— Мне жаль, — печально проговорил он. — Я пойду.
— Ты не поцелуешь меня? — грустно спросила Юля.
Франсуа натянуто с тоской улыбнулся:
— Юлия, что ты хочешь? Чтобы я тебя целовал или быть счастливой со своим Треплевым.
— Франсуа, когда ты рядом, я только и хочу, чтобы ты меня целовал. Меня к тебе тянет, я хочу быть с тобой и не могу этого отрицать! Что это? Любовь?! Я не знаю, как это назвать, увлечение, притяжение?! Рядом с тобой я забываю обо всём на свете! — Юля говорила очень взволнованно, и слёзы навернулись на ее глаза.
Если пять минут назад было так обидно из-за разговора о пьесе, то сейчас она не хотела, чтобы Франсуа уходил.
Молодой человек всё так же грустно смотрел на неё.
— Я тоже не могу знать, что и к кому ты чувствуешь, но могу сказать, что чувствую сам, — Франсуа как всегда приложил свою ладонь к ладони девушки и слегка надавил, а потом посмотрел на Юлю. — Юлия, ты нужна мне, особенно сейчас. Пойдём со мной, прошу.
— Франсуа, мне нужно переодеться и сегодня занятие с мальчишками, — отказалась Юля. — Давай, я останусь у тебя завтра? У меня последний день учебы, и я буду на законных каникулах! — предложила Юля.
Франсуа только вздохнул.
— Хорошо, буду ждать тебя завтра.
В этот раз он был печален, не стал, как обычно, целовать девушку, лишь едва коснулся губ и ушёл.
Юля ругала себя за то, что не может разобраться в своих чувствах: «Да что со мной не так?! Зачем я всё это наговорила Франсуа?! Только расстроила его. Я совсем не умею любить и ценить чужие чувства. Только и делаю, что всех обижаю». Юля совсем поникла от этих мыслей, стало больно.
Клэр заметила ее грустный взгляд и начала расспрашивать. Они в последнее время стали делиться всем. Юля много рассказывала про свою жизнь, про учёбу, про Франсуа и Петра. Клэр внимательно слушала. Да и сама она очень изменилась: стала более привлекательной, дома начала ярко краситься, больше улыбаться. У неё исчезли тоска и усталость в глазах, которые были при первой встрече, появилась жизнерадостность, веселье. Клэр много смеялась и играла с детьми.
Сейчас Юля поделилась своим смятением, сказав, что она не может разобраться в своих чувствах, но Клэр лишь сказала:
— Жюли, а что тебе мешает быть с Франсуа прямо сейчас? Ты ведь хочешь этого?
— Да! — не задумываясь, ответила Юля, это было правдой. Ей хотелось быть рядом с Франсуа.
— Так будь с ним! Почему ты ещё здесь?! — улыбнулась Клэр.
30
Юля переоделась, взяла необходимые вещи, позвонила Франсуа, но его телефон не отвечал. В его каморке не ловила мобильная сеть, Юля решила, что он там. «Будет сюрприз!» — и она пошла к нему.
До университета добралась быстро, но каморка Франсуа была закрыта, и Юля открыла дверь своим ключом.
Бледная лампочка слабо освещала чулан. Франсуа сидел в наушниках, слегка покачивая головой в ритме музыки. Он не слышал, как девушка вошла, наклонился над ноутбуком, и провёл головой, словно вдыхая что-то.
Юля подошла ближе. На гладкой поверхности ноутбука была дорожка белого порошка, а рядом в небольшой жестяной коробке лежали шприцы, маленькие пакетики с таблетками.
Увиденная картина поразила Юлю и привела в ужас.
Она резко сдернула наушники с Франсуа. У него на лице отразился не меньший ужас, он явно испугался её появления. Быстро закрыл коробку, но потом обессилено опустил глаза, понимая, что Юля всё видела.
— Франсуа, что это?! — строго и громко спросила Юля, хотя по испугу, растерянности в глазах Франсуа, по его молчанию догадывалась, что самое страшное её предположение было правдой.
Юля попятилась назад, не желая верить, что это может быть правдой: «Нет! Не может быть! Франсуа, как так?! Ты же невероятно талантливый, романтичный, яркий, необычный… И наркоман?!»
— Господи, Франсуа! — непроизвольно вырвалось у Юли на русском языке, и с болью смотрела на Франсуа. — Зачем?!
— Прости, — отчаяние застыло у него в глазах. Франсуа молчал, он понимал всю безысходность его положения. — Юлия, ты ведь об этом никому не скажешь? — уточнил он. — Пожалуйста.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Юля молчала, находясь в шоке. На её лице застыл ужас. Первое желание, которое у нее мелькнуло: сбежать, спрятаться и больше его не видеть. Но она его подавила, внутренний порыв помочь Франсуа остановил её.
— Франсуа, зачем?! Зачем тебе это нужно?! — Юля говорила громко с возмущением и отчаянием в голосе.
Он вздохнул.
— Эта цена моей жизни. Ты не уйдёшь? — уточнил он.
Он встал и хотел подойти к Юле, но она попятилась. Франсуа вздохнул, отошёл назад и вновь сел к тумбочке. Он забыл сложить в свою коробку один пакетик с маленькими круглыми таблетками. Высыпал их на ноутбук и стал трепетно выстраивать в ряд, сосредоточив на этом всё своё внимание, и будто забыл про Юлю.
Девушке было не по себе, но уходить она не собиралась. Юля сердилась, наблюдая за ним: не понимая и не принимая его действий.
— Франсуа, я не уйду, — строго сказала Юля. — Пока ты не расскажешь мне всё! Всё о себе. Какая цена? Зачем тебе это? Давно ты принимаешь наркотики?
Лишь выстроив все таблетки в один ровный ряд, он обернулся к Юле.
— Иногда мне нужно посмотреть на этот мир как нормальный человек, — спокойно и тихо говорил он. Франсуа стал совсем другой. Юля не узнавала его, как будто перед ней был незнакомец. Его голос, взгляд были тверды, но выражали отчаяние. — Пока мы ставили пьесу, я только один раз сорвался, прости. Юлия, я знаю, о чём ты думаешь, поверь, у меня нет зависимости, но иногда мне это нужно, чтобы продолжать жить.
— Франсуа, ты меня пугаешь! Ты ведь убиваешь себя, ты понимаешь это?! — разволновалась Юля. — Тебе нужна помощь!
— Прости, я не хотел тебя напугать. Я не знал, что ты придёшь. Юлия, мне не нужна помощь, поверь. Однажды мне уже помогли, — ответил он с холодом в голосе. — Теперь я вынужден спасаться этим. Я понимаю, что делаю, это меня не убивает, а помогает жить.
— Разве можно убивать себя, чтобы жить? Франсуа, я тебя не понимаю, — Юля всё ещё стояла и не решалась подойти.
— Юлия, иди сюда, не стой. Я тебе всё расскажу, — он подозвал её к себе. Девушка села рядом, и тогда Франсуа спокойно продолжил. — Юлия, я другой и всегда был другим для всех, только в детстве я этого не понимал. Не помню себя ребенком, но лет с пяти осознал, что умею всё, к чему бы ни прикасался. Я видел мир в деталях, и я хотел всем рассказать, какой он прекрасный, но меня никто не слышал, — Франсуа поджал губы и вздохнул.
Юля внимательно слушала, была напряжена и хмурилась, не до конца понимая, о чём говорит Франсуа.
— Просто я говорил с помощью музыки, играл на скрипке, родители улыбались — им нравилось, я думал, что приношу людям радость, думал, что они слышат мелодию моей души. Когда скрипка всем надоела, я стал играть на других инструментах и считал, что у меня получилось музыкой рассказывать, какой замечательный этот мир, я был счастлив. Но вместо этого меня отправили в больницу. Мама тогда много плакала, а я не понимал почему, им же нравилась моя игра. Они не слышали меня и принялись лечить, — Франсуа грустно усмехнулся. — Потом отправили в школу. Мама попросила учиться, и я выучился за один год, это казалось пустой тратой времени. Я закончил школу в десять, чтобы быстрее вернуться к музыке. Мне хотелось говорить нотами, я играл душой и только хотел, чтобы хоть кто-нибудь меня услышал. Записался в оркестр, брал и играл по очереди на разных музыкальных инструментах, но меня никто не слышал. У меня не было друзей, все считали меня странным. Они постоянно твердили, что я болен, даже моя семья.
Франсуа говорил с холодом, он нахмурился. Встал и налил из-под крана воды в кружку и пил большими глотками. Юля не смела его прервать, он впервые делился подробностями своей жизни.
— Я долго играл в оркестре, мне нравилось. В пятнадцать самостоятельно получил высшее образование опять по просьбе мамы. Родители считали меня каким-то самородком, хотели, чтобы я не тратил время впустую и стал ученым, — Франсуа поморщился. — Я сам тогда не знал, что обладаю фотографической памятью: мне достаточно пролистать книгу, чтобы знать её наизусть, я не думал, что это что-то уникальное. Семья не разделяла мои увлечения, и меня опять отправили в больницу. Надолго. Три года меня там тестировали, убеждая, что я чем-то болен. Но чем больше они меня лечили, тем меньше мне хотелось жить. Именно тогда я понял, что другой, и меня никто никогда не услышит, захотел стать нормальным, чтобы они вылечили, но вместо этого врачи меня убили, — он снова вздохнул и посмотрел на Юлю.