Читать интересную книгу Расплата. Цена дружбы - Ярослав Зуев

– В девять. – Когда на вас случается наорать человеку, до того казавшемуся вполне миролюбивым, это всегда обескураживает.

– А сейчас сколько?

– Ну… – комментарии казались излишними.

– Ладно. – Смирилась Мила. Отвези-ка меня в банк.

– С ветерком? – скромно поинтересовался Бандура.

– С ветерком, – кивнула Мила. – Но, без жертв.

Оба просто не представляли себе, какой ветерок им сегодня предстоит.

Акционерный коммерческий банк Комбанк, обслуживавший счет общества с ограниченной ответственностью «Кристина», располагался в Липках, неподалеку от станции подземки «Мечникова». Бонасюка удаленность банка от офиса не смущала. Клиенты рассчитывались, как правило, наличными, Вась-Вась выручку не инкассировал, не декларировал, а, как бы это сказать, присваивал, так что надобности подыскивать банк поближе у него не возникало.

Андрей в две минуты спустился к цирку и нахально вклинился в автомобильный поток, минующий площадь, чтобы подняться по бульвару Шевченко.

– Почти никому не помешал, – развеселился Андрей под аккомпанемент протестующих сигналов. – Мой отец любил поговаривать, что нахальство второе счастье. Правда, – подумав, добавил Бандура, – я не помню его самого наглым.

Справа показалась серая громадина Бессарабки.[46]

– А правда, что тут килограмм свинины чуть ли не по десять баксов? – спросил Бандура, вспомнив о роли эдакого провинциального простака.

– Правда, – сквозь зубы сказала Мила. «Мазда» металась из полосы в полосу, как солдат на полосе препятствий, и у нее закружилась голова.

– Ничего себе?! А если я, к примеру, бедняк?

– Бедняки сюда не ходят. Потому что тут не живут. Следи, пожалуйста, за дорогой. И не лети, как угорелый!

– Сама сказала, чтобы с ветерком. – «Мазда», завывая шинами, влетела в Бассейную.

– Жил да был рассеянный, с улицы Бассейной… – кряхтя, продекламировал Бандура, выводя иномарку из заноса. Чудом разминувшись с трамваем, они очутились у банка.

– Кто бы про пробки очки втирал? – отдувалась Мила, выбираясь из салона у банка. – Половину Центра за пять минут проехали!

– Раз на раз не приходится, – философски сказал Андрей, вытаскивая сигареты из бардачка. – Сегодня проехал, а завтра убился. Диалектика.

– Так ты еще и философ. – Мила хлопнула дверью. – Ладно. Подожди меня здесь. И, кстати, не смей курить в машине.

Приютившее Комбанк четырехэтажное здание напоминало дом быта советской поры. С той лишь разницей, что место вывесок «Ремонт часов», «Прачечная» и «Индпошив» заняли плакаты с логотипом КомБанка. Удостоверившись в том, что любоваться нечем, Андрей ненадолго прикорнул. Кристина никогда не рассказывала ему, в каком банке обслуживается сауна, так что подозрений не возникло. Мало ли, какие у Милы дела? К тому же, Андрей не выспался.

– Доброе утро, – улыбнулась Мила, быстро управившись с делами.

– Солдат спит, служба идет, – пробормотал Бандура. Хорошо было бы умыться снегом, но сугробы как назло растаяли.

– Вот что, – Мила Сергеевна потирала руки, напомнив Андрею полакомившуюся сметаной кошку. – Пожалуй, есть повод кое-что отметить. Ты, вообще, завтракал?

– Нет, – честно ответил Андрей, памятуя о том, что во всех случаях, кроме крайних, лучше не врать. – А что?

– Ты, наверное, проголодался? Тут неподалеку весьма приличное заведение.

– Я на нулях, – предупредил Бандура.

– Не забывай, что ты на работе. Я просто обязана тебя кормить.

– Только скажи, куда ехать? – попросил Бандура, двигая челюстями, как корова.

– К Дому Офицеров. – Распорядилась Мила, извлекая мобильный. – И не несись, как на пожар. Пока мы везде успели.

Бандура хотел возразить, что это противоречит основополагающим законам физики, но Мила Сергеевна заговорила в трубку:

– Паша? Привет. Я все отправила. Как договаривались. Сумму назвать? Платежное поручение номер сорок четыре. МФО три шесть восемь…

Бандура напряг уши, но услышанное казалось абракадаброй.

– Деньги ушли. Только что. – Продолжала Мила, рассеянно глядя перед собой. – Я попросила девочек провести, и дождалась, чтобы при мне отправили. Позвони, как только поступят… Я на мобильном. Все, тогда пока.

– Мы у Лавры, – доложил Бандура.

– Видишь обелиск, впереди?

– Солдатам?

– Наверное. Я не знаю. Езжай мимо него. Сразу за троллейбусной остановкой ресторан.

Внимание Андрея приковал памятник. По широкополым панамам советского образца и автоматам Калашникова с десантными прикладами Бандура догадался, что монумент установлен «афганцам». Впрочем, понятие «монумент» едва ли подходило в данном случае. Никакого пафоса, свойственного воинским обелискам советской поры, тут не было и в помине. И отлитые металлом персты не указывали правильного направления. В смысле, куда нам, выжившим, продвигаться. Три немые фигуры в человеческий рост казались обыкновенными солдатами, хлебнувшими мертвой воды, чтобы окаменеть в самом центре города. Вспомнив отца, каким тот вернулся из Афганистана, Бандура подумал, что та непонятная война, возможно, и была мертвой водой, которую почему-то относят к сказкам. Когда-то, под конец восьмидесятых, Бандура-старший сказал при Андрее, что если уж строить памятник павшим в далекой и чужой стороне солдатам, то он не должен соответствовать установленным при коммунистах стандартам.

– Никаких протыкающих тучи мечей, – сказал отец, и плеснул в граненый стакан самогона. – Никаких вечных огней. Отдайте газ селам, чтобы хозяйки у печки не корячились. Никаких «никто не забыт, ничто не забыто». Люди все равно забудут, если не поймут. А они, по-моему, не понимают.

– Ты уж скажешь, – попробовала возразить мама Андрея. Жить ей оставалось совсем недолго, но об этом никто не знал.

– И никаких трибун для генералов. – Бандура-старший ее не расслышал. – К чертовой матери и то, и другое. Войны развязывают политики, начинают генералы, а умирать доводится солдатам. Тут вот что надо. Тут нужен храм…

Трое в сквере не были храмом. Но, от них веяло чем-то таким, чему тяжело подыскать определение. Безысходностью, покаянием, но и надеждой, сошедшимися воедино, чтобы намертво пригвоздить бронзовые изваяния к скупому каменному постаменту. «Мы не хотели, чтобы так вышло. Пускай у вас получится по-другому. Чтобы потом снова не довелось ставить памятники, кому-то еще, пока что подрастающему зашкольной партой…»«Наверное, батя бы оценил», – подумалось Андрею, прежде чем яростный автомобильный клаксон не вернул его в реальность, которая, впрочем, существует сама по себе только в головах дураков. Напирающий сзади джип с ревом обогнал «Мазду». Избегая столкновения, Бандура шарахнулся вправо. Пассажир внедорожника яростно покрутил у виска. На пальце поблескивала печатка. Пожав плечами, Бандура отвернулся.

– Ты точно засыпаешь, – укорила Мила. – Куплю-ка я тебе кофе. А то домой не доедем, чувствует мое сердце.

«Если оно у тебя имеется». – Андрей свернул на стоянку.

* * *

Ресторан «Три Корочки Хлеба» был стилизован под украинскую деревню славной эпохи «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Площадь в несколько сотен квадратных метров занимали крытые соломой мазанки, а на самом деле комфортабельные кабинеты на разное количество столиков. Территорию ресторана огораживал забор из палок, с нанизанными кое-где глиняными горшками.

– Цены запредельные, зато качество отменное, – вполголоса сообщила Мила.

«Цена реальная, качество идеальное», – пронеслось у Бандуры в голове. Или наша реклама целиком рассчитана на идиотов, или ее производят исключительно дауны, но, с дугой стороны, кто-то же выкладывает при этом бабки. Причем, не малые, судя по всему. А если все вокруг кажутся отморозками, то, возможно, самому следует посетить психиатра? Как бы там ни было, часть рекламных слоганов занозами застревают в голове, против воли обладателя мозгов. Не совсем ясно, стимулируют ли они покупательскую истерию, зато сохраняются долго, как камни в почках.

– Мы тут без штанов не останемся? – Бандура знакомился с меню. Мила ласково улыбнулась. Они сидели за столиком, и госпожа Кларчук колдовала над заказом. Внутри мазанка была обставлена, словно филиал «Метрополя», а дым мангала придавал обстановке романтический привкус и приятно щекотал ноздри. На жаровне поспевал шашлык.

Желудок Андрея среагировал как у собаки, имевшей несчастье подвернуться под руку профессору Павлову. Рот наполнился слюной. Издалека неслись обыкновенные в таких местах, стилизованные под блатату напевы, которые, в большинстве, почему-то создаются и исполняются евреями, как правило, далекими от гоп стопа и тюремных шконок. От соседних столиков в виде нестройного хора летели голоса других клиентов. Бандура напряг слух, и уловил отдельные фразы.

– Вчера в «Отстойнике» зажигали. Чистый отпад. Движение такое, обалдеть…