строчкой «кому сказать спасибо, что живой». Однако ты не представил свою прелестную спутницу.
Я тут же исправился:
— Это Леночка… Елена Станиславовна то есть Воронова, лейтенант Советской армии, между прочим.
Лена слов из себя выдавить не сумела, а только поклонилась в разные стороны.
— Это хорошо, что Воронова… — задумчиво ответил Брежнев, — в Министерстве обороны есть такой генерал-лейтенант Воронов, Станислав Сергеевич кажется… не родственник тебе будет?
— Это мой папа, — пискнула она и опять замолкла.
— Это хорошо… — повторил Ильич, но продолжил совсем про другое, — я тебя чего позвал-то, Петя… мне Галюша тут рассказала, что ты концерт какой-то хочешь организовать ко дню милиции…
— Так точно, Леонид Ильич (при всем честном народе я уже не стал называть его дядей — а то скажут, что в племянники набиваюсь), есть такая мысль… большая часть организационных дел уже выполнена, остались незначительные мелочи.
А потом, глядя в настороженные глаза генсека, я счел нужным детализировать проблему.
— Зал будет снят в Центральном доме работников МВД, это на Лубянке…
— Я знаю, Петя, — успокоили меня генсек, — ты продолжай, не останавливайся.
— Перечень выступающих практически полностью согласован, список реприз и номеров находится в стадии утверждения, там тоже никаких неожиданностей не ожидается.
— И кто же входит в этот список? — это спросил уже Чурбанов.
— Миронов с Ширвиндтом, это главные лица будут, — ответил я, — так называемые хэдлайнеры. А еще мать Миронова, Мария Владимировна с супругом, Михаил Боярский, Юрий Антонов и вокальный ансамбль Интеграл.
— Миронову и Менакера давно не слышал, — пробормотал Брежнев, — это хорошо, что вы старую гвардию не забываете…
— Стараемся, Леонид Ильич, — это все, что я нашелся сказать в ответ.
— Надо будет посетить этот ваш концерт… — продолжил Брежнев, — ты мне напомни накануне.
— Обязательно, — отозвался Чурбанов, — и напомним, и обеспечим доставку, — а потом он обратился уже непосредственно ко мне, — я краем уха слышал, что ты там армейских ребят хорошо продернул, верно?
— Да, — вздохнул я, — один из номеров это пародия на ретивого полковника, которого назначили руководить одним творческим коллективом.
— Это хорошо, это хорошо, — пробормотал Брежнев, а тем временем прозвучал звонок об окончании антракта.
Я было хотел откланяться, но Ильич меня задержал движением руки.
— И еще я слышал, что у тебя какие-то трудности с продвижением этой твоей электронной штучки, как ее…
— Тетрис называется — от греческого слова «тетра», четыре значит, — подсказал я, — там в основе всего лежат фигурки из четырех квадратиков.
— Да, тетрис, — повторил Брежнев, — так ты обращайся прямо к Юрочке (он показал на Чурбанова), он враз построит всех, кто тебе мешает.
— Обязательно, Леонид Ильич, — заверил его я, и тут мы с Леной все-таки покинули правительственную ложу.
— Ну ты ваще… — это все, что она смогла мне сказать, а потом подумала и добавила, — ты кто такой-то ваще? Чтобы с Брежневым запросто так беседовать?
— Петя я, — буркнул я в ответ, — младший научный сотрудник Института прикладных проблем.
— Что-то я не встречала таких МНСов раньше, — задумчиво посмотрела она мне в глаза, — а про что хоть у вас речь-то там была, рассказал бы поподробнее. А то концерт какой-то, электронные игрушки какие-то — а я сижу и глазами хлопаю, как последняя дура.
— Представление закончится, тогда расскажу, — ответил я, — а то неудобно музыку перекрикивать.
А на арене тем временем стартовало второе отделение, где правил бал товарищ Игорь Кио. Насколько я помнил, он был сыном не менее известного иллюзиониста Эмиля Кио, цирковая династия, значит, у них образовалась. Фамилия от рождения у них вообще-то Гиршфельд значилась, а Кио артистический псевдоним, возникший, как говорят, случайно — Эмиль шел по вечерней Москве мимо кинотеатра, а на неоновой вывеске у него не горела буква Н, осталось КИ…О. Это показалось Эмилю забавным.
А представление… да ничего необычного в нем не случилось — распиливание помощницы в ящике, левитация, освобождение от веревок и исчезновение в одном месте с появлением в другом. Зрителям нравилось, они громко выражали свое одобрение, Лена тоже хлопала бурно и долго.
— Одного не пойму, — склонилась она к моему уху в маленьком перерыве, — почему дочка Брежнева бросила такого шикарного мужчину… этот ее нынешний в подметки Кио не годится.
— Сердце женщины это загадка, — вздохнул я, — иногда они делают странные вещи не только для окружающих людей, но и для самих себя.
А по окончании аттракциона, когда Кио с помощницами откланялся и принял свою порцию аплодисментов, мы с Леной выбрались на открытый воздух, и тут она вспомнила о моем обещании.
— Рассказывай уже про концерт и про игрушки, — толкнула она меня локтем в бок.
— О, — закатил я очи горе, — это длинная и печальная история. На час-полтора, не меньше. Поехали ко мне, там я все и расскажу.
— Ишь ты, какой быстрый, — ехидно усмехнулась она, — на втором свидании и уже в койку норовит затащить.
— Во-первых, не в койку, а в комфортабельное жилье на Кутузовском проспекте, — возмутился я, — а во-вторых, счастливые часов не наблюдают, как сказал товарищ Грибоедов… я и не заметил, как эти свидания пролетели.
— На Кутузовский? — задумчиво повторила она, — дом случайно не с 26-м номером?
— Точно, — подтвердил я, — 26-й дом. Второй этаж.
— Там же живет он, — и она показала глазами в небо.
— Ну да, — согласился с ней я, — надо ж ему где-то жить.
— Это я к тому, что меня просто не пропустят через охрану, сталкивалась я с режимными требованиями в таких домах.
— Ерунда, Елена Станиславовна, — строго осадил ее я, — пока ты в туалет ходила, я успел договориться с охраной — сегодня и завтра тебя пропустят туда без задержек.
— Ууу, — толкнула она меня в бок второй раз, — умеешь ты убеждать, черт красноречивый. Поехали… только мне надо будет отцу позвонить.
— С Кутузовского и позвонишь, — заметил я, — там два телефона, один из них АТС-2, знаешь, что это?
— Знаю, — вздохнула она, беря меня под руку, — поехали уже.
Я было направился ко входу в