Читать интересную книгу 100 сказок народов мира - Коллектив авторов

Яшар махал платком, – и по этому знаку рабочие давали последний удар. Треск, грохот раздавался. Рушился купол, стены. Ураганом взвивалось вверх облако пыли. И когда пыль проходила, только груда камней лежала вместо церкви, и как саваном, белою пылью были покрыты все дома, все улицы местечка, словно в саваны одетые, покрытые белою пылью, стояли люди. Земля вздрагивала от ужаса. А люди плакали и терпели. Яшар-паша шел дальше и дальше разрушал. В Липьяне к старому собору собралася «райя» и в ужасе глядела на стены, от старости поросшие мохом:

– Ужели и этого старика не пощадит паша?!

Никогда еще столько свечей не пылало в соборе. И день, и ночь духовенство пело молебны, и народ плакал и молился.

Тихо было кругом Липьяна. Изо всех деревень народ ушел в город молиться и плакать. Но вот по дороге раздались крики ужаса. Это бежали обезумевшие от ужаса жители соседнего местечка:

– К вам Яшар идет! К вам Яшар идет!

А по пятам за ними гнались, сверкая оружием, албанцы Яшара, злые и радостные. Ехал, окруженный блестящею свитой, Яшар. Шли, словно могильщики, с заступами землекопы, с кирками и ломами каменщики.

Прошли они, звеня и гремя, по мертвым улицам Липьяна, – и остановились на площади, против собора.

Усмехнулся Яшар, увидев целое море огоньков в узеньких, стрельчатых окнах старого, от старости позеленевшего собора. И сказал он своим приближенным албанцам:

– Гоните райю из собора. Сейчас начнем подкапывать стены.

А солдаты Яшара стали подальше от домов: – Такая громада – собор рухнет, – земля содрогнется, и домам не устоять. Весь город рухнет вместе с собором.

Приближенные албанцы протискались сквозь толпу к дверям собора и крикнули:

– Выбегайте, собаки. Сейчас начнем подкапывать стены. Рухнет, раздавит вас, как кучу червяков.

Но народ, который был в соборе, в один голос отвечал:

– Не пойдем из собора! Рушьте его на наши головы! Здесь отпевали наших прадедов, дедов, отцов. Здесь отпоют и нас.

И духовенство запело, отпевая народ, решивший умереть. Яшар усмехнулся:

– Глупые! Когда молния летит в вековой дуб и разбивает его в щепки, – разве она думает о мошках, которые сидят на его листьях? И если несколько собак приютилось под деревом, разве это заставит молнию изменить свой полет? Яшар – молния аллаха.

И он дал знак землекопам и каменщикам, окружившим старые стены собора, начать работу.

Стукнули заступы, кирки, ломы, – и вся несметная толпа народа, которая не поместилась в соборе и стояла около, попадала в ужасе на колени, закричала и завыла.

И был так страшен этот вой, что вздрогнуло даже сердце Яшара.

Он поднял руку, чтоб остановить работу. Посмотрел на покрытые мохом вековые стены, прислушался к похоронным напевам, несшимся из храма, посмотрел на рыдавший на коленях на площади народ и задумался. Словно отца всякий хоронил.

– Хорошо! – сказал Яшар. – Если вам уж так дорог этот старик, – я согласен его оставить. Но с одним условием.

Он усмехнулся злою улыбкою:

– Видите это дерево? Пока солнце опустится до него, пусть кто-нибудь из вас сбегает в Приштину и принесет мне оттуда во рту око железных гвоздей. Если не успеет, – собор будет разрушен, как только солнце дойдет до дерева. Торопитесь!

Яшар с презреньем оглядел «райю». Толпа переглянулась.

До Приштины – верст десять[53]. Времени оставалось с час. Да и разве можно добежать с закрытым ртом, полным гвоздями?

– Что ж вы? – продолжал презрительно улыбаться Яшар. – Никто не найдется?

– Я! – раздался голос среди «райи». И из толпы вышел Георгий Войнович.

Яшар засмеялся, глядя на него:

– Беги!

Георгий Войнович сбросил с себя лишнюю одежду, поклонился паше, поклонился народу и бросился бежать.

Народ в ужасе стоял на коленях и молился за Георгия Войновича.

Каменщики и землекопы шутили, смеялись, выбирая места для будущих ударов заступами и кирками. Яшар смеялся со своими албанцами и поглядывал на солнце.

А время неслось, как перед казнью, – и солнце быстро падало к дереву.

С улыбкой Яшар и с ужасом народ смотрел на солнце.

– Не вернется Георгий!

Вот золотом вспыхнула с края листва, и ветви стали розовыми.

Вот черное кружево листьев вырезалось на золотом солнечном круге. А Георгия Войновича нет. Солнце сейчас-сейчас коснется ствола.

Каменщики, землекопы взялись за кирки, заступы, лопаты и впились глазами в пашу, ожидая знака.

Прищурив один глаз, с насмешливой улыбкой Яшар взглянул на солнце и на ствол, подождал несколько мгновений и поднял руку. Но в эту минуту раздался крик:

– Бежит! Бежит!

По дороге бежал Георгий Войнович.

Ноги у него подкашивались, он качался из стороны в сторону.

Бежал, как бежит петух, которому перерезали горло. Спотыкаясь, с безумными глазами, он сделал несколько последних прыжков и упал у ног паши.

Изо рта у Георгия Войновича полилась густая кровь, и в крови гвозди.

С изумлением и с ужасом смотрел на него Яшар-паша. С изумлением и с ужасом глядели все албанцы. «Райя» рыдала.

– Встань! – приказал Яшар.

Но Георгий Войнович лежал, дергаясь у ног паши. И кровь лилась, лилась из его рта. Георгий Войнович умирал. Он проглотил несколько гвоздей.

Яшар-паша поднялся.

– Какая верная собака! – сказал он. Ужас охватил Яшара, он вскочил на коня и молча дал знак ехать обратно.

Молча и в ужасе поехали за ним албанцы. Молча и в ужасе пошли каменщики и землекопы, с заступами на плечах, словно могильщики.

А народ теснился вокруг умиравшего в судорогах Войновича, чтоб поцеловать хоть край его одежды. Так умер Войнович и спас старый Липьянский собор. И песни Старой Сербии до сих пор поют о подвиге Георгия Войновича.

Чауш[54] Висла

Македонская легенда

В Ипеке, в Приштине все жалеют чауша Сали-Бисла:

– Такой бравый был человек! И погиб из-за чего?! Из-за женщины.

Сали-Бисла был, действительно, бравый человек. Прежде он разбойничал в горах, – и такого страха нагнал кругом, что ипекский вали послал к нему верного человека.

– Охотнику лучше живется, чем дичи. Чем нам за тобой охотиться, охоться лучше за другими. Чем мерзнуть да мокнуть под дождем в горах, живи лучше в тепле и в холе. Чем разбойничать, – поступай на службу к нашему светлейшему султану. Будешь сам охранять край от разбойников.

Сали-Бисла ответил:

– Что ж, если хорошо заплатят, – мне все равно.

Вали обещал Сали-Висла сделать его через месяц «чаушем» и жалованье дать, как чаушу следует, и пенсию потом, – и послал в Стамбул донесение:

«Порядок вводится быстро. Опаснейший из разбойников Сали-Бисла раскаялся и даже поступил на службу охранять край от других разбойников».

Так Сали-Бисла из разбойника Сали-Бисла стал охранителем страны, а вали получил из Стамбула благодарность за усердие и быстрые успехи.

Однажды соседний албанский бей[55], богатый и могущественный человек, позвал к себе чауша Бисла и сказал ему:

– Ты, пожалуйста, не забирай себе в голову, что если исполнишь мою просьбу, то окажешь мне этим огромную услугу. Просто мне, по своему званию, не пристало пачкаться в таких делах. Отчего не дать заработать бедному человеку? Я и подумал: «Чауш Бисла – бравый малый, дам ему заработать».

Сали-Бисла поклонился и подумал:

«Когда богатый начинает заботиться о бедном, значит, ему хочется от бедного что-нибудь получить». А сказал:

– Ты голова, я руки. Ты подумай, – я исполню.

– Нехорошо даже, – сказал бей, – когда хорошая собака – в дурных руках. Не то что человек. Ты знаешь в Ипеке болгара Семена?

– Всю семью знаю! – отвечал Бисла.

– Пропади вся его семья, кроме жены! Марица – красивая баба. Обидно, что собака ест хорошее кушанье, когда люди голодны. Такой женщине место у албанца, а не у гяура!

Бисла поклонился и сказал:

– Что ж, сотня пиастров никому повредить не может! Всякому человеку приятно иметь сотню пиастров.

– А пятьдесят? – спросил бей. – Я о тебе же забочусь, хочу дать работу бедному человеку, а ты…

– Работу бедному человеку норовит дать всякий! – отвечал с улыбкой Висла. – Бедный же благодарит того, кто заплатит.

– Получай семьдесят пять и славь аллаха за мое благородство.

– Сначала попросим его, чтобы помог в деле.

Через два дня, под вечер, когда Марица шла за водой, из-за камня выпрыгнул Сали-Бисла, схватил ее в охапку, завязал рот платком, побежал с ношей к коню, который был привязан невдалеке, вскочил на седло и повез Марицу к бею.

Делам хорошим и дурным один враг – время. Время приносит мысли. Мысли изменяют дела. Ехал чауш, глядел на Марицу и думал:

– Не держал я в руках семидесяти пяти пиастров? А такой красавицы в руках не держал. Семьдесят пять пиастров! Приставь пистолет ко лбу, – у кого не найдется семидесяти пяти пиастров?! А такой жены не найдется. Бей желает ее себе! Вот какая женщина!