который не обеспечивает полноценный слух, чувствовать себя наравне с теми, кто слышит хорошо? Что произойдет с культурой глухих и жестовыми языками, которые их поддерживают, если глухим детям вживят такое устройство, заставив их учиться жить в слышащем мире? Эти возражения и опасения глухих людей достигли своего апогея в 1990-х годах, когда кохлеарные имплантаты стали более распространены, и сохраняются до сих пор[172].
Воспоминания Хауса и Кларка демонстрируют настойчивость и упорство, с которыми оба они преодолевали не только политические, но и технические проблемы, связанные с разработкой кохлеарных имплантатов. Они никогда не переставали работать над поиском решений. Улитка устроена тонотопически: волосковые клетки и слуховые нейроны у основания улитки (недалеко от того места, где она соединяется со средним ухом, в широкой части спирали) реагируют на высокие частоты, тогда как клетки на кончике реагируют на низкие частоты, и между ними расположены клетки, отвечающие за все промежуточные варианты. Чтобы увеличить набор частот, которые могут слышать и различать пациенты, Грэм Кларк хотел установить целый ряд электродов, которые могли бы покрывать большую часть спирали улитки и таким образом стимулировать разные ее участки[173]. Однако, если цепочка электродов будет слишком гибкой, она не удержится на повороте в улитке, тогда как слишком жесткая цепочка не загнется по спирали. Эта проблема мучила Кларка до тех пор, пока в отпуске на пляже на него не снизошло озарение. Он взял несколько спиральных раковин улитки и попробовал вводить в них разные травинки и веточки. Оказалось, что лучше всего работали стебли, которые были гибкими на конце, но более жесткими у основания: гибкий кончик позволял стеблю завернуться, а жесткое основание не давало ему сломаться. Сегодня вводимые в улитку электроды обладают разной жесткостью – гибче на кончике и жестче у основания – и покрывают примерно один оборот с четвертью в улитке, которая загибается на два с половиной оборота.
Различные модели кохлеарного имплантата работают по схожему принципу. На внешней части, которая крепится за ухом, расположен микрофон, который принимает внешние звуки и преобразует их в электрический сигнал. Этот сигнал отправляется на речевой процессор, который преобразует сигнал в цифровой вид и разделяет его на разные частоты. В ходе дальнейшей обработки эти сигналы отправляются обратно на внешнюю часть устройства, откуда они посредством радиоволн передаются на внутренний чип, установленный под черепом, который посылает их на нужные электроды в улитке в соответствии с частотой звуков. Электроды, расположенные у основания улитки, возбуждают слуховые нейроны, отвечающие за высокочастотные звуки, а электроды, расположенные ближе к кончику, стимулируют нейроны, связанные с низкочастотными звуками. Речевой процессор обычно выполнен в форме слухового аппарата и точно так же сидит на ухе, однако некоторые производители встраивают его в ту часть, где расположены микрофон и катушка-передатчик. Водонепроницаемые речевые процессоры можно носить на руке. Магниты на внешней и внутренней частях устройства удерживают их на нужных местах[174]. Такое устройство хорошо тем, что кохлеарный имплантат можно обновить, изменив программу на речевом процессоре, и для этого не нужно заменять внутреннюю частью устройства. Речевой процессор в имплантате каждого пациента настраивают таким образом, чтобы ему было наиболее комфортно и удобно пользоваться своим слухом.
Здоровая улитка содержит три тысячи организованных тонотопическим образом внутренних волосковых клеток, стимулирующих слуховые нейроны. В настоящий момент кохлеарный имплантат содержит не больше двадцати двух электродов, и не все их можно использовать одновременно для стимулирования смежных зон улитки. Поскольку соотношение внутренних волосковых клеток к электродам составляет больше, чем сто к одному, неудивительно, что люди с кохлеарными имплантатами различают частоты не так хорошо, как люди с нормальным слухом. Например, они могут не услышать разницу между нотами до и до-диез на фортепиано. Однако поразительно, насколько хорошо человек с кохлеарным имплантатом слышит в целом: многие могут понимать речь, не читая по губам, что позволяет им говорить по телефону, а те, кто получил имплантаты для обоих ушей, могут слышать речь в шумной обстановке и определять, откуда исходит звук. Многие глухие от рождения дети, которые получили имплантат на первом году жизни, хорошо ориентируются в слышащем мире. Совершенно поразительно, насколько эффективен оказывается кохлеарный имплантат – и это является живым свидетельством тому, как гибок и пластичен человеческий мозг.
Глава 12. Необъяснимое чувство
Когда Зохре исполнилось восемь лет, слуховой аппарат ей уже не помогал. Она не слышала абсолютно ничего – ни голосов людей, ни шагов, ни моторов машин, ни даже низкого рокочущего белого шума, который раньше она могла воспринимать через слуховой аппарат. К двенадцати годам она уже забыла, что такое слышать, и когда весной 2000 года врачи включили ее кохлеарный имплантат и отправили на него гудок для проверки, она даже не поняла, что слышит звук. Она, конечно, что-то почувствовала – какое-то странное ощущение в голове, жутковатое и неприятное. Зохра знала, что должна услышать гудки, так что когда на ее имплантат отправили второй гудок, и она снова испытала это странное чувство, она подумала, что это, должно быть, и есть слух. Это объясняло и те необычные ощущения, которые она испытала одновременно с тем, как посмотрела на Нажму и аудиолога и увидела, что у них шевелятся губы.
Итак, теперь Зохра слышала – но это был не тот слух, который мы знаем. Это было парадоксальное чувство. Она писала: «Я помню, как шла по улицам Торонто после того, как меня выписали из больницы, и я “слышала”… машины и другие звуки, но я не могла их узнать и не понимала, что они значат. Но я их “слышала”». В похожем ключе Оливер Сакс озаглавил свой рассказ о Верджиле, – «Смотреть и не видеть» – поскольку Верджил обрел зрение, но не понимал, что видит перед собой[175].
Когда Зохра на следующий день включила имплантат, все звуки были для нее «громкими, страшными и неприятными». Ей было очень трудно осмыслить, что именно эти ощущения другие люди считали такими важными для их жизни. Чаще всего мы приглушаем фоновые шумы в своем восприятии, порой даже не осознавая этого, но на Зохру абсолютно все звуки навалились одновременно. Она не хотела носить имплантат, но Нажма, ее кузены и дедушка с бабушкой настояли на том, что она должна попробовать. Через две недели звуки уже не так ее беспокоили, но даже сегодня Зохра иногда отключает имплантат, чтобы не отвлекаться на посторонние шумы. Благодаря своему новоприобретенному слуху она постепенно начала чувствовать более прочную связь с миром и с другими людьми.
Едва ли мы можем представить себе, какими были первые ощущения