уголков рта короля и стекали вниз. Глаза выпучились.
— Отрезать ему… член! Этой суке член всё равно не нужен. Ха-ха-ха, — произнеся это, он залился злобным смехом.
Вэйрад смотрел на это. У него дрожали губы. Он был в ужасе. Он боялся что-то сказать или сделать. Он увидел новый метод измывательств отца. Воочию лицезрел новый уровень безумной жестокости отца. Ошметок полового органа Зельмана полетел в сторону Эстороссо. Его довольный взгляд уничтожил Вэйрада. Зельман был в отключке. Он ещё долго не сможет прийти в себя. Благо, медики быстро среагировали.
— Ваше Величество, вызывали? — спросил вошедший гонец.
— Да. Отправь это письмо в Тзильет. Князю Рогуду. Голубем. И это письмо тоже отправь голубем. Но в разведывательный лагерь Эверарда Медбера.
— Слушаюсь, Ваше Превосходительство.
IX.
— Уверен, что не хочешь остаться? У твоего сына есть талант. Есть потенциал. Если ты его покинешь вновь… думаю, он навсегда разочаруется в тебе. У всякой психики есть предел износа. Твоё возвращение его слегка передвинуло, однако очередной уезд…
— Учитель, я благодарен вам за всё, но я не могу более оставаться здесь. Не могу вас обременять своими сыновьями. Тем более, они не видели меня и так уже несколько лет… Им пришлось справиться со смертью мамы без меня… — еле пробормотал Вэйрад, выпивая кружку пива. — Я заберу их с собой. Вы правы. Невозможно их мучить дальше.
Было тепло. И не только потому, что сидели они возле тихо потрескивающего костра на поваленном бревне в тёплую летнюю погоду.
— Ты же знаешь, что безопаснее этого места нет. А сейчас идёт война. Это опасно для них. Для твоих детей. Если ты хотел уехать на Север, ближе к Сноудэрхелю, то категорически не советую. Я недавно вернулся со спецзадания у границ Тзильета. Видно, мы готовимся к конфликту. Похоже, Зельман что-то задумал. Или собирается задумать. Я настаиваю на том, чтобы ты оставил мальчиков со мной. И сам побыл здесь.
— Я не пойду на это. Служба — превыше всего. Вы сами так говорили, помните?
— Служба превыше всего только тогда, когда у тебя на плечах нет детей, Вэйрад.
— Я не могу. Служба обязывает. Не могу я бросить всё и уйти! Родина нуждается в помощи!
— Господа, я принёс ещё бочонок! — присоединился Отсенберд, покачиваясь от повышенного содержания алкоголя. — О чём беседуете?
— Нашёл всё-таки! Фирдес, я тебе говорил, что если будешь так много и не аккуратно пить, то не долго тебе до больничной койки!
— Сегодня можно, — беззаботно ответил генерал.
— И всё же нам необходимо решить, что делать с мальчишками, — угрюмо продолжил Эверард, пристально вглядываясь своими угольными глазами в душу Вэйрада.
— Товарищи, что ж тут решать? Решать нечего. Мы с Вэйрадом забираем их и везём в столицу. Там мы немного отсидимся, а затем отправимся на фронт, оставив ребят у Зельмана, как выяснилось, они братья…
— Помолчи! Я тебе уже несколько раз говорил, что это государственная тайна. Распространение этой информации может очень дурно сказаться не только на общем внутриполитическом настроении, но и на мне лично! На моей семье!
— Какого чёрта! Вэйрад! Почему ты всем подряд треплешься об этом?! Вроде уже сознательный мужчина, а ведёшь себя как дурной ребёнок, желающий привлечь к себе внимание! И неужели вы полагаете, что оставить детей с королём — более благоприятная перспектива? — Старик томно вздохнул, покачал головой и продолжил, но с более тихим и спокойным тактом: — Зельман… Этот мальчик едва пережил гнёт своего отца… Ему пришлось узнать в малом возрасте о жестокости убогих монархов… Эстороссо Мудрейший едва ли ладил со своей головой. Он был безумен, алчен, глуп, упрям, никогда не видел иных позиций, кроме той, что оседала в его голове. Его политика была продиктована его подручными псами, которым всегда приходилось смягчать все углы. Вы натерпелись достаточно. Боюсь, даже слишком… — Старик отвёл глаза на ночное звёздное небо. Отсенберд и Леонель, не отрываясь, следили за каждым движением его губ. — Видишь ли, Вэйрад, он стал другим. Я видел его взгляд, когда последний раз встречался с ним. Он был холоден и расчётлив. Он уже не тот мальчик. Он стал тем, кого ты презирал. Он стал истинным королем. Таким, который пойдёт на всё ради своей цели. Я не хочу, чтобы твои дети были рядом с ним. Не хочу, чтобы они впитывали в себя все гнилые качества правителя. Не хочу, чтобы они жили так, как жили вы!
— Дядя Эверард… — На мгновение Вэйрад замялся, задумался, его глаза наполнились струйками солёных рек. — Хорошо… Я верю, что мои сыновья здесь в надёжных руках, но сам я… Боже… Слишком тяжёлое решение и слишком большая ответственность…
— Я что-то вообще не вник в суть повествования… — Отсенберд в привычной ему манере почесал затылок, покрутил пальцем в правом ухе и состроил задумчивую рожу. — Что происходило с вами в детстве? Я думал, что жизнь в королевской семье — сказка. Но после ваших речей, почтенный Эверард Медбер, я, кажется, уже не уверен…
— Эх, Фирдес, моё детство — это сплошной ад и ужас… Единственный лучик света и надежды, который словно божий дар сошёл на меня в самый мрачный момент, — это Агата… — Вэйрад наконец дал ход скупой слезе, которую так натужно пытался сдержать. — А я не смог его уберечь… Всё из-за этой бессмысленной войны… Почему я не был тогда рядом… Чёрт! Нет! Я не брошу Родину в час нужды… Я нужен ей.
— Мальчик мой, не стоит себя винить… Судьба жестока и непредсказуема. Она отнимет у тебя то, что сама же и даровала, как самый ценный подарок, лишь нагло и надменно ухмыльнувшись твоему отчаянному взгляду… К сожалению, жизнь так устроена. Скорбь мало может изменить. — Эверард, положив руку на плечо Вэйрада, говорил это так нежно, так мягко, что его хриплый грубый старческий голос словно растворялся в этой милой заботе. Заботе отца о сыне. — Но, право… Уверен ли, что дети не так же ценны? Что ими можно пренебречь? Подумай, Вэйрад… Подумай.
— Дружище, не время так горевать! Не вздумай, слышишь! Тебе нужно воспитать твоих детей! Это то единственное малое, что ты сейчас можешь для неё сделать! Бери кружку! Почтим память ушедших, — продолжил Отсенберд пьяным голосом, держа в руках кружку хмельного. — Ну-с, я начну… — Фирдес откашлялся и начал: — Я никогда не знал Агату Леонель… Но, видя своего товарища Вэйрада, я могу с уверенностью сказать: женщина она была шикарной! И я это говорю не просто так! Да, я пьян… Может быть, я и несу сейчас какую-то ересь, но! Я всегда был