Я шагнул в крохотный кабинет, где теснились письменный стол, подвесной светильник, книжный шкаф и высокий, обитый кожей сундук, который как раз сейчас отпирал Барейль. Из его недр дульсе вытащил два небольших полотняных мешочка. Он кинул один из них мне, и тяжелый, размером с кулак, сверток приятно звякнул. Барейль запер сундук и, оперевшись на стол, поднялся на ноги. Его взгляд упал на ворох бумаг и рукописей, что загромождали стол. Дульсе глубоко вздохнул.
— Если вас не затруднит, государь… сожгите всё.
— Ты уверен?
— Мастер Дассин мог защитить свою работу, но мы не можем. Скорее, если позволите.
Бумаги было вдоволь, и огонь легко вспыхнул, оставив после себя лишь взвихрившееся облако пепла и дым.
— Все сведения, что были здесь, — во мне, — пояснил криво усмехнувшийся дульсе, распахнув дверь и вытолкнув меня под лучи негреющего солнца на какую-то пустынную улочку. — Если вы надеетесь когда-нибудь узнать, что было там написано, вам придется поберечь меня.
— Одна из моих первейших забот, — ответил я не громче, чем говорил он сам. — А пока скажи, где мы? Я бы хотел взглянуть на наших преследователей.
— К сожалению, у нас сейчас не самая выигрышная позиция, чтобы наблюдать за ними. Мы оставили их далеко позади. Я думаю, вы должны узнать это место, государь, — бодро прошептал он, проведя меня между двух домов розового кирпича и оглядывая из-за угла вымощенный белыми плитами внутренний дворик. — Мы находимся с внешней стороны крайних западных укреплений С'Регире Монпассе д'Тондей — королевского дворца Гондеи. То, что вы видите перед собой, было домом для вашей семьи, по меньшей мере, двенадцать столетий подряд. Это та самая площадь, где слуги мастера Экзегета нашли вас в толпе, собравшейся у горящего бочонка, в ночь, когда вас провозгласили Наследником.
Я перевел взгляд на величественные розовые башни, высившиеся над мощенным белым камнем двором. Бело-золотой стяг развевался над самой высокой из башен: два льва, стоящие на задних лапах, поддерживают арку, увенчанную двумя звездами. Знамя Д'Арната. Я и в самом деле помнил ночь, о которой говорил дульсе…
Жгучий холод. Никто не хотел тратить заклинания, чтобы поддержать огонь, так что всё, что только могло гореть, вытаскивали наружу, ломали и бросали в пламя, согревающее солдат: ящики, столы, стулья. Трое солдат пили вино и рассказывали о кровавой стычке на стенах прошлой ночью, как Поиск зидов, словно мор, переползал через стены и просачивался в тех, кто слишком долго вглядывался в ночную тьму. Мокрый снег бил в лицо и растаявшей струйкой стекал за шиворот…
— Государь, — Барейль трясся на холодном ветру, — с вашего позволения, нам надо двигаться. Я знаю укромное место неподалеку. Можно будет поспать и поесть в безопасности, и вы сможете обдумать наши дальнейшие действия.
— Веди.
Я встряхнулся и отогнал воспоминания прочь. Словно звездочет, наблюдающий первое затмение, или студент-историк, с вершины скалы следящий за битвой у ее подножия, я начинал верить в истинность того, что узнал за прошедшие месяцы.
Мы торопливо пересекли дворик и спустились между двух коротких стен по разбитым ступенькам, которые закончились узкой, темной дорожкой, усыпанной опавшими листьями и грязными комьями снега. Но вместо того, чтобы свернуть направо или налево, Барейль оглянулся, показал рукой влево и снова влево, вскинул бровь и исчез. Я попытался вспомнить, где именно он стоял. Потом дважды повернулся и оказался в душном проходе, пахнувшем жареным беконом. Две масляные лампы на стене едва рассеивали темноту, в которую я окунулся после ослепительной середины дня.
Барейль осторожно двигался по проходу, миновав пять или шесть скромных дощатых дверей. Боковых ответвлений не было. Людей тоже. Никаких украшений, ожидаемых от дворца. Возможно, это помещения для слуг. Достав из кармана ключ, дульсе отпер дверь в дальнем конце коридора и с поклоном пропустил меня внутрь.
Комната была небольшой и скромной. В ней едва хватало места для низкой кровати, квадратного стола, двух стульев с прямыми спинками и маленького, выложенного плиткой камина с чистой жаровней. На столе стояли четыре оловянные кружки и маленький латунный кувшин, от которого шел острый фруктовый запах саффрии, наполнявший всю комнату. Над входной дверью висела маленькая бронзовая маска: голова с двумя лицами, мужским и женским — обычное изображение Вазрина и Вазрины. Свет, необыкновенно яркий, режущий глаз, лился через чистые оконные створки на гладкий деревянный пол. Подойдя к окну, я увидел зрелище такой поразительной красоты, что не хватило бы и года, чтобы описать это чудо. Бело-розовые шпили, стержень города, тянулись поперек ступенчатых подножий заснеженных гор, которые ослепляли белизной на фоне лазурного неба. Арки мостов нависали, по меньшей мере, над пятью водными потоками, и гладко вымощенные улочки вились между домами и садами, поднимаясь вверх и сбегая вниз по склонам холмов, и сливались в широкую площадь, раскинувшуюся передо мной.
Огромное открытое пространство было вымощено тем же ослепительно белым камнем, что и маленький внутренний дворик, через который мы проходили. Толпы мужчин, женщин и детей самых разных сословий и достатка сновали по площади среди голых, сверкающих инеем деревьев, среди фонтанов, застывших в ледяном великолепии. В центре высилась огромная скульптура, изображающая пятерку скачущих лошадей. На средней сидела верхом женщина, чьи волосы и одежду, как и гривы и хвосты лошадей, трепал воображаемый ветер.
По краям площади теснились продавцы в одеждах из красного, зеленого и желтого атласа, торговавшие колбасками на палочках и напитками, разливаемыми из пышущих паром горшков. Там были гроздья цветных шариков, шелковые птицы, трепещущие на ветру флажки. Две женщины в серебряных масках продавали небольшие сверкающие облачка размером с ладонь. Девочка, стоящая почти под самым моим окном, разжала пальцы и выпустила облачко, и оно осыпало ее сверху тысячей блесток. Звуки лютни и виолы взмыли ввысь, стихнув лишь тогда, когда она ушла. Кузнецы и оружейники выставляли образцы товаров на широких столах, чтобы завлечь прогуливавшихся воинов в свои лавки, расположенные в боковых закоулках. Казалось, я смотрю на какую-то выдуманную картину, вызванную к жизни Певцами, такими, какой была моя мать.
Но мои изумленные глаза были прикованы уже к другому, потому что дальше, возвышаясь на фоне предгорий над ступенчатой россыпью садов и распростертой внизу площадью, стоял тот самый дворец, в который, как мне казалось, мы вошли только что через потайную дверь, — розовые башни и бело-золотые стяги, реющие в небе. Более того, хотя мы пересекли внутренний двор и спустились вниз, не поднявшись ни на единую ступеньку, сейчас мы находились где-то на уровне четвертого этажа в некой скромной гостинице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});