Читать интересную книгу Гражданская война. 1918-1921 - Николай Какурин

Таким образом, борьба за обладание линией р. Камы завязывалась под знаком встречной операции для обеих сторон. Вполне понятно, что наступление 3-й армии, встреченное превосходными силами противника, не могло развиться, и армии пришлось в начале декабря 1918 г. перейти к упорной обороне. 2-я армия, находившаяся в районе г. Сарапуля в 150 км за первым флангом 3-й армии, не могла своевременно помочь ей. Наконец, моральная и боевая упругость 3-й армии были исчерпаны, и, начиная с половины декабря, она левым флангом и центром начала быстро отходить по направлению к Перми. [195]

Командование Восточным фронтом, в предвидении неустойчивости на Пермском направлении, обращалось к главкому Вацетису с просьбой о подкреплении этого направления «надежной бригадой». Вацетис отвечал, что бригада дана быть не может и предлагал парировать удар на Пермь маневром 2-й и 5-й красных армий. Такой ответ Вацетиса становится понятным, если мы припомним, что как раз около этого времени им была начата подготовка решительных кампаний на Южном и на Западном фронтах, куда он старательно стягивал все свободные резервы. Для усиления Пермского направления потребовалось вмешательство правительства. 13 декабря В. И. Ленин потребовал от предреввоенсовета Троцкого помощи Перми и Уралу. В тот же день, т. е. 13 декабря, главком передал в распоряжение Восточного фронта 1-ю бригаду 7-й стрелковой дивизии (директива № 479/III) из Ярославского военного округа. Но эта бригада прибыла уже с опозданием.

Однако падение боеспособности 3-й армии зависело не только от одних причин военного порядка. В условиях Гражданской войны армия в особенности с чрезвычайной чувствительностью отражает на себе все колебания тех социальных слоев, производной которых она является. Так случилось и с 3-й армией. Ее рабочие кадры, сильно поредевшие в беспрерывных боях, были разбавлены мобилизованным крестьянством из ближайшего тыла — Пермской и Вятской губерний. В рядах 3-й армии за время ее отхода к Перми появились характерные признаки разложения: дезертирство, неповиновение и многочисленные переходы к белым.

Последующие попытки упрочить положение 3-й армии маневрированием 2-й армии в направлении Сарапуль — Красноуфимск не увенчались крупным успехом. Предоставленная собственным своим силам 3-я армия 24 декабря 1918 г. уступила Пермь противнику, после чего продолжала беспорядочный отход на Глазов, теряя материальную часть и неся значительные потери в живой силе. За 20 дней 3-я армия отошла на 300 км. Ее отход создавал реальную угрозу Вятке и всему Восточному фронту.

Для приведения в порядок частей 3-й армии и мобилизации внимания партийных и советских организаций к нуждам [196] и задачам фронта ЦК ВКП(б) направляет в район 3-й армии комиссию в составе тт. Сталина и Дзержинского.

Уже в конце января т. Сталин доносит в Совет Обороны{60}:

«К 15 января послано на фронт 1200 надежных штыков и сабель; через день — два эскадрона кавалерии. 20-го отправлен 62-й полк 3-й бригады (предварительно профильтрован тщательно). Эти части дали возможность приостановить наступление противника, переломили настроение 3-й армии и открыли наше наступление на Пермь, пока что успешное. В тылу армии происходит серьезная чистка советских и партийных учреждений. В Вятке и в уездных городах организованы революционные комитеты. Начато и продолжается насаждение крепких революционных организаций в деревне. Перестраивается на новый лад вся партийная и советская работа.

Частная неудача на Пермском направлении была возмещена успехами красного оружия на главном — Уфимском — и на Туркестанском направлениях. Действительно, несколько дней спустя после падения Перми советские войска, в свою очередь 31 декабря 1918 г. заняли Уфу, а 22 января 1919 г. части 1-й красной армии, наступавшие с запада, соединились в Оренбурге с Туркестанской армией (насчитывавшей, впрочем, в своем составе не более 10 000 бойцов) т. Зиновьева, наступавшей из Туркестана. Наконец, 24 января 1919 г. войска 4-й красной армии овладели Уральском.

Таким образом, в результате кампании 1918 г. главной массе сил Восточного фронта удалось приблизиться к Уральскому хребту — последнему местному рубежу, который надлежало преодолеть этим силам, чтобы затем широкой волной разлиться по равнинам Сибири и докатиться до жизненных и политических центров противника. Однако пространственность центра и сопротивление противника помешали достижению этих целей в 1918 г. В общем же успех противника на Пермском направлении и его неудачи на Уфимском направлении создали на Восточном фронте положение неустойчивого равновесия для обеих сторон. [197]

Общая политэкономическая обстановка, сложившаяся в начале 1919 г. в лагере революции и в стане белых, создавала для противника ряд предпосылок для попытки обратить это неустойчивое равновесие в свою пользу. В одной из предшествующих глав мы уже останавливались на колчаковском перевороте.

С внутренней победой Колчака на первый план исторической сцены вновь выступила, на этот раз ничем не прикрытая, буржуазно-помещичья реакция, опиравшаяся на успевшее вновь оформиться кастовое офицерство{61}. Мелкобуржуазная и демократическая контрреволюция «учредиловцев», разгромленная и обессиленная, отходила на задний план. Перейдя на положение правительственной оппозиции, она, однако, не смогла сорвать мобилизацию молодых возрастов Сибири, которую Колчаку удалось провести, опираясь на офицерские формирования в тылу. Сильные офицерские кадры на фронте дали прочный организационный костяк для этих возрастов на фронте. Таким образом, в начале 1919 г. в распоряжении Колчака была Сибирская армия, внутренние классовые противоречия которой не успели еще вырваться наружу. Для укрепления своей репутации у союзников Колчаку необходимо было ковать железо, пока оно горячо.

Внутренняя обстановка в лагере революции сулила некоторые надежды на успех наступательной попытки. В своем месте мы уже указывали на ту волну мелкобуржуазных колебаний внутри Советской страны, внешним выражением которой явились весной 1919 г. броски вправо социал-соглашательских партий и временный скачок кверху кривой крестьянского повстанчества. И то и другое являлось результатом [198] роста наших продовольственных затруднений к весне 1919 г. Противник проглядел только одно невыгодное для себя обстоятельство. Крестьянство в своем повстанчестве не выбрасывало лозунгов борьбы против советской власти, что свидетельствовало о прочном внедрении в нем самой идеи советской власти взамен идеи учредительного собрания. Продовольственная разверстка особенно остро была почувствована крестьянством Поволжья. Здесь, в ближайшем тылу красного Восточного фронта, прокатилась волна крестьянского повстанчества по Симбирской и Казанской губерниям. Это обстоятельство в связи с неудачей 3-й красной армии и отправкой части сил с Восточного фронта на Южный создавало для армий Восточного фронта положение временной слабости.

Пользуясь этим положением, Главное командование противника решило продолжать стремиться к нанесению решительного удара на северном операционном направлении через Пермь — Вологду. Удар в этом направлении при удаче приводил его к соединению с войсками интервентов на Северном фронте. Соединившись же с интервентами, Колчак от Вологды мог развивать удар на Петроград — в обход оборонительной линии Волги и Камы. Одновременно с этим ударом белое командование нацеливало сильный удар на линию средней Волги, примерно на фронт Казань — Симбирск, что кратчайшими путями выводило его на важнейшее для обеих сторон Московское операционное направление и давало ему две постоянных переправы через Волгу (мосты у Свияжска и Симбирска). Последнее направление являлось более важным потому, что проходило по более населенным [199] и богатым местными средствами губерниям и сближало войска Колчака с армиями южной контрреволюции.

Выполнение операции возлагалось на три отдельные армии, руководимые непосредственно штабом адмирала Колчака: Сибирская армия ген. Гайды в количестве 52 000 штыков и сабель при 83 орудиях была уже сосредоточена на Вологодско-Вятском направлении, примерно на полпути между Глазовым и Пермью; западная армия ген. Ханжина в количестве 48 000 штыков и сабель, при 120 орудиях развертывалась на фронте Бирск (исключительно) — Уфа (исключительно); оренбургские и уральские казаки — 11 000–13 000. Всего противник располагал 113 000 бойцов при свыше, чем 200 орудиях. Из этого количества 93 000 бойцов занимали фронт в 450 км, сосредоточиваясь на нем тремя отдельными сильными группами на Вологодском, Сарапульском и Уфимско-Московском операционных направлениях. Стратегическими резервами противника являлись 3-дивизионный корпус ген. Каппеля в районе Челябинск — Курган — Кустанай и три пехотные дивизии, формировавшихся в районе Омска.

Обращаясь к оценке плана противника, мы опять-таки должны, прежде всего, исходить из политического момента. Гигантский размер операции в пространстве и решительность конечных целей исключали возможность доведения ее в один прием до конца наличными силами белых армий. Значит, успех ее ставился в прямую зависимость от успеха последующих крестьянских мобилизаций. Но политическая линия колчаковского правительства в отношении крестьянства заранее исключала возможность всякого сотрудничества с ним крестьянства для своего собственного закабаления. Более того, всякая очередная мобилизация крестьянства нарушала неустойчивое социальное равновесие белых восточных армий не в пользу Колчака, растворяя офицерские кадры во враждебной им крестьянской массе и открывая выход к обостренной социальной борьбе в рамках самой армии. В таком положении сибирское командование могло рассчитывать на успех короткого удара, на ограниченный размах операции, и интересы политики и стратегии должны были толкнуть его на выбор таких операционных направлений, которые дали бы ему возможность поскорее подать руку [200] Южному белому фронту. Все эти направления лежали южнее Уфы. Но образование сильного военного белого блока и возможное слияние белых правительств юга России и Сибири, очевидно, не улыбались английской политике. Она по-прежнему продолжала толкать оперативное мышление и волю Колчака в сторону Вятки и Вологды. Поэтому план весенней кампании белых 1919 г. носит на себе черты двойственности, вредной вообще в военном деле, а при сравнительной слабости сил — вредной особенно. Эта двойственность выражается в стремлении одновременно нанести два сильных удара и на Вятку, и на фронт средней Волги.