцовые веки и пытаюсь понять, где я. Одно радует, что в своей спальне. Поворачиваюсь на бок и чуть не вскакиваю с постели. Рядом спит Нелли. Твою мать, что за…?
Приподнимаю одеяло, и это полный писец. Она голая, совершенно. И я. Черт. Что было у нас ночью? Какого хрена она вообще здесь спит?
Женщина открывает глаза и собственнически тянет ко мне свои руки.
— Не трогай меня, — рычу, поднимаясь, прикрываясь покрывалом.
— Милый, ты не в духе? А мне показалось, что после такой ночи у нас все наладится, — поет соловьем бывшая. — Это было потрясающе. Не припомню, чтобы ты был таким страстным в постели, — скользко улыбается она. А меня всего передергивает только от одной мысли, что я мог залезть на нее.
Ну, Беркутов, после такого ты просто шлюха, а не мужик. Становится противно от самого себя.
— Проваливай отсюда, — выставляю ее вон.
— Это как-то неприлично, — пытается она меня задеть своим обиженным тоном. — После того, что у нас было, — поднимается с постели и в чем мать родила направляется к двери.
— Рус, ты кретин, — она готова уже выйти, но мне приходится остановить эту идиотку.
— Зови меня как душе твоей угодно. Пай-мальчиком для тебя быть не собираюсь. Но и не забывай, что в доме живет трехлетний ребенок. И видеть тебя вот в таком виде ей не стоит, — кидаю в ее сторону еще одно покрывало и киваю на дверь. — А теперь пошла вон отсюда, — грубо, но и Нелли не невинная овечка.
Повязав на тело тряпку, она выходит с обиженным видом, пыхтя, как паровоз. Только вот меня это не торкает, никак совершенно. Плевать. Мне кажется, сердце уже к чертям выгорело за эти недели, и внутри осталось только пустота.
И лишь голова дает о себе знать, намекая на то, что я еще жив. Да болит так, что не мудрено сдохнуть.
Искушение заползти обратно в кровать давлю с неимоверным усилием и плетусь в душ, где пропадаю почти на полчаса, приводя мысли в порядок. Ледяная вода слегка бодрит, а уже потом, более-менее приведя себя в человеческий вид и собравшись в офис, появляюсь на кухне, где Нина Федоровна уже вовсю колдует над плитой.
— Доброе утро, — здоровается она и ставит передо мной стакан с водой, кидая в нее таблетку. — Чтобы чувствовать себя человеком, — смотрит на меня с пониманием. А мне так стыдно в жизни точно еще не было. Докатился, Рус, уже и няня твоего ребенка понимает состояние твоего нестояния.
— Спасибо, — благодарю и залпом выпиваю предложенное лекарство. — Ромашка?
— Не переживайте, в саду уже, — отчитывается женщина. — В пять я ее заберу.
— Спасибо, я в офис. Если что, звоните, — покидаю в спешке собственный дом. Похоже, я, как и Роберта, не могу теперь в нем находиться.
Новый день как новый бой. Дела грузом наваливаются. Сегодня если не дойдем до консенсуса, то и завтра предстоят переговоры с “СтройКом”. Но мы теперь подготовлены от и до. Так что у них нет больше выхода. Те условия, что предлагает моя компания, “ВоронКорп” просто не по зубам.
Весь день то и дело ловлю на себе взгляд Марата с немым укором и вопросом. Каким? Черт его знает. Но он так и не подходит.
Переговоры проходят на ура, и этот проект теперь в нашей копилочке. Пожимаем руки с управляющими фирмы и с чувством выполненного долга покидаем офис. За день даже на перекус не было времени.
Спускаясь на парковку, вижу Левашова и окликаю, догоняя.
— Левашов, чего с такой кислой миной ходишь весь день? — интересуюсь у друга и получаю в ответ его настороженный взгляд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Зато ты какой веселый, смотрю. Что, семейная жизнь встала на те рельсы? — отодвигает меня, растерявшегося в конец, от своей машины.
— Марат, поясни? — непонимающе смотрю на товарища. — Что происходит?
— А что пояснять, я же тебе не девочка, — бросает друг раздраженно. — А хотя ладно, — резко разворачивается в мою сторону. — Ты с какого хрена уволил Алису? С какого, мать твою? — тычет мне пальцем в грудь.
— Ах, вот что тебя так задело? Не посоветовался с тобой? — усмехаюсь, разводя руками. Нет, этот чертов день никогда не закончится. И эта Мальцева никогда не оставит мою жизнь в покое! Мало того, что мысли то и дело витают вокруг девчонки, так еще и друг ополчился.
— Объясни мне дураку, что, черт возьми, происходит с тобой? То ты сопли пускаешь, то хренью страдаешь, то цепляешься к ней. Зашугал девчонку, а потом надоела? Почувствовал себя хозяином жизни, Беркутов?
— Заткнись и послушай меня, — намеренно ниже убавляю тон, так как подчиненные, не вовремя спустившиеся к своим авто, уже нервно поглядывают на свое разбушевавшееся руководство. — Алиса Мальцева — дочь Воротынцева. Связь чувствуешь? — ловлю удивление во взгляде друга. — То-то же. Сам охренел от этой информации. Выводы напросились сами собой. Так что друг, зря не кипятись. Пригрели с тобой змею, — а самого переворачивает от сказанных слов. Но факт остаётся фактом.
— Ты поверил бумажкам, — говорит он после того, как я протягиваю ему ту самую папку, что вытащил из портфеля. — Ты поверил этой фигне? — недоверчиво ухмыляется, возвращая мне бумаги. — Знаешь, что я тебе скажу, друг. Ты самовлюбленная скотина. И за что тебя любить? — от его слов я ловлю ступор.
— Что?
— Ты придурок, друг. Извини, но это мое мнение о тебе. Нет, в делах компании ты ас, но вот по отношению к девочке Алисе ты поступил, как мудак, Рус, — и, хлопнув меня по плечу, садится за руль и выезжает с парковки, оставив меня в полном недоумении.
Глава 41. Алиса
День, два, три. Я запуталась в круговерти персонального ада. Грудь рвут противоречивые чувства. Сердце уже и не сердце вовсе. Это лоскуты, которые не заживают, все сочась кровью. Я не могу спать, не могу есть. Лишь работа в сервисе меня отвлекает. Дядька смотрит на меня исподлобья и матерится себе под нос, обещая убить того, кто меня обидел. Выматываю себя до последнего и возвращаюсь домой, где мама принимает эстафету от своего брата. И, похоже, ее терпение закончилось, так как она начинает приставать с расспросами.
— Лисонька, ну, что с тобой происходит? — мама присаживается на край постели, поглаживает по голове, расправляя волосы.
— Мам, все в порядке. По крайней мере, сносно, — пытаюсь оторвать голову от подушки, но сил нет. Все-таки режим автопилота дает сбой без нормального питания. — Я справлюсь. Правда, — кладу голову на колени матери и тихо плачу.
— Не стоит он такого твоего состояния, — начинает подбирать слова. — Ты у меня умница, красавица. Еще все наладится. Найдется твой принц, — легкая улыбка касается ее губ.
— Мам, мне не нужны принцы, — пытаюсь спрятать в себе нахлынувшие воспоминания. — Больше никто не нужен. А ты не бери в голову. Все будет хорошо.
Больше с вопросами ко мне мама не подходила. А я ей за это была лишь благодарна. К чему лишний раз бередить раны? Нужно всего лишь найти лекарство от разбитого сердца.
Впереди диплом и работа мечты. Какая? Не знаю. Теперь не знаю, но жизнь никто не отменял.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
С Беркутовым покончено. И с “ПрайдИнвест” покончено. По крайней мере, я так думала. Но в среду, к вечеру, когда я наконец-то добираюсь до учебных документов, в дверь квартиры раздается звонок.
— Я открою, — кричит мама, а я продолжаю работать над практикой, утыкаясь носом в экран ноутбука, сама еще не понимая, как буду объяснять ректору отсутствие рекомендации от работодателя.