Читать интересную книгу Огнетушитель дьявола - Василий Головачев

«Бомба» представляла собой стометровый ажурный многогранник с неярким рубиновым шаром внутри – инициатором особого поля, объединяющего электромагнитные, слабые и ядерные взаимодействия. Поле это называлось стринговым – от слова «стринг» – струна – и создавало колоссальные силы натяжения вакуума. Достаточно сказать, что каждый метр «струны» такого поля растягивают силы, эквивалентные массе ста миллионов Солнц. Естественно, родившись в объеме «бомбы», такое поле мгновенно стягивается в точку, создавая мини-коллапсар.

– Начинаю трехминутный отсчет, – раздался в ухе Кузьмы тот же голос, принадлежащий руководителю эксперимента.

Бросив взгляд на «бомбу» – далекую искру света, похожую на звезду: в космосе человеческое зрение не позволяет ему ориентироваться в пространстве так же эффективно, как на планетах, и не дает оценить расстояние до видимых объектов, будь то звезды или недалекие предметы, – Кузьма спустился в люк на куполе «черепахи» и быстро добрался до зала визинга, в котором собрались все, кто имел отношение к испытаниям «бомбы».

Здесь уже находились старшие Ромашины – Игнат и Филипп, Владилен Ребров, Юэмей Синь, Сауд ибн-Мохаммад – один из разработчиков проекта, двое инженеров и сотрудники службы безопасности, всего одиннадцать человек. Руководитель испытаний и его помощники базировались в другом месте, на борту когга с инком сопровождения. Еще один когг, принадлежащий погранслужбе, контролировал подходы к району с «зеркалом» и многогранником «черной бомбы».

Сначала «черепаху» и десятиметровый прямоугольник «зеркала» разделяло всего три километра, так как она была хорошо защищена, но директор УАСС, руководствующийся какими-то своими соображениями, велел отодвинуть модуль, и «черепаху» отвели на два километра дальше, хотя по расчетам зона сжатия не должна была превысить объем с радиусом в триста метров.

Инк досчитал положенное количество секунд до конца, и «бомба» взорвалась.

И ничего не произошло. Поле обзорного виома в зале визинга почти не изменилось, только пропала алая искорка на черном фоне с бисером звезд.

Однако техника видеосъемок позволяла увидеть весь процесс «антивзрыва» растянутым во времени и как бы на расстоянии вытянутой руки.

Начался он с неяркой вспышки света – засветились грани и ребра «бомбы», испуская бледное «перламутровое» сияние. Затем металлические ребра многогранника расплылись жгутами светящегося дыма и начали стремительно течь к ядру «бомбы», превратившемуся в колючий сгусток тьмы. Этот сгусток на какое-то неуловимое мгновение вырос в сотни раз – словно выстрелил колючками тьмы во все стороны – и тут же сжался, но не в точку, а в «запятую» – отчетливо видимый черный вихрь. Таким необычным образом сказалось на процессе воздействие «зеркала».

Автоматике удалось проследить и записать трансформации самого «зеркала».

Сначала оно превратилось в квадрат света, в ослепительное окно в неведомые пространства, а когда его пронзили колючки тьмы, это окно разбилось на осколки – точь-в-точь осколки стекла! – соединившиеся в своеобразную «ромашку» с зеркальными лепестками, которая испустила сноп пронзительно синих лучей, потекла к центру, вращаясь и пульсируя светом. Причем каждая последующая вспышка сдвигалась по спектру к длинноволновому диапазону: синяя, голубая, зеленая, желтая, оранжевая, красная…

И, наконец, произошло схлопывание «лепестков ромашки» в спираль, в течение миллионных долей секунды превратившуюся во вращающуюся «запятую» диаметром в десять сантиметров. Это было все, что осталось от «зеркала». Но специалисты ждали иного – сжатия «бомбы» с «зеркалом» в невидимую точку, в элементарную частицу, а никак не в объект, который можно было разглядеть невооруженным глазом.

– Что это такое?—нарушил молчание в зале Филипп Ромашин.

Никто ему не ответил. Все понимали, что образовался новый экзот – объект с необыкновенными свойствами, как на Меркурии после испытаний «малого паньтао», но каковы эти свойства и насколько он опасен, предугадать было невозможно.

– В конце концов, и паллиативное решение – тоже решение, – проговорил командор погранслужбы. – Мы теперь знаем, что «зеркала» поддаются внешнему воздействию.

– Это не решение, – покачал головой комиссар СБ. – Возможно, эта черная «мини-галактика» опаснее, чем само «зеркало».

Возражений не последовало.

Руководители спецслужб начали расходиться. К стоявшему в сторонке с отрешенным видом Кузьме подошел Филипп.

– Что скажешь, теоретик?

Кузьма пожал плечами.

– Скорее всего образовался кольцар.

Директор УАСС оглядел лицо внука с неопределенным интересом. Он знал, о чем идет речь. Кольцарами физики называли кольцевые структуры – замкнутые сами на себя «струны». Согласно теории такие кольцары служат горловинами входа в зеркальный мир[28].

– Для образования кольцара нужны другие энергии. Хотя идея перспективная. Что у тебя?

– Чушь собачья у меня, – мрачно отвернулся Кузьма; он осунулся, под глазами залегли тени, и было видно, что держится он только на упрямстве. – Расчет «паньтао» дает странные результаты.

– Конкретнее.

– Получается хроносингулярность.

Филипп хмыкнул:

– Насколько я понимаю, речь идет об остановке времени?

– Решение приводит к образованию зоны деформации мерности и даже к области с застывшим временем. Я назвал такие области хроноконами.

– Почему хроноконами?

Кузьма хмуро улыбнулся.

– Хронокон – это сокращение слова «хроноконсервы».

К разговаривающим родственникам подошел отец Кузьмы.

– Как дела, сын? Давно не виделись.

– Он уже может предложить нам хроноконсервы, – пошутил Филипп. – Решение близко, я чую, но следует поторопиться. Дай знать, как только выйдешь на финишную прямую. Пошли, Игнат.

Старшие Ромашины пожали локти Кузьмы с двух сторон и направились к выходу из зала визинга. К задумавшемуся Кузьме подошел Хасид.

– Куда направляемся? На явку?

Явкой он называл станцию СПАС, на которой теперь работал Кузьма.

– Нет, – буркнул ТФ-физик, глядя на черную спираль в центре виома: она была видна благодаря особым приемам видеообработки изображения. – Мне нужна разрядка. Можешь достать когг?

– Зачем?

– Хочу посмотреть вблизи на «теннисный мяч».

– Это опасно. Нам нельзя «светиться».

– Разве я сижу в изоляторе? – огрызнулся Кузьма. – И выпущен оттуда под твое честное слово? Можешь или нет?

– Нас все равно не пропустят к «мячу».

– А ты добейся! – раздраженно бросил Кузьма. Потом очнулся, виновато глянул на невозмутимое лицо друга. – Извини, устал я, вот и психую.

– Я попробую, – сказал Хасид. – Подожди здесь, поговорю с комиссаром, пока он не исчез.

Он отошел и вернулся через десять минут.

– Порядок, разрешили. «Теннисный мяч» сейчас крутится за орбитой Нептуна, поэтому ближайшей базой, имеющей «пакмаки» и когги, является погранспейсер «Мощный». Нам дали проводку на его борт.

Друзья опустились в отсеке метро «черепахи» и через минуту вышли из кабины метро спейсера «Мощный».

Осложнений не возникло. Команда корабля уже получила распоряжение командора службы о выделении транспортного средства типа когг «особо важной персоне» Кузьме Ромашину и сопровождающим его лицам и о предоставлении режима наибольшего благоприятствования указанной персоне. Правда, для обеспечения режима безопасности им был дан пилот, которым стал драйвер-секунда «Мощного» Юрген Колциг, но это уже не имело значения.

В шестнадцать часов по среднесолнечному времени когг стартовал из эллинга спейсера и спустя четверть часа догнал «теннисный мяч дьявола», за которым как тень следовал спейсер. Аппаратурой когга «мяч» хорошо просматривался с любых расстояний, но Кузьма попросил подойти на предельно допустимую дистанцию, и пилот подвел аппарат на километр, так что «теннисный мяч» загородил обзор ощутимо массивной глыбой зеркально полированного металла.

Так они сопровождали «мяч» несколько минут, вслушиваясь в будничные шумы эфира: звоночки, свисты, резонансы, тихие голоса наблюдателей, следящих за мчавшейся по Солнечной системе махиной. И Хасид, и Кузьма занимали операторские ниши в кокон-рубке когга и не нуждались в экранах, датчиках, системах связи и виоме обзора: все это заменяла адаптивная система кокона, – и каждый из них чувствовал себя так, будто находился в пустоте один, без всякой защиты. Но стоило кому-нибудь подумать об изменении положения или попросить приблизить тот или иной участок видимого поля зрения, как инк когга послушно выполнял приказание – не вмешиваясь при этом в деятельность пилота, – и тогда души людей наполняло чувство уверенности и силы, опирающееся на сознание п о в е л е в а н и я мощной машиной пространства. Хотя у пилота это чувство, наверное, должно было быть абсолютным.