Рейвен решила попробовать бульон из баранины с ячменем, и Хит скормил ей несколько ложек. Потом он развел огонь, принес сонное зелье, напоил им Рейвен и, когда она проглотила последнюю каплю, велел ей сесть на ковер и опереться спиной о его колени. А сам взял щетку, развернул тюрбан и принялся расчесывать длинные мокрые пряди.
Пляшущие языки пламени, голубоватые, красные, оранжевые, вместе с нежным поглаживанием загипнотизировали Рейвен. Скоро она впала в некое подобие транса, лишенная воли и возможности действовать. Ей было так хорошо ощущать себя в его сильных, властных руках. Еще несколько минут — и она утонула в теплом море восхитительной неги. Рассеянно заметила, что боль утихает, отдаляется… Хорошо бы никогда не вставать. Так и сидеть здесь, чувствуя ласковые прикосновения Хита.
Веки ее наконец опустились. Она, чуть повернувшись, положила голову ему на колени и уплыла в сонное царство, где были только они вдвоем.
Умиленный, он сидел неподвижно, боясь спугнуть ее безмятежность и расслабленность. При этом неимоверно страдая от ее близости. Каждое прикосновение щетки непередаваемо возбуждало его. Расчесывать ее волосы, уподобляясь покорной служанке… нет ничего более волнующего. Если она когда-нибудь будет принадлежать ему, он вдоволь наиграется ее смоляными прядями, прежде чем овладевать ею снова и снова… Нельзя не видеть, что сегодня она жаждала его прикосновений.
Хит отложил щетку и дотронулся до волос Рейвен загрубевшей ладонью. Как хорошо, что она спит и не чувствует боли!
«Ты заворожила меня, красавица. Никогда не верил раньше, что найду женщину такую невинную и прекрасную, как ты, но ошибся. Хочу, чтобы ты была моей, Рейвен».
Он закрыл глаза, вновь ощутив безумное желание. Все это время, ухаживая за ней, он испытывал райское наслаждение вместе с муками ада.
Хит отнес Рейвен на широкую кровать и осторожно укрыл одеялом, а потом долго стоял рядом, наслаждаясь ее нежной прелестью. Подумать только, что при таких черных волосах кожа у нее словно розовые лепестки со сливками! Ресницы лежат мохнатыми полумесяцами на высоких скулах, а пухлый пунцовый рот просит о поцелуе.
Усилием воли он заставил себя отойти и сесть ужинать. Поев, он откинул голову, смежил веки и попытался отвлечься. Не получилось. Она звала его, манила, искушала, требовала вернуться. Хит отважно боролся с соблазном, но силы были неравны. Наконец он сдался и, шагнув к кровати, бесшумно разделся и скользнул в постель. Рейвен не проснулась, когда он нежно, но властно привлек ее к себе.
Маковый отвар не только погрузил девушку в сон, но и унес в волшебное царство, переливающееся всеми цветами радуги, где все создания были тоже волшебными и все чувства обострялись. Вокруг нее плясали кольца оранжево-желтого огня, но она не боялась, потому что рядом находился Султан, ее страж и защитник. Она так любила его, что отважилась закричать:
— Лети, спасайся!
Он сделал широкий круг, но вернулся к ней.
— Я не покину тебя. Мы вместе пройдем сквозь беду, Шеба.
И неожиданно их подхватила дымная спираль и понесла все выше и выше, от лижущих ноги пламенных языков, от ужасающей тьмы — в безоблачное голубое небо, где ослепительно сияло солнце. Свобода! На свете нет ничего более опьяняющего, чем свобода!
Султан и Шеба, соединившись, взлетали в небо, как единое существо, хмельные от счастья быть вместе, живыми и свободными.
Откуда-то донесся ритмичный стук, и Рейвен подумала, что это шум их крыльев, но тут же сообразила, что это скорее всего топот копыт по упругому изумрудно-зеленому торфу. Перед ними расстилалось лазурное море, и когда они галопом подлетели к берегу, то стали гоняться друг за другом в буйном, бесшабашном веселье. Их длинные черные гривы развевались по ветру, как знамена, и восхитительная свобода опьяняла и сводила с ума. Они вбежали в воду и поплыли.
Рейвен опустила взгляд и увидела, что мокрая ткань облепила груди.
— Ты и вправду дьявол, Хит Кеннеди! Нарочно дал мне свою рубашку, зная, что вода сделает материю прозрачной! Я сгораю со стыда!
— Ничуть тебе не стыдно. Ты немного стесняешься, чуть-чуть боишься, но опасность возбуждает тебя. Сама говорила!
Рейвен нырнула, надеясь, что он последует за ней, но Хит отчего-то оказался впереди, протянул руки, и она охотно, с готовностью бросилась в его объятия. Сейчас он прижмет ее к груди, и все заботы уйдут.
Он подхватил ее и вынес из моря. С каждым шагом она все сильнее ощущала его руки на своем теле. Хит уложил ее на нагретый солнцем песок и растянулся рядом. Медленно расстегнул пуговицы ее намокшей рубашки, стянул ее с плеч, коснулся груди и принялся ласкать ее. Сильные пальцы гладили тело от груди до бедер, и она вздрагивала, когда загрубевшие ладони чуть царапали нежную кожу. Рейвен наслаждалась каждым прикосновением, умирая от желания самой ласкать загорелую мощную грудь, провести пальчиком по упругому, налитому мужскому естеству, но руки отчего-то не повиновались.
Она ощущала его нежность, обжигающий жар его губ, и мир растворился и стал исчезать. Они забыли обо всем, даже о приливе, который неумолимо их настигал. Рейвен отчаянно льнула к Хиту, и они погружались все глубже в полуночно-синюю пучину, и тут произошло чудо. Он совершил усилие, и они вновь оказались на поверхности. Она понимала, что он — ее опора, крепость, ее сила. Хит обладал Умением, и Рейвен хотела, чтобы он всю жизнь охранял ее от бед и опасностей.
Они плыли рядом, два черных лебедя, соприкасаясь крыльями, скользя по озерной глади к замку, откуда доносился манящий звон колокольчика… нет, церковного колокола, радостно возвещающего, что два человека решили соединить свои судьбы в таинстве брака.
Глаза Рейвен широко раскрылись: перед алтарем вместе с Хитом стоял священник, готовый провести церемонию без ее согласия. Вместо свадебного наряда Хит позволил ей надеть всего лишь белую сорочку, которую она носила еще со времен своего похищения.
Темноволосый шотландец приобрел над ней полную власть. Над ее мыслями, голосом, жестами. Кормил ее с рук, словно она была соколом, а он — ее новым хозяином. Учил выполнять его повеления, иногда позволял полетать, но неизменно приманивал обратно и закреплял путы на своих мощных пальцах. Своей воли у нее не было. Он похитил ее так же легко, как одежду и свободу.
— Рейвен, сосредоточься на мне, — твердил он. — Покорись. Отдай мне свою волю. Свою суть. Слушай мои слова и делай, как я велю.
И она слушала. Ощущала его доброту и нежность, так же как силу и власть.
— Открой свой разум мне навстречу. У тебя нет выбора. Повторяй за мной священные обеты.
Она чувствовала себя уязвимой, беззащитной и беспомощной и словно во сне обещала любить, чтить и повиноваться. В ушах громом отдавались слова священника, объявлявшего их мужем и женой: