День триста двадцать шестой. Уже десять вечера. Как всегда, мы трое сидим в рубке и слушаем радио. Передают русские песни. Только что перестал молотить дизель, натоплена печь, и ничего, что болит голова и пыхтишь как паровоз.
Сегодня очень напряжённый день. Встали в два часа ночи, разбудил Максим. Он перехватил радиограмму Савельева в Мирный: «Менять коробку передач на АТТ-24 слишком трудно. Стало совсем плохо Дурынину. Температура 39°, синий. Надо вывозить его в Мирный. Поэтому два часа назад машины номер 23 и 24 пошли на Комсомольскую. Они доставят туда больного, и АТТ-24 будет заменён на тягач станции. Срочно шлите самолёт за больным».
Раз так, значит, утром будет самолёт. Борис пошёл заводить машину, потом (через час) он вернулся домой гонять дизель для радиопривода самолёта, а я стал водителем тягача. До восьми утра «катал» аэродром. В восемь убираю машину с посадочной полосы, сейчас должен прилететь ИЛ и начать бросать бочки.
Когда вернулся домой, здесь уже были весь синий Юра Дурынин, врач и ребята-водители. Они долго не спали, ослабели и замёрзли. Ведь шли всю ночь. Сегодня минус 51 градус и ветер 10 метров в секунду. Наскоро завтракаем. После завтрака — снова на машину, едем с Любарцом подбирать бочки. Только что приземлился Ли-2, и сброшенный бензин нужен ему, чтобы улететь обратно с Дурыниным. Собрали пятнадцать двухсоткилограммовых бочек, свезли к самолёту — и домой.
После обеда возился с наладкой схемы измерений. Кончил часов в пять вечера. Теперь можно вести регулярные наблюдения. Завтра попробую наладить протаивание, и пора улетать на Восток.
Писать кончаю, сильно режет глаза. Сегодня снова весь день работал без тёмных очков, их нельзя носить, когда ниже минус 40 градусов. Замерзают стекла, и ничего не видно. Голова раскалывается, иду спать. Завтра снова аэродром и бочки, но все это мелочь по сравнению с тем, что приходится делать нашим гостям с санно-тракторного поезда. Они не спали всю ночь, меняли гусеницы у машин номер 18 и 24. Часа через три, возможно, они кончат это и сразу уйдут в путь на восемнадцатой, оставив нам АТТ-24. Когда придут к поезду, им дадут часа два отдохнуть, и снова вперёд. И так день за днём при недостатке кислорода и морозе минус 60 градусов.
День триста двадцать седьмой. Встали очень поздно, сказалась бессонная предыдущая ночь. Днём начали систематические наблюдения за температурой. Работа оказалась очень трудоёмкой, на каждое измерение идёт больше часа. После обеда переделал нагреватель бура для термобурения в дальней скважине. Послал радиограмму в Мирный Дралкину с просьбой сообщить, когда я смогу вылететь на станцию Восток. Боря Шафорук целый день возился с оставленной поездом машиной. К концу дня удалось завести двадцатьчетверку, но у неё нет первой скорости и заднего хода. Другой машины нет. Будем работать — «катать» аэродром и собирать бочки на этой. Слушаем все «Последние известия», ждём сообщений об «Оби», а она не выходит.
Вышел из строя прибор для измерения потоков тепла, пришлось пустить в ход прибор, предназначенный для Востока. Начал строить график температур, он получается любопытным.
Перехватил разговор санно-тракторного поезда с Дралкиным. За сутки они прошли 60 километров. Савельев просит пальцы. Причина поломок — перегрузка машин и рыхлый снег. Трудно также с сейсмикой и ультразвуком. Александр Гаврилович не возьмёт Дурынина с собой на Восток, поэтому основные разделы науки ставятся под угрозу. Андрею одному очень трудно.
Опять болят глаза: писать кончаю, снова все трое сидим в рубке, ждём «Последних известий» из Москвы. Нас особенно интересует, как дела с «Обью». Выходи же наконец, не томи…
День триста двадцать восьмой. На нашей станции без перемен. Главное — вчера вечером вышла «Обь». Теперь пошла матушка — каждый день Родина к нам ближе на триста миль.
Вчера с утра собрали весь наличный провод и провели силовую линию к скважине. Всю вторую половину дня устанавливал треногу и лебёдку. К вечеру наконец начал протаивание, то есть термобурение.
День триста двадцать девятый. С утра продолжали протаивать скважину. Измерения температуры идут нормально. Удивительно хорошо спал ночью и часа два днём.
Сегодня в поезде неприятность. Полетела коробка передач одной из «Харьковчанок»,теперь у машины нет заднего хода и передней передачи. Савельев просит снять с тягача половину нагрузки, дойти до Востока, а потом вернуться и забрать остальное.
Восточники шутят, что поезд должен вызвать «Обь» на соревнование, кто быстрее придёт: «Обь» в Антарктиду или поезд на Восток. За сутки поезд прошёл одиннадцать километров.
День триста тридцатый. С утра гоняли дизель, к часу дня пробурили ещё два метра скважины. В два часа дня прилетел Ил-14 сбрасывать бочки, а в три вылетел на Комсомольскую Ли-2. Он дозаправится у нас и полетит дальше, на Восток.
Самолёт везёт на Восток из Мирного физика Рема Скрынникова и инженера-радиолокаторщика Максима Сандуленко. «Максимыч» будет работать на Востоке до прихода новой смены, а Рем, если будет хорошо себя чувствовать, пойдёт в поход к Южному географическому полюсу, станет помощником Андрея Капицы.
Мы с Любарцом поехали встречать самолёт. Через час после приземления выяснилось, что на левом моторе самолёта сгорела турбина наддува. Пришлось облегчать, разгружать самолёт. Без груза он смог взлететь и отправился в Мирный чиниться. Его пассажиры — Рем Скрынников и «Максимыч» Сандуленко — остались на нашей станции. Сидят, прислушиваются к себе, привыкают к высоте.
Часа в четыре сам оборвал гусеницей кабель, идущий к моему термобуру. Очень что-то плохо себя чувствую, болит голова.
Поезд сегодня прошёл 60 километров.
День триста тридцать первый. Устал страшно. Вчера закончил протаивание. Снаряд вмёрз в лёд на глубине шестьдесят метров, и я еле вытащил его.
Сегодня с утра готовились к встрече самолётов. Сперва прилетел ИЛ и сбрасывал бочки, а затем сделал посадку Ли-2, идущий на Восток. Он должен отвезти груз и выздоровевшего Толю Краснушкина. Заберёт он и наших гостей — Рема и «Максимыча».
Мы грузим на самолёт продукты: одиннадцать ящиков со станции, пятнадцать ящиков с полосы и восемь бочек с горючим для дозаправки. А нас только двое и высота 3500 метров, мороз минус 45 градусов и ветер 10 метров в секунду.
Наконец вернулись домой, и вдруг радиограмма — на взлёте внезапно остановился один мотор. Барахлит турбокомпрессор. Снова мы едем на полосу, разгружаем тяжёлый самолёт и забираем обратно ребят. Пустой самолёт, может быть, взлетит. И он действительно взлетел.
После обеда меняем двигатель на станции. Оба наших двигателя барахлят: у одного неисправен регулятор, у другого не в порядке электросистема. К счастью, недавно в одном из оставленных санно-тракторными поездами балков Максим Люберец нашёл почти новый двигатель, и теперь мы можем поставить его на место неисправного. Но сделать это не просто, каждый двигатель весит по 500 килограммов, а нас только трое.