Бабушка Онория оглядела ее критическим взглядом и заявила:
— Выглядишь просто великолепно, а эта прическа в греческом стиле очень тебе идет. Но, по-моему, ты не в настроении? — (Антония молча кивнула.) — Я понимаю, почему ты в него влюбилась. Может быть, все-таки простишь его? Мужчинам свойственно ошибаться.
— Нет, никогда! — горячо возразила Антония. — Такое не прощают. Да он и не любит меня.
Разговор бабушки с внучкой был прерван появлением семейства Грейнджеров. Антонии пришлось согласиться, чтобы Эмили опекала ее на балу: другого выбора у нее не было. Эмили же, наоборот, была горда поручением. Недалекая миссис Грейнджер все же понимала, что Антония не только красивее ее, но и лучше воспитана.
Как только все расселись в карете, опекунша заметила, что взоры мужчин прикованы к довольно глубокому декольте Антонии. Куда только смотрела старая леди; разрешив девице на выданье нарядиться в такое платье! Антонии следовало бы надеть что-либо более скромное. Преисполнившись непривычным для нее чувством превосходства, Эмили поправила кружева, прикрывавшие ее тощую грудь.
К счастью, на балу Антония, увлекаемая кавалерами, желавшими с нею потанцевать, оказалась на другом конце зала, далеко от своей семейки. Однако ее спокойствие было скоро нарушено: в зал вошел Маркус Эллингтон. Девушка прикрылась веером, чтобы никто не заметил, как она покраснела.
А он шел по залу, направляясь прямо к ней, и взгляды всех женщин были прикованы к его стройной фигуре.
— Добрый вечер, мисс Дейн, окажите мне честь быть вашим визави в котильоне.
— Вы должны простить меня, милорд, но у меня болит голова и я не танцую. — Отодвинув портьеру, Антония шагнула в соседнюю с залом комнату отдыха.
Но он последовал за ней.
— Маркус, не ходите за мной. Это неприлично. Если нас увидят, то могут подумать…
— И будут правы, — спокойно заявил он и уверенным движением обнял ее.
Антония тем не менее попыталась вырваться, но, как только его губы коснулись ее губ, замерла. Соображения приличия в тот же миг вылетели у нее из головы, и она отдалась во власть единственного человека, которого любила. Когда их губы разомкнулись, Маркус, все еще не отпуская ее, спросил довольно игриво:
— Признайтесь, ваш толстяк кузен так не целуется.
— Ах, значит, вот почему вы меня поцеловали — чтобы я могла сравнить. К вашему сведению, сэр, я никогда не позволяла ему обнимать меня и никогда не позволю.
— Но мне-то вы позволите, Антония? Давайте покончим с этой игрой. Скажите, что будете моей женой.
— Это не игра, сэр. В мужья я выберу человека, умеющего любить, а вы стремитесь только владеть.
— Антония, прекратите! Не ведите себя как обиженная старая дева. Между прочим, не всегда вы были такой неприступной!
Маркус тут же пожалел о том, что сказал, но девушка уже с силой ударила его по щеке и, рыдая, выскочила из комнаты.
В зале в это время танцевали замысловатый котильон, и пары торжественно двигались по залу. Антония сбила с ритма несколько пар и смешалась еще больше, когда Маркус, схватив за руку, поставил ее в ряд танцующих.
— Что вы себе позволяете! — прошипела она.
— Мы еще не закончили, — буркнул он, улыбаясь одними губами. — И если единственный способ заставить вас продолжить разговор — танцевать, значит, попляшем.
В это время пришла их очередь кружиться в центре зала, и девушка с ужасом отметила, что все взгляды устремлены на них.
— Оставьте же, наконец, все эти глупости и скажите «да». — Он говорил слишком громко, и Антония, вспыхнув, попросила:
— Тише!
Они разошлись и снова сошлись в танце.
— Я серьезно, Антония.
— Нельзя же вырывать согласие силой, — шепотом укорила она.
— Мы будем танцевать до тех пор, пока вы мне не ответите, — твердо сказал Маркус, и она поняла, что он не шутит.
На них уже стали оборачиваться, дамы, сидевшие вдоль стен, перешептывались, прикрывшись веерами. Она попыталась вырваться, но Маркус держал ее слишком крепко.
— Выходите за меня замуж, Антония. Вы же знаете, это ваша судьба.
— Никогда! Я никогда не выйду за вас замуж, Маркус Эллингтон.
Как раз в эту минуту музыка оборвалась, и ее слова прозвучали на весь зал. Подхватив юбки, Антония бросилась вон. На улице, позабыв о накидке и шляпе, она подозвала извозчика. Кучер был явно удивлен, что его нанимает молодая леди, которую никто не сопровождает, но остановился.
Ходок, открывший ей дверь, тоже выглядел ошеломленным.
— Мисс Антония! А где же миссис Клэренс? И ваша… шляпа? Что случилось?
— Все в порядке, Ходок. Расплатись с извозчиком и пошли ко мне мою горничную.
Раздевшись с помощью служанки, Антония попросила ее сообщить леди Грейнджер, что она вернулась домой с головной болью и решила сразу же лечь спать. В изнеможении девушка опустилась на кровать и закрыла лицо руками. В висках у нее стучало, щеки все еще горели от унижения и стыда.
Завтра весь свет будет сплетничать, обсуждая ее поведение на балу. Она не только сама оскандалилась, отвергнув во всеуслышание лорда Эллингтона, но и его поставила в неловкое положение. Он никогда не простит ей этого, несмотря на свою вину. А она-то думала, что сможет скрыться от него в Лондоне! Теперь ей придется снова удалиться в Хартфордшир, пока свет не займется каким-нибудь новым скандалом и о ней не забудут. И бабушка ее не простит, каких бы широких взглядов она ни придерживалась.
Кто-то постучал во входную дверь так громко, что было слышно у нее в комнате. Наверное, опять Грейнджеры, решила она. Скорее всего, Хьюитт с Эмили. Уж они позаботятся, чтобы не упустить ни одной детали, когда будут ябедничать бабушке о том, что произошло на балу. На лестнице послышались шаги, потом хлопнула дверь в комнату бабушки, и все стихло.
Визит длился около получаса. Когда замер стук колес по мощеной мостовой, Антония стала со страхом ждать, когда бабушка ее призовет к ответу. Но никто ее не позвал, и она вскоре заснула.
Утром леди Грейнджер встретила ее как ни в чем не бывало — добродушно улыбаясь.
— С добрым утром, дорогая! Надеюсь, ты вчера хорошо провела вечер?
— Нет, бабушка, не очень. Ты наверняка уже знаешь… Ведь Хьюитт все тебе вчера рассказал?
— Ах, Хьюитт! Я пропускаю его слова мимо ушей. — Леди Грейнджер замолчала, ожидая, пока слуга не поставит на стол кофейник и не уйдет. — Ты, наверно, не прочь на время уехать из города?
Антония подняла на бабушку полные тревоги и боли глаза, и у старой леди сжалось сердце. Но она ничем себя не выдала, а просто добавила:
— Можешь взять мою карету, мой кучер довезет тебя до Хартфордшира.
Антония поблагодарила бабушку, хотя в душе была удивлена, что та не предложила ей в провожатые горничную. Стало быть, бабушка все же ею недовольна, так что у лучше ее ни о чем не просить.