расхохотался. Вот уж действительно, жаль, что он завтра ни на что не сможет посмотреть своими глазами. Хотел бы он увидеть их лица, насладиться плодами своей мести! Но ничего, возможно, он когда-нибудь прочтёт об этом в трактате: «Падение рода Нао», или даже увидит всё в созерцательном кристалле.
— Хуже смерти только позор, и вам придётся жить с этим позором!
Это тоже было отличной, достойной увековечивания фразой, но записывать Хань её не стал — он и так отдал роду Нао слишком много незаслуженных даров!
Стремительный росчерк ци — и кровь из его тела хлынула бурными потоками, заливая святилище. Было больно, но не больнее, чем на пытках-тренировках, не больнее, чем видеть Мэй в объятиях этого подлеца, не больнее, чем слышать, что родители находят ему замену!
Пусть отец поплатится за свои слова, а духи — за то что приняли клятву. Ну а если им что-то не нравится, то рядом есть мерзавец, который довёл Ханя до подобного! Пусть рухнет род, пусть матушка плачет сколько угодно, а предательские слуги, так ликовавшие при виде его мук, жрут свои помои — ведь раз род падёт, они потеряют работу и сдохнут от голода!
— Кем бы я ни переродился в будущем, все равно будет лучше, чем сейчас, — пробормотал Хань напоследок. — Попробуй, разберись с такими временными трудностями, у-чи-тель!
Он рухнул на алтарь, заливая его кровью. Наконец-то Хань, теперь уже не Нао, ощутил облегчение и внутренний покой.
Часть 2. Заплыв головастика. Глава 9, в которой желания героя исполняются, но не лучшим образом
Сегодня Фенга переполняла радость, почти что ликование. Несмотря на недавний случай, повлёкший получение очень обидной и прилипчивой клички, приемные родители отправили его сегодня стирать одежду и бельё, вместо того чтобы заставлять горбиться на поле. Это было занятием не столь тяжёлым, сколько ответственным — требовалась внимательность и некоторая ловкость. И то, что отправили не родных детей, а его, значило многое. Возможно, дело в том, что по происхождению он был городским, хоть самого города никогда не видел, так как был слишком уж маленьким, чтобы хоть что-то отчётливо запомнить. Впрочем, это не мешало напропалую врать, что в городе хижины строят из лучшего бамбука и кроют не рисовой соломой, а деревом, они бывают такими большими, что в них помещаются сразу столько семей, сколько пальцев на ладонях, и что строят их в два и даже три этажа. Впрочем, ему никто не верил, его за такое даже поколачивали — но так, беззлобно, для порядка. В этой деревне его не обижали — приемный отец Широнг колотил его не слишком уж намного чаще и сильнее остальных членов семьи, а приемная мать Зэнзэн кормила, пусть и остатками после себя, мужа и родных детей.
Происхождение Фенга, которое обычно служило лишь причиной насмешек и злых шуток приемной родни и односельчан, сейчас оказалось очень кстати. Ведь кто лучше может постирать бельё, как не «этот городской»? А то, что для стирки надо много времени — ну так у нас в городе так принято: делать всё тщательно и на совесть.
— Эй, Дерьмофенг, ты чего там застыл? — прокричала издалека старшая сестра Айминь.
Фенг повернулся, обиженно засопел, но ничего не ответил, продолжая стирку. Кто же мог знать, что в тех кустах, через которые он решит срезать дорогу, перед этим кто-то справил нужду? И даже так не было бы ничего интересного — ведь каждый рано или поздно вступает в дерьмо — не попадись он в этот момент на глаза брату Кангу, которого отец отправил проверить, почему Фенг возится так долго. И если бы только у Канга язык не оказался размером с тележную оглоблю и он не растрепал об этом всей округе! Кличка прилипла намертво, её употребляла даже мама! И это получилось намного обиднее прозвища «головастик», которым его называл учитель!
Стоп, какой такой учитель? Фенг, конечно, родился в городе, но всякие учителя — это для богатеев, умеющих читать. В их деревне таковыми были староста и бабка тётушки Жао, преставившаяся ещё до рождения не то что Фенга, а его приемных родителей.
Фенг вздохнул и прогнал глупую мысль. Подобные вещи иногда возникали в его голове с самого детства, а в последнее время случаи участились. Всплывали странные мысли, возникали новые, ранее неизвестные желания, появлялись очень непривычные привычки. Об этом Фенг, которому ни капли не хотелось прослыть чокнутым и получить ещё более обидное прозвище, не рассказывал ни одной живой душе. Он даже решил, что у него действительно не всё в порядке с башкой, как у старика Чуня, который несколько лет назад свалился с дерева и треснулся об камень.
Но, во-первых, головой Фенг бился разве что о затрещины отца, а во-вторых, это никак не объясняло, каким образом он стал обладателем умения читать. Откуда ему вообще знать, что в большой надписи на въезде в деревню «Пусть боги удачи и плодородия защищают Дуоцзя» допущена ошибка? Но он каким-то образом понимал, что вместо иероглифа «река» стоит иероглиф «лягушка», и таким образом слово «защищают» превращается в «сморкаются». И несмотря на то, что вслух обе фразы звучали одинаково, надпись обретала зловеще-правдивый смысл — боги действительно сморкались на деревню Дуоцзя, давно уже не посылая ни плодородия, ни удачи.
Фенг покрепче ухватил палку и принялся перемешивать бельё в плетёной бадье. Делать такие умел лишь кривой Яо — только он знал хитрое плетение, чтобы вёдра и корыта не протекали. Несмотря на то, что бадья была гораздо легче деревянного корыта, у Фенга никогда не хватало сил дотащить её к реке, всегда приходилось катить.
Бельё в бадье, наполненной водой и золой, сопротивлялось, оно лишь булькало и неохотно сдвигалось с места. Фенгу приходилось налегать на палку изо всех сил. Он не имел понятия, почему, чтобы сделать одежду чистой, её нужно ещё больше испачкать в грязной золе, но каким-то образом это получалось.
«Чистота превращается в грязь, а грязь превращается в чистоту», — подумал Фенг. Красивая фраза вышла настолько удачной, что ему захотелось её тут же записать на свитке из лучшего шёлка!
На свитке? Из шёлка? Писать? Фенг никогда не учился писать, единственный свиток в деревне находился у старосты, а весь шёлк — в праздничной ленточке его жены, которой та очень гордилась. Что за ерунда лезет в голову? Фенг посмотрел на свои руки — они оказались непривычно маленькими, тонкими, мозолистыми и с намертво въевшейся грязью, как будто после тренировок учителя. Может, приказать