Читать интересную книгу Дегустация Индии - Мария Арбатова

– Звонила мама, рассказала курьезный случай. Сейчас идет расследование по поводу того, что в нашем штате люди «прописали» своих домашних питомцев, – рассказывает Шумит, – и получают от имени этих животных продукты по карточке по заниженным ценам. Большой коррупционный скандал в штате.

– Как это? – не понимаю я.

– Ну вот, например, твоя кошка Аграфена. А ты бы прописала ее как родственницу. Она была бы Аграфена Арбатова. И ты получала бы на нее продукты со скидкой.

– М-да... такое может быть только в вашей стране.

– А в вашей стране могут такого прописанного кота еще в армию призвать. Недавно же у вас годовалового ребенка призвали по ошибке, – вредничает Шумит.

– А что за карточки?

– По этим карточкам государство отпускает некоторые продукты, например, муку, рис, сахар, по заниженным ценам.

Карточки получают все – мы обычно отдавали эти карты прислуге. Качество продуктов не устраивало.

– А как же у вас прописывают, если у вас у большинства нет паспортов?

– Эти карточки и есть система учета. Нищие получают их бесплатно. Это эффективный способ заставить их голосовать.

В Индии недавно пошли по пути позитивной дискриминации: обязали вузы на льготных условиях принимать малоимущих – представителей низших каст и племен. Так понимается равный доступ к образованию, независимо от касты и статуса. Конечно, это даст возможность прорваться одиночкам, но в целом – капля в море индийского населения, 40% которого неграмотно. Особенно женщины из низших слоев.

Система социального обеспечения в Индии сложная. Если человек работает в частных компаниях, он копит пенсионные деньги в разных фондах и страховых компаниях. Выйдя на пенсию, получает сразу одну большую сумму, называемую «Золотым рукопожатием». Иногда после смерти вдова получает полную пенсию за мужа, иногда частичную. Страховые компании и пенсионные фонды никогда никого не кидали, так что индийцы со всего мира хранят свои деньги на родине, а не в швейцарских банках.

Если вы не работали или не работали на государство, пенсии у вас не будет. Тогда на склоне лет вам нужен сын, по возможности успешный и богатый. Общество предписывает именно ему ответственность за вас. Дочь уходит замуж в другую семью, да еще и с хорошим приданым. Если у вас нет денег на приданое, вы берете в долг и расплачиваетесь потом всю жизнь.

Безграмотность, безработица и высокая рождаемость мешают Индии развиваться. В год на тысячу человек рождается 22,32, а умирает 8,28. Вот и посчитайте, как растет население в год! Кроме того, по числу ранних браков Индия на первом месте в мире. Официально вступать в брак разрешено с 18 лет девушкам и с 21 года юношам.

Но в гробу их родители видали эти законы. Правозащитники считают, что 15 девушек из 100 выходят замуж до 14 лет. А в провинции девочек отдают замуж до 10 лет! Парламент, конечно, обещает ввести драконовы законы, но безграмотное население в глубинке не воспринимает его всерьез, а больше советуется со своими богами.

Выйдя замуж, бедные девочки начинают рожать как крольчихи. Недавно в северном штате Уттар-Прадеш учителям, медикам и старейшинам деревень было предписано пропагандировать стерилизацию под страхом увольнения. Ясное дело, что священники всех конфессий подняли бучу, это по-прежнему кажется им безбожием, а умирающие на дорогах по-прежнему кажутся им праведным делом.

Шумит говорит:

– Индия – это притча про трех слепых и слона. Ее невозможно ощупать всю, а только условно разделить на очень много частей, и каждый раз будут возникать новые картины.

Лично я люблю делить страны на те, где права человека защищены; те, которые пытаются их защитить; и те, в которых они всем по барабану. Индия кажется мне страной третьего типа, несмотря на наследие императора Ашоки.

Никто давно не заглядывал на столбы с высеченными указами Ашоки о религиозной терпимости, бесплатном здравоохранении и ветеринарии, разведении целебных трав на полях и приютах для путешественников. Никто не вспоминает, что Ашока построил хосписы в V веке до нашей эры. Кстати, у нас в России первый хоспис был построен только после девяносто первого года женой Анатолия Чубайса.

Сегодня в Индии внятное здравоохранение есть только у среднего класса, составляющего тридцать процентов общества. Остальные живут в медицинском каменном веке, в результате этого средний возраст сегодняшнего индийца 25 лет!

Понятие прав человека в Индии своеобразно. Особенно в племенах. Например, в штате Уттар Прадеш, на родине Индиры Ганди, женщина и двое ее сыновей арестованы за жертвоприношение третьего ребенка. Мамаша руководила убийством по совету уличного колдуна. Надо сказать, что ее брат сидел в это время в тюрьме тоже за человеческие жертвоприношения богам.

А в штате Ассам человек просидел в тюрьме без суда более 50 лет вместо полагающихся по суду десяти. А в штате Чхаттисгарх в рамках действующего закона пятилетний сын после смерти отца унаследовал его должность и теперь ходит на работу с зарплатой 57 долларов.

А еще в одном штате недавно прошла кампания по запрету поцелуев на улице. Женщины-полицейские перед телекамерами стыдили и избивали застигнутых парочек, а потом держали их в участке до прибытия родственников. Студенты ответили демонстрацией со сжиганием чучел полицейских. В протесте против вмешательства полиции в личную жизнь их поддержали женщины-сенаторы, но это не слишком защитило парочки.

Полиция все равно охотится за целующимися; а в мусульманских кварталах Индии тетки, создавшие женские «эскадроны нравственности», по-прежнему громят установленные по распоряжению правительства автоматы с презервативами.

Говорят, что сексуальную революцию страны, создавшей Камасутру, начал европейский музыкальный телеканал. Другой вопрос, что он начал ее только в обеспеченной части общества – у остальных стоят черно-белые телевизоры моего возраста и европейский канал не виден.

Интернет и телевидение очень медленно рассказывают индусам, как живет остальное человечество. Только с недавнего времени люди в больших городах стали позволять себе жить в гражданском браке.

С одной стороны – чистый феодализм. С другой – как можно верить в западный гуманитарный стандарт и подражать ему, если твои дедушки-бабушки, мамы-папы жили не просто при колониализме англичан, а при колониальном геноциде!

И после этого геноцида Великобритании не пришло в голову не то что компенсировать беды и смерти, не то что покаяться и переписать учебники... она даже не перестала хвастать этим как героической страницей своей истории!

Мы подъезжали к Агре... В Агре живет больше миллиона. Она считается центром кустарных промыслов. Там целые кварталы резчиков по камню, и улицы в надежде на туристов заставлены каменными богами, колоннами, скамейками, вазами, чашами фонтанов, столешницами, подносами...

В Агре много заводов. Но этим словом может называться все, что угодно. И поле штабелей с кирпичами разной степени готовности, с печкой на земле, дымящей огромной трубой и двумя полуголыми чумазыми парнями. И картонная коробка, в которой сидят две женщины и что-то прядут, шьют, плетут или вышивают.

С шестнадцатого по девятнадцатый век город был резиденцией Великих Моголов, оставивших уникальные архитектурные памятники, которые кормят Агру и по сей день. К сожалению, сам город вокруг памятников остается серым, грязным и унылым.

Нас выгрузили возле Сикандра, в котором император Акбар, величайший из Моголов, построил себе мавзолей, окруженный парком. Если вы сидите пять часов в джипе, даже с кондиционером, то вам кажется, что рай находится сразу за его дверями. Однако когда вы выходите на сорокаградусную жару, географический адрес рая мгновенно перемещается внутрь джипа.

Парк начинался за огромными узорчатыми брусничными воротами. Обещали толпы антилоп и обезьян, но они оказались умней нас и попрятались от жары. Мы поплелись по длинной аллее к мавзолею. Население соседнего джипа выглядело жизнерадостней, поскольку оказалось более пьющим. Лида Григорьева, как истинная поэтесса, даже еще могла махать руками и восхищаться пейзажами.

Ранжана нашла экскурсовода. Люди данной «профессии» рекрутируются в Индии из толпы, галдящей возле входа в достопримечательность. Обычно это студенты, аспиранты, бывшие учителя.

Возле раскаленного порога усыпальницы полагалось оставить обувь, чего я, конечно, не сделала. Экскурсовод осуждающе зыркнул глазами, но нарываться не стал. Его могли легко поменять на другого. Не могла же я ему объяснять, что в стране, где половина населения ходит без обуви, микрофлора на босых ногах ничем не отличается от микрофлоры на моих подошвах.

Или что мне в принципе не нравится, что в бережности к чужим ритуалам либеральный мир всегда с готовностью уступает патриархальному. Когда мы едем в страну третьего мира, нам говорят: ваши голые плечи и короткие юбки оскорбляют их представление о месте женщины. Но при этом, когда их женщины едут к нам, никто не объясняет, что их паранджи, платки и балахоны оскорбляют наше представление о месте женщины, и их стоит оставить дома.